— Если карта туринская или иберийская, то да.

Наврус удовлетворенно кивнул:

— Проходи сюда. Что ты застыл там, как столб?

Сотник, едва заметно усмехнувшись, подошел к столу и остановился, рассматривая крупную карту восточной части долины. Карта была настолько подробной и точной, что Лава не смог удержаться:

— Хорошая работа!

— Лучшая! — улыбнулся в ответ Фесалиец и, выдержав паузу, продолжил: — Сейчас я расскажу тебе то, что на сегодняшний день знают очень немногие.

Услышав это, Лава мгновенно напрягся, припомнив свое предчувствие: ну вот и началось! Он попробовал как можно мягче отказаться, пока еще не зашло слишком далеко:

— Мой господин, я очень высоко ценю ваше доверие, но чужие тайны не способствуют аппетиту, а я, знаете ли, люблю поесть. Можно мне по-прежнему оставаться в числе несведущих?

Наврус с удивлением взглянул на варвара:

— Предложения еще не последовало, а ты уже начал торговаться. Не похоже на венда!

Лава уже понял, что отвертеться не получится и его втягивает в опасную авантюру.

— Мой господин, я обещал вернуть своих ребят домой, по возможности живыми.

— Но также ты давал присягу императору.

— Это так! — Сотник вытянулся и тяжело вздохнул: — Приказывайте!

Наврус поморщился:

— Прикажу, конечно, но мне хотелось бы по-другому. Дело тонкое. Вот, взгляни на карту. — Стратилат ткнул пальцем в лист пергамента. — Видишь распадок? Отсюда пойдет атака панцирной кавалерии. Ты поведешь свою сотню чуть ниже, вот здесь. Знаешь это место?

— Да. Сосны и огромные камни, словно их накидали великаны.

Наврус сложил пальцы в замок:

— Точно! Мчаться во весь опор там решится только безумец, но ведь венды этим и славятся.

— Спорное утверждение. — Лава не любил эту черту своих земляков, но бешеный нрав вендов стал уже нарицательным и отрицать его в любой другой ситуации он бы не стал.

Стратилат пропустил ворчание подчиненного мимо ушей, заостряя внимание на главном:

— Вы промчитесь между камней и сосен прямо к мосту. Пока горожане будут следить за катафрактами, вы ворветесь в город и заблокируете ворота до подхода основных сил.

Лава не торопился соглашаться:

— То есть, если я правильно понимаю, благородные отсекают вылазку, а мы лезем в самое пекло?

Наврус вновь улыбнулся: ему нравился этот варвар, видящий самую суть.

— Ну… Почти так. Тысяча катафрактов против пяти сотен сардов. Они сомнут сардийцев за мгновение. Вам надо продержаться совсем недолго.

— Недолго. На пергаменте. А в реальности всегда всё складывается не так, как хотелось.

Лава уже понял, что отказаться не удастся, и Фесалиец это тонко почувствовал. Он встретил взгляд венда:

— Теперь о приятном. Если продержитесь до подхода главных сил, даю по пять серебряных динаров каждому твоему бойцу и пятьдесят тебе.

Сумма была огромная, но Лава постарался не выказать удивления, подумав про себя: «Видать все еще хуже, чем я думаю». В этой ситуации ему оставалось только набить себе цену:

— Хорошо, но с одним условием. За погибших получат оставшиеся в живых.

Наврус рассмеялся:

— Ты же знаешь, это невозможно. Есть стандартный имперский договор — мертвым деньги не нужны.

Сотник ничего не ответил, продолжая смотреть прямо в глаза стратилата. Пауза затягивалась. Фесалиец умел торговаться и знал, когда надо уступить.

— Ну хорошо, но ты тогда получаешь такую же долю, как и все. Пятьсот серебряных динаров на всех. Даже если вернется живым один из сотни, он получит эту сумму. — Наврус протянул руку: — Согласен?

Лава пожал протянутую ладонь:

— Согласен!

Размяв пальцы после рукопожатия венда, Наврус заложил руки за спину:

— Тогда, пожалуй, всё. Свободен!

Уже у самого выхода Лава вдруг остановился и повернулся к командующему:

— Один вопрос. Можно, мой господин?

Наврус был настроен благодушно. Пока все шло более-менее гладко, и он мог себе это позволить.

