– Мама!.. – громкий шепот Дженн вырвал её из глубокой дремоты.
– Ммм?..
– Мама… это всё ничего… – глаза девушки в темноте казались огромными. – Мы справимся! – она погладила мать по волосам. – Ты у меня такая сильная! Всё у нас будет хорошо…
Дженни подошла к окну.
– Ну и дерево!.. Вот это ветвищи!.. А знаешь, что? – она резко обернулась к матери. – Не удивлюсь, когда через это самое окно к тебе начнут влезать воздыхатели!
– Дженнифер! – возмутилась Анна.
Дженн хохотнула и выбежала из комнаты. В дверях она оглянулась, и сердце её сжалось, – какая же крохотная её мама в этой широкой двуспальной постели. Прямо маленькая девочка. Брошенная маленькая девочка…
«Ничего, – сказала себе девушка, – я буду рядом ине позволю ей загнать себя в депрессию».
Она осторожно прикрыла дверь и пошла к себе.
А Анна обнаружила на подоконнике ту самую статуэтку. Облитый лунным светом юноша с улыбкой протягивал ей свою маленькую розу.
Она усмехнулась про себя: «А вот и первый воздыхатель». Сама того не заметив, Анна погрузилась в сон.
Глава пятая
Городок графства Девоншир под названием Эксетер, что уютно расположился посреди бескрайних зелёных полей Великобритании, с первого взгляда влюбил в себя Анну и Дженн. Здесь не было ни одного высотного здания, даже в центре. Затейливые изогнутые улочки с узкими, мощёными камнем тротуарами, своеобразные домики, плотно пригнанные друг к другу и обилие зелени создавали атмосферу далекого-далекого прошлого. Казалось, в любой момент по одной из старинных улиц могла запросто пройтись Джейн Остин, размышляя над новой книгой.
Погода радовала уже которую неделю, – ни одного пасмурного дня. Оказалось, эти места одни из самых тёплых и солнечных в этой стране. В их родном Нью-Йорке в августе обычно стояла назойливая жара. Здесь же, несмотря на безоблачное небо, столбик термометра не переваливал за двадцать градусов по Цельсию. Воздух был свежим, пьянящим, насыщенным ароматами полевых трав.
Мать и дочь, когда не были заняты делами насущными, связанными, в основном, с университетом и покупкой нового автомобиля, всё свободное время проводили вне дома.
Они ездили к Кафедральному собору и были очарованы его впечатляющими размерами и мрачной готической красотой. Побродили по местному парку Ружмонт Гарденс, в дивных Садах Нозернхей. В них росло не так много высоких деревьев, и потому незатенённые лужайки купались в солнце. Позади старого замка Ружмонт, и по всему парку, прямо на траве отдыхали жители и гости города.
Не передать словами, сколько интересных зданий встретили они в этом маленьком городке. Дженн неистово щёлкала фотоаппаратом при виде очередной архитектурной находки. Их удивила и рассмешила улица с претензионным названием «Парламент стрит». В самом узком месте она была шириной всего шестьдесят четыре сантиметра. Проходившая мимо пожилая дама с гордостью поведала им, что это самая узкая улица в мире.
Спокойная река Экс делила город на две неравные половины. Уже за его пределами река расширялась и впадала в Ла-Манш. Анна и Дженн переплывали эту реку на необыкновенном старом пароме, который до сих пор работал на ручной тяге и считался одной из местных достопримечательностей.
Когда Анна приобрела, наконец, автомобиль, своего любимого зелёного цвета, – они сразу же поехали к проливу. Гуляли босиком по сырому песку вдоль воды и любовались красивым пейзажем. Дженн с удовольствием поплавала, а Анна не решилась зайти в холодную воду Ла-Манша, за что была бесцеремонно обрызгана с головы до ног.
И особенно им обеим понравился рынок в центре города. В весёлой шумихе там можно было купить любую еду, от свежих продуктов до готовых угощений на любой вкус.
