– Мне не надо, детка. Я ни в чём не нуждаюсь. У меня всё есть. Спасибо тебе.
Голос у старушки тоже был молодой. И улыбка. Всё это не совпадало с возрастными изломами на лице. Словно кожа ею была взята напрокат у другого человека.
– Поминала кого?
– Маму.
–Это хорошо, когда помнят. Надо помнить всех, кто рядом был.
Хотела бы с ними поговорить?
– С кем? – удивилась вопросу Элина.
– Ну, с теми, кто ушёл.
Элина пожала плечами.
«К чему об этом спрашивать? Ни с кем уже не поговоришь. Одни пожелтевшие фотографии остались, да поздравительные открытки».
– Если очень захотеть, то можно и поговорить. Снятся, поди, родные-то?
– Бывает. Как всем.
Она торопилась домой, тяжёлая сумка с яблоками оттягивала руки.
– Может, яблоками угоститесь? Забирайте сколько хотите.
Элина Витальевна поставила сумку на землю, наклонилась расстегнуть молнию. Открыла, начала старушке совать крепкие жёлтые плоды.
– Антоновка чудесно пахнет, – улыбнулась старушка. Яблоки моего детства. У отца сад был, так там одни яблони росли.
– Спасибо, детка. – И тепло стало от этого «детка». Так только мама к ней обращалась. Больше никто. Дети остаются детьми, пока живы их родители.
Взрослеют, потому что сразу становятся первыми в той грустной очереди на уход в неизвестные миры… Впереди уже никого нет, только они сами.
– Ты много не клади, мне не донести, – остановила старушка Элину.
–Я помогу, – сказала Элина Витальевна и сама удивилась предложению, поскольку очень устала, ноги отекли, плечо ныло от тяжёлой сумки. Она мечтала побыстрее добраться домой и встать под душ.
– Ну, если поможешь, тогда ещё возьму, – старушка улыбнулась. – Я недалеко живу, три остановки трамваем и по переулку пройти самую малость.
Доехали быстро. Улица была незнакомой. Старушка шагала так быстро, что Элина едва поспевала за ней. Уставшая женщина сердилась на себя. С какой стати она идёт в неизвестный ей дом к постороннему человеку? Зашли в маленький зелёный двор, в котором стоял небольшой домик. Из открытого окна соседского дома была слышна красивая мелодия, кто-то играл на трубе. Холёный чёрный кот медленно перешёл тропинку. Элина остановилась, захотелось по привычке плюнуть через левое плечо. Так, на всякий случай, от нечистой силы. Интересно, как с ним живётся, ведь сколько раз этот котяра за день умудряется перейти дорогу своим хозяевам! Словно прочитав мысли Элины, старушка уверенным голосом произнесла:
– Не стоит бояться. Здесь ничего плохого ни с кем не происходит.
«Странная бабушка… Плохое может произойти в любой точке земного шара.»
– Зайдите ко мне в гости на полчаса. Напою чаем и угощу вишнёвым вареньем с липовым цветом. Получите удовольствие и об усталости забудете.
«Наверное, я плохо выгляжу», – решила Элина. День получился тяжёлым, но старушке она на это не жаловалась. Откуда ей знать о её самочувствии?
Жилище незнакомки было вполне уютным. На комоде, старинной этажерке и большом чёрном столе вязаные крючком белоснежные салфеточки и скатёрки. Много старинных вещей, в углу у иконы тлеет лампада. Старушка ушла в кухню, вернулась в цветастом переднике с чашками в руке. Попили чай. Варенье было, и в самом деле, пахучим и вкусным.
– Простите. Я не спросила, как вас зовут.
– Вера. Просто Вера. Скажите, у вас много близких уже ТАМ?
– Что вы имеете в виду? Умерли что ли?
– Да. Те, что ушли от нас. Ушли в другой мир. Они там, а мы здесь.
Элине Витальевне стало жарко.
– Да, они там живут и всё про нашу жизнь и про нас знают, хоть и стали другими. Плоти нет, один дух. Они приходят к вам в ваши сны?
– Бывает. Снятся. Как всем… – вяло ответила Элина. Ей не хотелось развивать эту мысль, тем более, что старушка уже спрашивала её об этом. Но Вера не унималась.
– Особенно часто обиженные приходят. Они оттуда к нам являются, чтобы о своём прощении нам поведать. Успокоить хотят. Обидевшие тоже приходят. Хотят прощение наше получить. Случается, что-то очень важное не успел человек сказать в последний момент. У вас было такое чувство?
