— Пойдем. Грейс устала.
Я с радостью вскочила с травы. Мы пять минут продирались сквозь толпу, атакующую палатки с едой, и Гарду, охранявшую эту толпу, и когда вышли на спокойную улицу, Шон нагнулся ко мне и тихо сказал:
— Клоунесса права. В Ирландии все начинается с виски.
Я отвела глаза и принялась считать кирпичи в кладке углового здания.
— Так давай и закончим все виски, — выдавила я из себя, когда поняла, что Шон не продолжит разговор. — Я хочу напоследок выпить ирландского кофе.
Пока мы шли до ближайшего паба, малышка уснула. Шон осторожно опустил у коляски спинку и оставил меня с ребенком на улице. Я устроилась у черной бочки, продолжая катать коляску, хотя утомленный шумом ребенок спал, как убитый. Шон вскоре вернулся с двумя бокалами и устроился напротив. Я уставилась на горку шоколада, украшавшую сливки, не желая продолжать утренний разговор. Первый глоток обжег губы, как когда-то первый поцелуй Шона. Я зацепила ногой коляску и продолжила катать ее, пока Шон не тормознул переднее колесо носком ботинка, вынудив меня поднять глаза.
— Здесь больше кофе, чем виски.
Какая же я дура, что согласилась на его компанию в Дублине. Бесполезно ждать джентльменского поведения от водопроводчика, играющего ноктюрны на ирландских трубах.
— Я не хочу ничего заканчивать. И готов забыть все, что ты наговорила. И мне плевать, что у тебя было с мисс Брукнэлл и кем ты себя считаешь. Пожалуйста, не улетай.
Шон добился своего — весь день я невольно представляла себя матерью Грейс и во взгляде Шона видела ту же фантазию. Только если мои мысли лопались быстрее мыльных пузырей, то его и сейчас продолжали дрожать в глазах утренней росой. Он не успокоится и будет гнуть свою палку, пока я буду его слушать. И чем дольше я протяну с твердым «нет», тем больнее меня ударит этой палкой, когда Шон наконец сдастся и отпустит ее.
— Шон, я не готова к новым отношениям. Даже с женщиной. Не говоря о мужчине. Не готова.
— Я тоже не готов.
В его ответе не чувствовалось горечи. Он, похоже, запил ее виски и улыбался, как прежде.
— Я не готов к новым отношениям, потому что мне нравятся мои нынешние. Мне нравишься ты.
Я почти допила кофе, и грудь теперь горела пожаром.
— Шон, сколько раз повторять, что тебе нужна не я. Тебе нужна хорошая ирландская девчонка, и ты найдешь ее, если чуть напряжешься. Она родит тебе ребенка, и вы будете вот так сидеть пить кофе и любоваться разношерстной туристической толпой. Я часть этой толпы. Я не часть твоего мира.
Он резко отставил бокал и поднялся.
— Я хочу добраться до машины, пока Грейс спит. Поедем на автобусе.
Я кивнула и толкнула коляску вперед. Он не забрал ее и даже сохранил между нами расстояние, не дав воли рукам, которых я жутко боялась. Прощальной ночи не было, и я успела забыть его ласки и не желала вспоминать. Все кончено, если вообще что-то для меня начиналось. У меня болит душа, но не из-за него, а за него. За все, что я с ним сотворила из-за Лиззи. И плевать, что он делает все ради своей Кары.
Через толпу, нагруженную подарочными пакетами из сувенирного магазина, мы пробирались гуськом, и потому молчание не казалось тяжелым, а вот шум автобуса сделал его невыносимым.
— Шон, — я пыталась говорить мягко. — Я тебя никогда не забуду. Ты выдернул меня из болота самобичевания. Спасибо тебе за это.
— А меня? Меня ты готова обратно втоптать в него?
Я не могу с ним говорить! Не могу! Он перевернет все мои слова, сделав меня страшной ведьмой. Я отвернулась к окну. Зачем, зачем я села к нему в машину? Он не вез меня в аэропорт. Он хотел показать Дублин и привести обратно. Наверное, пора вновь применить утреннюю тактику.
— Послушай, приятель. Ты изначально хотел получить мое тело, и ты получил его. Получил, потому что я захотела тебе его отдать. Ты не можешь против моей
воли забрать мою душу. И она тебе не нужна. Ты поймешь это, лишь только мой самолет взлетит.