Жизнь в Эксетере была размеренной и неторопливой. Люди ходили по улицам не спеша, без суеты. Даже студенты, казалось, никогда и никуда не торопились. Наслушавшись от друзей о чопорности англичан и их антипатии к американцам, Дженни с радостью обнаружила, что к местным жителям это совершенно не относится. Они с охотой отвечали на любой её вопрос. Американский акцент выдавал мать и дочь с головой, но ни разу они не ощутили ни малейшего проявления недружелюбия по отношению к себе. Всё вокруг настолько отличалось от их родного Нью-Йорка, будто две параллельные реальности. Даже Анна стала понемногу «высовывать кончик носа из своей раковины», – как говорила Дженн, – интересуясь непривычными для неё нравами горожан.
Минуло уже две недели, как Дженни стала ходить на занятия, а мебели в доме так и не прибавилось. Они настолько привыкли обходиться двумя кроватями и двумя стульями, пользоваться своими чемоданами как шкафами, что не испытывали по этому поводу ни малейшего дискомфорта.
Но однажды утром, обведя хозяйским взглядом зияющие пустоты зала, Анна сказала:
– Так дальше продолжаться не может. Живём как спартанцы.
Они сидели на кухне за барной стойкой, и пили кофе. Дженни пальцем размазывала сливочное масло по булке в виду того, что мама делала то же самое их единственным ножом.
– А мне нравится, – сказала девушка. – Никаких тебе пыльных диванов.
– К тебе могут прийти друзья, и им просто некуда будет сесть! – Анна покончила с хлебом и передала нож дочери, но той он уже был без надобности.
– Сядут на пол, – ответила Дженни, облизывая палец.
На самом деле она обрадовалась, что мама впервые заинтересовалась бытовым вопросом, – это был хороший знак.
– Впрочем, если тебе так хочется – сходи, присмотрись. Осталось ещё полно денег на твоём счёте. Или, давай завтра сходим вместе, у меня будет выходной.
– Я схожу сегодня, хочу прогуляться.
На том и порешили. Дженни побежала на семинар, и сквозь окно Анна увидела симпатичного парня за их калиткой. При виде девушки он радостно замахал рукой и что-то выкрикнул, а Дженни залилась смехом.
Анна лишь улыбнулась в чашку с кофе.
«Дженни… – с нежностью подумала она, – что бы я без тебя делала?..»
Анна безумно любила свою дочь. Их противоположные характеры, вопреки всему, сближали, а не разъединяли их. У Дженни был особенный талант притягивать к себе людей всех возрастов. В любом новом обществе она словно занимала давно уготованную ей нишу. Там, где появлялась Дженнифер, сразу образовывался единый круг друзей и знакомых, совершенно разные люди сближались и начинали жить общими интересами, проблемами, событиями. Её бьющая ключом энергетика объединяла всех.
Так и в Эксетере. Уже в первый день занятий она организовала в одном из кампусов университета «вечеринку первашей» для новоприбывших студентов со своего факультета. Попали на неё и первокурсники с других направлений, и ребята постарше. После вечеринки Дженни объявила матери, что «влюбилась без памяти».
Анна не возражала, – она никогда не боялась за дочь в этом плане. Дженн умела себя поставить так, что человек с низкими помыслами либо просто не приживался рядом с ней, либо резко менял свое поведение. Она была девственна, и Анна знала это наверняка. Случись что-нибудь в этом роде, Дженни пришла бы к ней и поделилась, как с лучшей подругой.
Анне было гораздо сложнее сходиться с людьми. Ей требовалось время, чтобы присмотреться, прежде чем определить, насколько близко она подпустит к себе нового знакомого. Вероятно, в этом повинны отношения её родителей, никогда не проявлявших своих чувств на людях. Даже на похоронах отца мать Анны не проронила не слезинки. Только одна Анна и понимала, чего ей это стоило. На другой день мама просто слегла. Не прошло и полугода, как она тихо ушла вслед за отцом.
Анна допила свой кофе и стала собираться. Она впервые выходила из дома без Дженни. Открыв чемодан, Анна долго перебирала свои деловые костюмы, строгие блузы, изящные жакеты. Ровным счётом, ничто не подходило для пешей прогулки по этому провинциальному городу. Здесь был совершенно иной ритм жизни, нежели в Нью-Йорке. Она привыкла ходить быстро, почти бегом. Да и сложно было идти, не торопясь, по оживлённым улицам мегаполиса.