Знаю, что братья и сестра посещали это место, слышала их встревоженные голоса всякий раз, когда сознание возвращалось поиздеваться. Глаза резко распахивались, хватаясь за чужие образы, запоминая те с новой стороны. Лицо Лютера выражало скорбь, а на лице Диего читалась злость и печаль, он был один из тех, кто ненавидел отца всей душой, показывая это всякий раз. Эллисон всегда садилась на холодную землю, рассматривая железяку снаружи. Клаус, приходящий чаще всего под очередными таблетками, всегда махал рукой перед стеклом, отстраняясь каждый раз, видя вновь что-то за спиной. Бен любил рассказывать обо всем, что происходит в доме, пока это тело находилось под заточением камеры, а Ваня. Он любил играть на скрипке. Звуки, исходившие из-под его смычка, постоянно пробуждали сознание, позволяя слушать новую выученную им партию. Впервые совесть, спрятанная глубоко внутри, была благодарна семье, не позволявшей потеряться в себе еще сильнее. Ну, или так казалось.

Завтрак на лез в горло, саднящее после первого глотка воздуха. Голова кружилась как при первых разломах, а дрожащие руки, не в силах удержать и вилки, болтались без дела. Затуманенный взгляд блуждал по каждому из родственников, цепляясь за новые синяки или ссадины. Заточение окончилось всего-то час назад, поэтому.

— Отец, — хрипящий как на зло голос подвел. Тишина, повисшая в кухне лишь, позабавила. Братья и сестра знали, точнее, ощущали приближающуюся бурю.

— Слушаю тебя, Пятый.

Мелкий укол злости, где-то под ноющим ребром застиг врасплох. Тело дернулось вперед, а на лице появилась улыбка, широкая, иногда пугающая даже отца.

— У меня есть имя, отец.

— О чем ты хотела поговорить, Пятый.

— Кажется, вы забываете, что я не юноша, — ухмыльнувшись, Реджинальд перевел взгляд, делая победителем в этой игре не себя. — Позволь мне практиковаться в прыжках.

— Нет.

Без раздумий и вопросов. Он просто взял и отрезал возможность к обучению чему-то новому, совершенно неизведанному где-то там. Стул со скрипом был отодвинут. Неустойчивое тело пошатывалось, вынуждая Диего, сидящего рядом, слегка придерживать за руку.

— Но ты даже не подумал, — поднятая вверх ладонь заставила замолчать, а теплая рука брата, крепко сжимающая мою, тащила вниз на стул.

— Мы уже обсуждали это, Пятый. Ты еще слишком юна, а твои силы не устойчивы.

— Силы не устойчивы, да? Силы, отец?

Вырвав руку и покинув кухню, выбежала из Академии за долю секунды, идя вперед и не слыша голоса, окружившие в тот же миг. Кровь кипела в жилах, когда в голове звучал жесткий голос отца, вспоминались напряженные лица братьев с сестрой.

Синий разрыв времени, охвативший напряженные руки, объял все тело, перенося куда-то вперед, просто дуновение ветра, раскрывшее передо мной окно в будущее. Множество людей, одетые все в ту же одежду, мельтешили по улочкам в поисках свободного места, наверное. Сталкиваясь с зеваками, лишь усмехнулась, ощущая рвущее тепло в области рук.

Скачок прошел так же плавно, как и первый, но взрыв, раздавшийся почти перед лицом, откинул на пару метров, вынуждая врезаться спиной в лобовое стекло машины. Боль сковала тело вмиг, вынуждая обхватываться себя руками и приводить в чувства. Жар вокруг распространялся с бешенной скоростью. Огонь заполонял собой все разрушенные здания.

— Нет-нет, — отрицательно кивая головой и вскакивая, тут же принялась осматривать местность. Пустота и разруха, захватившие собой родной город, приводили в ужас, а привычное тепло от использования сил больше не грело руки.

— Ну же, черт тебя дери, — смотря на руки, перепачканные сажей и кровью, кричала громко, надеясь запустить волшебный механизм внутри себя. — Да работай же ты, ничтожная способность.

