Вот я буду идиот, если там окажется лишь то, что может оказаться между ног у богинь.

Я подтянул ноги, сел на корточки, стараясь не подползать близко к краю, подобрался под выпяченный таз богини. Пригляделся. Богиня была изображена во всех анатомических подробностях…

Тьфу! Это просто кусок камня. На женщину это похоже только формой. Я протянул руку, и ладонь вошла в прорезь, ровно между ног богини. Есть!

Я отполз обратно к стене и взглянул на добычу. Из влагалища богини удалось извлечь две коробочки. Небольшие, обтянутые голубым бархатом, совершенно одинаковые. Почему две? Я поковырял ногтем защелку одной из коробок. Поддалась она хотя и не сразу, но довольно легко.

Внутри коробочки лежал клочок бумаги. Старый, пожелтевший от времени, второпях вырванный из тетради.

Я нащупал в кармане зажигалку, щелкнул, прикрывая пламя ладонью.

«Аллочка!..»

Почерк был сбивчивый. Огонек зажигалки скакал на ветру. Текст записки я разбирал с трудом.

«Аллочка! За мной, похоже, пришли. Если ты сейчас читаешь эту записку, значит, ты получила мое письмо с мантрой и обо всем догадалась. Умница! Прошу тебя — увези Шань-бао из этой проклятой богами страны. Владимир Борисович обещал мне, что поможет вам с Сережкой перебраться в Румынию. Позвони ему, телефон А-14-20. Если мне не удастся выйти, то знай — я всегда любил только тебя. Да хранит тебя Бог. Твой Витя».

Я убрал зажигалку в карман. Ветер гудел в разбитых окнах.

Ровно семьдесят лет назад востоковед Виктор Кострюков заканчивал рабочий день. Убирал экспонаты в коробки, или чем он там еще занимался?

Они зашли в кабинет вон через ту дверь внизу. Двое или даже трое. Вежливых, гладко выбритых, похожих на майора Борисова. Кострюков все понял, попросил у них десять минут на сборы и принялся лихорадочно соображать, куда бы ему засунуть алмаз?

Кто такая Аллочка — я уже, наверное, никогда не узнаю. Жена? Сестра? Симпатичная аспирантка? Он был неплохим парнем, этот Кострюков. Понимал, что все — кранты, но думал об этой своей Аллочке.

И засунул свой сияющий бриллиант между ног сладострастной тибетской кобылке… А десятилетия спустя вынул его оттуда я.

Я выкинул вниз до фильтра докуренную сигарету и посмотрел на вторую коробочку. В жизни не держал в руках ничего драгоценнее обручального кольца. Я ногтем подцепил край коробочки и приоткрыл.

…Захлопнув футляр, я зажмурился. Это было как удар по глазам. Молния — и на мгновение мир превращается в негатив. Камень даже внешне напоминал череп: изгибы поверхности складывались в очертания мертвой человеческой головы.

И он совсем не сиял, этот камень. Он был словно черная дыра, выпивающая свет из окружающего мира. Он действительно потряс меня.

Я спустился вниз автоматически. В глазах рябило, и я не обратил внимания на то, что, когда я входил, молитвенный зал был темен, а теперь в нем горел свет.

Разумеется, я не думал, что просто приду, заберу камень и поеду домой отсыпаться. Но когда неприятности все-таки начались, я еще не был к ним готов.

— Стогов, Стогов… тебя предупреждали, а ты — тупой.

Приобняв блондинку Жасмин, посреди молитвенного зала стоял плечистый и бритоголовый бандит Дима.

Я огляделся. Раз, два, три… Всего шестеро. И неизвестно, сколько еще на улице.

Поиграть в Тайсона? Если выставить башку рогами вперед и ломануть к дверям, то двоих-троих я бы, пожалуй, даже сбил с ног. Но уйти мне бы не удалось. Все равно бы не удалось.

Блондинка выглядела ленивой и равнодушной. А Дима, как и в прошлый раз, танцевал на грани истерики.

Он снял руку с девушкиной талии и прошелся по ковру. В правой, опущенной руке парень держал большой пистолет. К встрече он подготовился основательно.

— Прикольно здесь, в монастыре. Никогда раньше не был. А ты?

Я промолчал.

— Золоченый мужик — это кто, Будда? Чего молчишь?

Я промолчал еще раз. Немного по-другому.

