Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Подарили. Поклонники моего литературного таланта.

— Может, мне тоже пойти в журналисты? Делать ни хрена не надо, пей целыми сутками, а тебе за это еще и зарплату платят. И дарят джинов в бутылке. Поговори с редактором, может, меня тоже возьмут?

— Неужели к своим годам ты уже научилась складывать из букв слова?

— В свое время я даже написала…

— Что ты написала?

— Ничего. Ешь мясо.

— Что ты написала?

— Слово «хрен» на заборе. Тебе не нравится мое мясо?

— Нравится. Я фанат твоего мяса. Я куплю себе тишотку с эмблемой твоего мяса и стану ходить по улице. Я даже выпью за здоровье твоего мяса!

Потом я увидел, что от джина осталась только треть. Потом я посмотрел чуть левее и увидел, что из-под моей рубашки, надетой на Жасмин, торчит кусочек ее груди. Небольшой, но мне хватило.

Первый факт меня расстроил, а второй — нет. Раздумывая об этом, я даже не заметил, как «Бифитер» кончился совсем. Я пообещал, что сейчас приду, и пошел посмотреть, что там еще есть в баре. Выбор пал на почти целую бутылку «Синопской» водки. Типично дамский напиток.

Возвращаясь на кухню, я ударился плечом о косяк и чуть не выронил бутылку из рук.

Под водку Жасмин достала из холодильника несколько железных банок «Спрайта». Мы выпили водки, и я сказал Жасмин, что в следующий раз пьем на брудершафт.

— Разве мы когда-либо были на «вы»?

Потом я заглянул в ванную. Попил воды, сполоснул лицо. Из зеркала на меня смотрел небритый, потрепанный тип.

Я сидел на краю ванной и думал о том, что всего в получасе от моей теплой квартиры на холодном столе в морге ждет отправки в Китай тело бизнесмена Ли. А неподалеку, на двух сдвинутых вместе столах, лежит рыжебородое тело профессора Толкунова. И еще о том, что завтра лениздатовские уборщицы будут с большим трудом оттирать сгустки засохшей крови, заляпавшей пол и стены редакционного лифта.

Глупо и противно. Ты думаешь укрыться от реальности за стенкой из алкоголя, ничего не значащих слов, множества постоянно окружающих тебя лиц. Реальность все равно никуда не девается. Реальность — это такая штука, которая всегда с тобой.

Когда я вернулся на кухню, бутылка водки была более пуста, чем когда я уходил. Жасмин успела приложиться к ней минимум трижды.

Я сел на диван и посмотрел на блондинку. Мне хотелось задать ей много разных вопросов, но я не был уверен, что точно знаю каких. Прежде чем хоть что-то сказать, я тоже выпил.

— Лешу Молчанова застрелили.

Не знаю, на что я рассчитывал. Но ничего особенного не произошло. Стакан из ослабевших пальцев Жасмин так и не выпал.

— Кто это — Леша Молчанов?

— Твой приятель из джипа.

— Из джипа?

— Из джипа. Как-то на Невском я разбил ему физиономию.

— Стогов, тебе плохо?

Я смотрел на Жасмин. Жасмин смотрела на меня. По радио кончилась песня и началась реклама.

— Не надо делать из меня идиота. Ладно?

— Ладно.

— Два дня назад я встретил тебя ночью на Невском. Ты с приятелями ехала на джипе. Если я правильно понял, вы собирались меня подвезти. Помнишь?

— Ну.

— Тот из твоих приятелей, которому я тогда разбил лицо, — убит. Застрелен.

Жасмин презрительно скривила губы и долила себе в стакан остатки водки.

— Скажи чего-нибудь.

— С чего ты взял, что это мои приятели?

— Ты сидела с ними в машине?

— Ты тоже в ней сидел. Всего через десять минут после меня.

Она посмотрела на меня и не морщась выпила все, что было у нее в стакане.

— Только не надо мне рассказывать…

— Заметь, я вообще ничего тебе не рассказываю. И ни о чем тебя не спрашиваю. Сижу себе помалкиваю.

— В смысле?

— Стогов, тебе хочется испортить вечер? Мне — нет. Чего ты завелся? Лучше выпить чего-нибудь принеси…

— Погоди…

— Нет, не погожу. Не будь занудой. Сказано тебе: тащи сюда алкоголь.

Я сходил в комнату и принес еще одну открытую бутылку. Она была последней.

— Объясни, что ты делала в этом джипе?

— Иди на хрен, понял?

— Нет, не понял.

— Какое именно слово тебе незнакомо?

— Никакое! Ты можешь не выпендриваться?

— Shit! Так хорошо сидели! Охота тебе влезать во все это дерьмо?.. Ну, сидела я в тот вечер дома. Вдруг звонок. Открываю — стоят, красавцы. Леша этот твой… Как его? Молчанов. И еще двое. Одевайся, говорят, поедешь с нами. Я не ты — по зубам давать не умею. Пришлось ехать. Ну, отвезли они меня куда-то за город. Спрашивали про какую-то бумагу. Зануды — хуже тебя… Ну а где-то часа в два ночи поехали за тобой.

— А дальше?

— Дальше сам знаешь… Минут сорок сидели в машине. Ждали, пока ты накачаешься пивом… Думаю, если бы ты не принялся демонстрировать ребятам бойцовские дарования, они просто покатали бы тебя в машине, порасспросили и отпустили. Обошлось бы без синяков.

— А потом?

— Когда тебя запихнули в машину, мне места уже не хватило. Меня оставили на Невском, а сами уехали.

Я налил себе водки, добавил туда же «Спрайта» и отхлебнул. Коктейль получился так себе. То, что рассказала Жасмин, было интересно, но бесполезно.

— Больше ничего не просили? Только бумагу?

— Даже за коленки не трогали. Только бумагу.

— И у меня… тоже… только бумагу. Я еще удивился: зачем им какая-то бумага? Они же тупорылые…

Я допил коктейль, сходил в комнату и принес конверт с бумагами:

— Вот эта бумага.

Жасмин раскрыла конверт и вынула листки. Покрутила в руках мантру Кострюкова. Я пояснил:

— Это мантра. Типа заклинание. Инструкция, как вводить во влагалище тибетским теткам сияющие бриллианты…

— Круто. Зачем эта пердула нужна? В смысле, нужна тем, кто не хочет вдуть тибетским теткам? Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Все-все-все понимаешь?

— На самом деле я очень умный. Только тс-с…

— Расскажешь?

— Отчего не рассказать?

— Только сперва выпьем?

— Только сперва выпьем!

Мы выпили, и я заговорил. Говорил я долго. Жасмин слушала не перебивая. Джи-лама… вырезанное сердце… востоковед Кострюков… этнографическая коллекция… эрго: востоковед расстрелян, куда делась привезенная им ценность, неизвестно.

Потом Жасмин прикурила сигарету и сказала:

— Короче, осталось узнать, что именно привез сюда из Тибета твой востоковедный дядька и куда он его дел.

— Смотри-ка! Ты пьяная, но умная!

— Выпьем еще?

— На самом деле, что привез и куда дел, я тоже знаю.

— Иди ты!

— Я же говорю: я умный. И ты умный… ум… мная… Не выпить ли нам за это?

— Ну и что же это за сокровище?

— Главное на свете сокровище — длинноногие блондинки.

— Не надо меня в себе разочаровывать.

— Меня… В себе… Как ты сказала? А-а! Ну ладно, скажу. Вообще-то это бриллиант. Я узнал об этом только сегодня. Мне в больнице сказал подстреленный Молчанов. Скорее всего, крупный камень из награбленных Джи-ламой. Не поцеловаться ли нам?

— С какой целью ты расстегиваешь мою рубашку?

— Это не твоя. Это моя рубашка.

— Где теперь находится камень, ты тоже знаешь?

— Тоже. Знаю.

— Но мне не скажешь?

— Почему это не скажу? Скажу.

— Где он?

Я потянулся за водкой, рукой по дороге задел остатки «Спрайта», уронил и его и водку, начал вытирать лужу прямо ладонью, что-то говорил девушке, потом выпил… причем похоже, что выпил все-таки на брудершафт, потому что сразу после этого мы поцеловались… поцелуй был долгим… я чувствовал, как она дышит… она сказала: «Ух ты!»… и я целовал ее лицо, а она сжимала мои горящие щеки своими мягкими ладошками и что-то шептала… и у нее была восхитительная нежная кожа, а когда я целовал ее, то от нее пахло сигаретами и духами… наверное, ужасно дорогими… остановиться я уже не мог, а она говорила «Милый…» и задыхалась, и вся была моя, вся абсолютно.

А потом была темнота. И только музыка еще долго что-то шептала в этой замечательной темноте.

19
{"b":"70285","o":1}