Шон кивнул и уставился в противоположное окно. Вот и отлично. Теперь бы выдержать английскую мину, оставшиеся пару часов. Грейс не проснулась даже тогда, когда Шон переложил ее в автокресло, и пришлось не включать музыку. Дорога в тишине показалась невыносимой. Хорошо, она не заняла больше пятнадцати минут. Шон съехал с трассы на улицу с аккуратными квадратными двухэтажными домиками с такими же аккуратными квадратными садиками, огороженными от дороги низенькими заборчиками, и высадил меня у неприглядного паба.
— Не смотри на внешний вид. Здесь самый вкусный стейк на камне. Закажи два и можно без пива. Я вернусь минут через десять, и если ты скрестишь за меня пальцы, я скажу тебе огромное спасибо.
Я так и сделала. А заодно написала слезное письмо женщине, у которой Лиззи сняла квартиру, даже не спросив, во сколько у меня самолет. До десяти вечера я никак не окажусь у нее дома. Я уже готовилась снять в аэропорту гостиницу на эту ночь, но Хелена согласилась ждать меня до полуночи, благо живет в соседнем доме. И посоветовала не брать такси — ехать на поезде, и на главном вокзале, напротив театра, сесть на автобус. Театр! Я забыла купить билеты. Почему бы не посмотреть следующим вечером «Злыдню», историю дружбы злой и доброй волшебницы из страны Оз?
Шон слишком долго отсутствовал, и я уже не надеялась увидеть его живым. Я заказала чай и сейчас пила его до стейков, на которые не могла смотреть. Они шипели на камне, сверкая крупинками черного перца, и с них текла кровь… Нет, мой нынешний ужин явно составит картошка, которую я палочку за палочкой почти всю перетаскала из ведерочка, постоянно оборачиваясь на любой шорох в надежде позвать официантку, но женщина испарилась и не желала относить мое мясо обратно на дожарку.
— Я жив! — Шон рухнул на диванчик напротив меня. — За что меня женщины так не любят, не пойму… — спросил он и выжидающе посмотрел на меня. — Ну, что не ешь?
— Я не ем мясо с кровью.
— Так дожарь!
— Не могу поймать официантку, — виновато улыбнулась я и мысленно ударила себя по руке, потянувшейся в соседнее ведерочко за картошкой Шона.
— Ты что, первый раз ешь мясо на камне? — Я кивнула, и Шон с улыбкой покачал головой. — Не улетай, и ты много чего еще сможешь попробовать со мной в первый раз…
Я отвела глаза, и Шон придвинул мою доску с камнем к себе и отрезал от огромного куска мяса небольшой кусочек, который тут же упал на камень и зашипел. Меня обдало паром, и я покраснела — мясо на глазах принялось менять цвет, оно жарилось! Шон подхватил его на вилку, подул и протянул через стол к моему рту. Сочное, мягкое, вкусное и прожаренное. Позор! Шон спас меня от позора! Представляю, как бы на меня взглянула официантка, когда б я попросила ее отнести мясо на кухню.
— Спасибо, Шон.
— За что? За мое предложение? Это я скажу спасибо, если согласишься остаться. Лана…
— Шон, прекрати! — Я занялась новым кусочком мяса, прося многозначительным взглядом сделать то же самое с его и есть, а не говорить. — Мы все обсудили. Я рассказала тебе про нас с Лиззи не для того, чтобы ты по новой начал убеждать меня остаться, а чтобы понял, почему я не могу остаться…
— Все ты можешь! — Шон швырнул вилку, и та упала на пол. Официантка тут же подскочила к нам и предложила с соседнего пустующего столика другую. Шон поблагодарил ее с улыбкой и заговорил со мной более мягко. — У тебя были парни до мужа-неудачника, ты не лесбиянка. Во всяком случае не та, которая не видит вокруг мужчин… И, прости, я возможно обижу тебя, но вы бы не смогли меня провести, если бы между вами что-то действительно было. Я же видел, как мисс Брукнэлл смотрела на тебя. Так не смотрит влюбленная женщина, так не смотрит даже любящая мать. Так смотрит хозяйка.
— Шон, ты не знаешь Лиззи…
— Зато я знаю тебя! — перебил он. — Я помню каждое сказанное тобой слово. Ты просто трусиха, ты действительно не можешь жить одна. Тут я согласен с мисс Брукнэлл. И ты не можешь быть неблагодарной. Ты просто заплатила ей собой. Я так это вижу.