– Наверное, оно всех не покидает, пока не притупится боль потери. Я имею ввиду чувство вины у тех, кто живёт. Ощущение, что не сделали чего-то для своих родных – недосказали, недожалели, недопоняли…
– Вот, и я о том говорю. Но не надо о них очень сожалеть. Им там хорошо, просто не так как здесь. Там своя жизнь.
– Послушайте, Вера, боюсь обидеть вас, но то, что вы тут говорите про тот свет я не разделяю.
– Напрасно! Надо уметь отрываться от догм. Учитесь самостоятельно анализировать жизнь, пытайтесь понять вещи, которым в школах и институтах не учат. Я много чего знаю. Мне это помогает. Дано мне это.
Элина Витальевна засобиралась уходить.
– Спасибо за вкусный чай. Мне пора домой.
– Погоди, детка, я тебе кое-что хочу дать.
Старушка из кармана фартука извлекла фрукт. На вид это был обычный апельсин.
– На, детка, угостись сегодня вечером. Внутри он синего цвета. Пусть тебя это смущает. По вкусу он ничем не отличается от оранжевых. Он тебе поможет кое в чем разобраться. Будешь дальше жить в согласии с самой собой.
Элина Витальевна взяла апельсин, зачем-то ковырнула кожуру и понюхала. Пахло обычным цитрусом. Она поблагодарила Веру, взяла сумку с антоновкой и вышла на улицу.
Потом, позже, она не единожды будет пытаться вспомнить этот переулок, старушкин домик, и как ехала туда от храма, но найти его она не сможет никогда.
На улице смеркалось, моросил августовский дождик. Посмотрев на часы, Элина поняла, что провела в странном доме около четырёх часов, однако не могла вспомнить, что она делала там так долго. Казалось, что её визит к Вере длился не более получаса.
Добралась до дома. Долгожданные струи воды сняли усталость. Шелковый халатик приятно холодил тело. Перекладывая фрукты в холодильник, обнаружила лежащий сверху апельсин. Захотелось попробовать необычный фрукт и она начала его чистить. Внутри, как предупреждала старушка, плод был синего цвета. «Чего только люди не придумают! И чем им оранжевый цвет не ко двору пришёлся?» Элина положила в рот последнюю прохладную дольку.
Внезапно ноги отяжелели и захотелось спать. Элина прилегла на тахту в гостиной, хотела включить телевизор, но не успела.
За доли секунды она перенеслась в неизвестное место, которое словно паутиной было затянуто лёгкой белёсой дымкой. Такая туманность случается осенней порой, когда дымят далёкие загородные костры и воздух долго носит в себе их горьковатый запах. Здесь никаких запахов не было вообще, хотя должно было пахнуть яблоками и цветами. Их вокруг было много. В этой дымке стояли дома, среди них росли фруктовые деревья с зелёными, словно пластмассовыми листьями и большими изумительной красоты цветами ярких расцветок, неизвестными Элине. Это был город, но его улицы были пусты. Не было транспорта, птиц и домашних животных. Дома были невысокие белого цвета, все одинаковые. Элина шла по улице в домашнем халате, на ногах не было обуви. Не привыкшая ходить босиком, сейчас она не чувствовала в этом неудобства. Было комфортно ступать по земле, которая была мягкой, словно пушистый ковёр. Воздух не имел никакой температуры. Не было ни холодно, ни жарко. Странным было и то, что в городе не было звуков. Не пели птицы, не звенел трамвай и не гомонила толпа. Элина шла так, словно знала, куда ей следует идти. Улица сделала поворот и перед ней открылась площадь с большой зелёной поляной. Там ходили люди. Их лица были плохо различимы. Элине было легко в этой чужой местности среди незнакомых людей.
От группы людей отделилась фигура и двинулась навстречу. По мере приближения она становилась мучительно знакомой. Элина сглотнула ком в горле, замерла в счастливом предчувствии. Это была женщина. Она подошла почти вплотную, и Элина поняла, что не ошиблась.
– Мама! – воскликнула она, – Мамочка! – Как такое может быть? Ты же умерла. Где я? Скажи мне, что ты тут делаешь? – Элина хотела обнять мать, сделала шаг, но руки ничего не ощутили. Мать была рядом, но обнять её было невозможно. Дочь видела её покатые плечи, сутулую спину, родные руки, морщины на лице, выбившиеся из под платка седые пряди. Томящая тихая радость переполняла Элину. Хотелось плакать от счастья. И Элина плакала.