Закусив губу, вдруг замерла, давясь собственным вдохом, будто оказываясь в барокамере. Обломки от Академии валялись по всей улице, а заглотивший пыточное подземелье огонь, плавил потихоньку знакомый метал.

— Клаус?! Лютер, Диего? Ответьте хоть кто-нибудь. — Голос срывался на крик, когда тело металось из стороны в сторону, стараясь найти братьев с сестрой. Раскапывая кирпичи и не находя ничего, продолжала ругаться на собственную беспечность и глупость, пока что-то бликующее не привлекло внимание.

Глазной протез, зажатый в огромный пальцах, был вытащен из захвата в ту же секунду, но утерян, когда руки сжали рот, стараясь скрыть крик. Лютер, сжимающий протез, смотрел открытыми глазами вверх, а его свободная рука тянулась к Эллисон. Оставшиеся братья были найдены рядом с ними, лежа почти рядом друг с другом, видимо, защищая семью до последнего.

Предательские горькие слезы скатывались по щекам, а колени, встретившиеся с землей, вмиг разодрались, вместе с руками. Кулаки бились обо все, что под них попадалось: камни от стен, стекла от окон. Крик, больше походящий на ор умирающего животного, срывался до хрипоты, а растущая боль вынуждала прижиматься к земле сильнее. Уткнувшись лбом в окровавленные кирпичи и продолжая плакать, в тысячный раз просила прощения у родных, надеясь хоть как-то унять ураган, бушующий где-то там.

Наступившая ночь заманила грозовые облака и проливной дождь. Нехотя поднявшись с земли и кинув последний взгляд на близких, пошла куда-то вперед, кутаясь в свитер Академии как можно плотнее. Спекшаяся кровь, попавшая в глаза, мешала смотреть, но упертость не позволяла сбавлять темпа, пряча протез в кармане брюк. Мокрые темные волосы неприятно липли к лицу, слегка отросшие за два скачка вперед. Появившаяся челка падала в глаза. Не было сил поднять руки и убрать ее, сил не было ни на что в принципе. Даже вдох давался с трудом, совершенно не понимая, чего теперь ожидать.

Апокалипсис, добро пожаловать в мой проданный мир, кажется, так бы сказал любой писатель, начиная свой новый замысловатый роман, где персонаж, пройдя много испытаний по итогу окажется счастлив. Ох, как приятно было бы разочаровать этого беднягу, смотря на то, как его мечты рушатся под тяжестью настоящего.

Время шло, расчеты и накопление сил для открытие разлома росли, как и груз на плечах, пока однажды, сидя где-то в тысячах километрах от родного города, какая-то женщина не предложила помощь.

***

В гостиной Харгривзов была тишина, нарушаемая лишь тихим прихлебыванием очередной порции виски Клаусом, старающемся не смотреть по сторонам. Полуразрушенный особняк собрал в себя всю семью где-то за час, история гостьи заняла столько же времени, а удивление на чужих лицах лишь забавляло, вынуждая широко улыбаться. Изучая, такие знакомые, но чужие лица, девушка сжимала в руках нож-бабочку играясь с ней.

— Полагаю, ваша система перегружена и нужно время дабы уловить суть всей информации, сказанной мной за последние час?

— Да, — начал Диего, но вдруг подорвался, хватая свой нож и выставляя тот вперед. — То есть нет, черт возьми. Почему ты раздражаешь так же, как Пятый?

— Уж прости, братец, — пожав плечами, девушка слегка склонилась, исподлобья смотря на семейство и ухмыляясь. Повернувшись к Харгривзам спиной, девушка исчезла в синем свете, уклоняясь от запущенного в нее ножа и, оказываясь за барной стойкой, опустилась вниз, разбирая мусор после потасовки.

— Какого черта здесь происходит, Пятый?

Открыв рот, юноша был прерван девушкой, чья рука, держащая бутылку, показалась из-под стойки.