— Дурак ты все-таки, Стогов. В газете работаешь, книжки Будды наверняка читал. А все равно дурак… Кого ты собирался обмануть? Меня? Знаешь, чего ты добился? Ни хрена ты не добился.

Он остановился и порассматривал мою разорванную куртку. Он был на голову выше меня, поэтому рассматривал сверху вниз.

— Давай сюда камень. Проигрывать нужно уметь.

Я все еще молчал. Интересно, если я попытаюсь допрыгнуть до него, он действительно станет стрелять?

— Ну?

Разумеется, шансов не было. Разумеется, я это понимал. И все равно попробовал. С первого раза до его подбородка я не дотянулся. А попробовать второй раз мне не дали.

Я лежал, вжатый лицом в ковер. Один из Диминых убийц навалился мне на руки. Ноги держали целых двое. Сам Дима, тяжело дыша, шарил по карманам моей куртки.

Он нащупал коробочки, встал, отряхнул колени, отошел подальше.

— Почему две? Ира, почему коробочки две?

— Не знаю.

— Ира, здесь два бриллианта, да?

Убийцы несколько раз ударили меня ногой, за подмышки подтянули к колонне, прислонили к ней спиной. Когда я отдышался и поднял глаза, Дима пытался прочесть записку из первой коробочки.

Потом он сунул коробочку в карман и ногтем поддел крышку второй.

— Ох, ни хрена себе!..

Алмаз они рассматривали долго.

— Ира, это он, да? Он?

Блондинка медленно подошла поближе и заглянула в коробочку.

— Он.

— Тот, что мы искали, да?

— Это тот самый камень. Алмаз Шань-бао. Камень Желтого Императора.

— Краси-ивый.

Они тяжело дышали, вполголоса матюгались от восторга и перебирали толстыми ногами.

— А почему у него форма такая… Странная… Как будто череп…

— Трупным ядом разъело.

— Да?

— Этот камень шестьсот лет пролежал во рту у покойника.

— Иди ты!

— Это длинная история. Но зато интересная. Рассказать?

Блондинка полезла в карман куртки за сигаретами.

— Расскажи.

— Хорошо. Сейчас расскажу.

Жасмин закурила, выпустила струю дыма и начала говорить. У нее был скучный голос университетского лектора.

— Этому камню две с половиной тысячи лет. Китайцы называют его Шань-бао — «Череп императора» — и боятся как огня. Это один из самых крупных и самый древний бриллиант на планете.

Его история началась за семьсот лет до Рождества Христова, когда на приисках в джунглях Индокитая его нашел безымянный раб. Тогда этот камень был больше, он весил почти сто граммов и его еще не называли этим именем.

Чтобы вынести алмаз с прииска, раб всадил нож себе в бедро, засунул алмаз внутрь раны и только так смог преодолеть все линии охраны прииска. Три года камень пролежал под досками пола в его хижине, а затем раб сбежал, добрался до Шанхая и предложил камень скупщикам краденого.

Скупщики заманили раба в гавань и той же ночью утопили его. А камень был вскоре продан за двадцать тысяч юаней поставщикам императорского двора. Всего через месяц убийца раба был найден повесившимся. На собственной косе…

Девушка докурила, бросила сигарету, раздавила ее ногой.

— Желтый Император Цинь-Ши хуан-ди влюбился в алмаз сразу, как увидел его. Он велел придать ему соответствующую размеру огранку и шлифовку. После этого камень потерял в весе почти половину, но даже мелкие осколочки были оценены в сто сорок четыре тысячи юаней. По тогдашнему курсу это двадцать — двадцать пять миллионов долларов.

Император Цинь-Ши правил Китаем долго и похоронен был с почестями. В день похорон вокруг могилы Желтого Императора живьем закопали в землю почти сорок тысяч рабов и рабынь. А камень император завещал положить себе, мертвому, в рот.

Говорят, живьем закопанные рабы умирали долго и мучительно. Земля вокруг могилы шевелилась несколько недель. И все это время рабы проклинали своего беспощадного господина.

От этих проклятий тело Желтого Императора пропиталось жуткими ядами, от которых нет противоядий. Яды были столь сильны, что смогли разъесть даже алмаз. Китайцы считают, что камень проклят и каждый, кто дотрагивается до него, обречен. Недаром у камня такая странная форма: форма мертвой человеческой головы.