— Ну если только один.

— Почему я? Почему венды? Ведь азарская схола первого легиона считается лучшей. — Губы Лавы растянулись в ироничной улыбке: — Хан Менгу не обидится?

Стратилат внимательно посмотрел на сотника:

— Значит, интересуешься, почему ты?

Наврус прошел в угол шатра и вытащил болванчик-неваляшку.

— Перед тем, как что-нибудь решить, я всегда тщательно изучаю вопрос. Я порасспросил знающих людей о твоей жизни, варвар, и поразительное дело — больше всего ты напоминаешь мне эту игрушку.

Фесалиец толкнул неваляшку, та качнулась и выпрямилась вновь. Он ударил ее снова. Игрушка склонилась, закачалась и поднялась, как ни в чем не бывало.

— Теперь ты понимаешь?

В самом центре лагеря имперской пехоты, рядом с багряными шатрами базилевса, расположились три большие палатки логофета двора Варсания Сцинариона. В отличие от сияющих золотом и красным шелком апартаментов императора жилище его первого советника отличалось от палаток простых легионеров разве что размерами, а в остальном — такой же некрашеный войлок и непритязательное убранство. Первый министр двора не любил внешнюю мишуру и показушность. Его одежда и все его вещи имели для него лишь одно основное качество — функциональность. Они должны были быть удобными и надежными, а то, что все остальные люди называли изяществом и красотой, для него не имело никакого значения. Сын простого ремесленника из беднейших кварталов Царского Города, он сумел закончить школу при монастыре Огнерожденного Митры и даже смог пробиться писцом в дворцовую канцелярию. Это само по себе уже огромное достижение для паренька из трущоб, скорее всего, стало бы венцом его карьеры, если бы не новая императрица Феодора. Взлетевшая в одночасье и запылавшая яркой звездой на мрачном небосклоне имперского двора, она остро нуждалась в своих людях, и Варсаний стал для нее таким. Заметив его однажды, в будущем она ни разу не пожалела о своем выборе. Потрясающая работоспособность, исключительная память и умение видеть комбинации на несколько ходов вперед сделали этого человека незаменимым в сложных водоворотах дворцовых интриг. Имея огромное влияние на мужа, Феодора очень скоро протолкнула своего протеже на место управляющего всей обширной империей, и, надо признать, государство и, в первую очередь, сам Константин от этого только выиграли.

Сидя за любимым походным столом, в эту минуту Варсаний ждал не совсем приятного гостя. Представитель патриарха и Священного Трибунала в ставке армии Исидор Феоклист выразил желание встретиться, и ему пришлось согласиться. Варсаний догадывался, о чем будет просить или, вернее, что будет требовать прокуратор Трибунала, и целый день все его мысли были направлены на то, как бы ему отказать. Ссориться с Трибуналом не хотелось, еще меньше хотелось отвечать на упреки патриаршего двора, и вот сегодня на совете, глядя на ужимки Навруса, ему пришло на ум как всегда гениальное в своей простоте решение: почему бы ни позвать на встречу стратилата армии — ведь речь пойдет о его подчиненных.

Сейчас Варсаний предвкушал будущую схватку. Он знал, что безбашенный Фесалиец терпеть не может, когда от него что-то требуют, а Трибунал просить не умеет в принципе, так что Исидору, скорее всего, придется выслушать о себе много нового и по большей части неприятного. Наврус откажет Трибуналу просто из удовольствия и наживет себе еще одного злейшего врага, но ему не привыкать. В душе Сцинарион удивлялся и даже немного восхищался своим давнишним протеже — при таком бешеном и нетерпимом характере он до сих пор оставался не только в живых, но и на плаву.

Полог палатки сдвинулся, и показалась голова секретаря:

— Мой господин, пришел прокуратор Трибунала.

Варсаний слегка кивнул — зови! — и, усмехнувшись, взялся за приготовленное перо и разложенные свитки. Пусть видит, что отрывает меня от важных государственных дел.

Исидор вошел один, без сопровождающих, подчеркивая важность и конфиденциальность разговора. Поприветствовав логофета поклоном, он прошел прямо к столу. Варсаний позволил себе остаться на месте: прокуратор — слишком мелкая сошка, чтобы логофет императора встречал его стоя. Он поднял взгляд, изобразив полное внимание: