Следом затронули политику, но Дункан почему-то почти сразу прервал направление беседы присутствующих. Вдруг он попросил Ленокса сыграть что-нибудь задорное на волынке. Некоторых других, очевидно, тоже владеющих музыкальными инструментами – подыграть здоровяку на ударных и струнных, чтобы потешить его невесту, а заодно и гостей.

Мелодии оказались, действительно, веселыми и залихватскими. Барабаны издавали ритмичные звуки, а яркие напевы волынки заставили большую часть мужчин выделывать завораживающие кренделя национальных танцев. Паркенс дивилась этому диковинному зрелищу танцующих горцев. Такого она еще нигде не видела!

Среди увлекательного шума, вызванного полудикими плясками и смехом, Джессика обратила внимание, что Дункану что-то озабочено шептал слуга возникший внезапно. Маккоул привстал и прошел к выходу из зала с общим весельем. Там она увидела, как человек, вероятно, путник, беспорядок его внешнего вида красноречиво на это указывал, вручил ему свиток бумаги, опоясанный печатью. Дункан пригласил гонца присоединиться к их пиршеству, а сам, нисколько не мешкая, развернул свиток и торопливо пробежался по нему глазами. После прочтения послания он никак не выказал своей реакции на его содержимое. Лишь подошел к месту, где сидела Джесс, и, учтиво подав ей руку, объявил о своем дальнейшем намерении только девушке:

– Надеюсь, сегодняшний вечер добавил вам положительных эмоций и вы не пожалели, что провели все это время с нами. Но не стоит вас переутомлять после перенесенной болезни. Я хотел бы сейчас сопроводить вас в вашу спальню и пожелать вам покойной ночи. Завтра вас ждет насыщенный день. Как я уже сказал, завтра нам предстоит дать друг другу клятвы верности перед всевышним и гостями. Любви не смею от вас требовать, так как сам не безгрешен.

Джессика, не принимая в серьез его слова, все же поспешила удалиться из шумного зала. Она рассчитывала, что Нормина к этому часу уже сможет её порадовать какими-либо вестями о замышляемом побеге. Всю дорогу до ее покоев Джесс упорно молчала. Пусть Маккоул думает себе, что хочет! Но она жутко устала от постоянного напряжения от необычайных времяпрепровождений в замке! Вот тебе так поездка с милым на отдых!

Джессика не ошиблась, как только затихла чеканная поступь в коридоре возвращающегося в зал Маккоула, в ее покои бесшумно впорхнула Нормина.

– Леди, я почти все подготовила к нашей «прогулке» возле замка, – она подошла совсем вплотную к Джесс и добавила: – Нам придётся воспользоваться потайным выходом из замка через пещеры. Я нашла преданного леди Равенне старенького слугу, который один из немногих знает этот путь. Он проведет нас, но только при одном условии.

– Каком, Нормина? Говори, не медли, – волновалась Паркенс.

– Он согласился сделать это сразу после вашего венчания с Маккоулом-старшим. До этого, он уверен, это будет невозможно совершить. Сейчас охрана расставлена повсюду, словно все знают о вашей затее. Он надеется, что после церемонии венчания, причины недоверия к вам исчезнут. После торжества я буду дожидаться вас в вашей спальне, чтобы подготовить вас к первой брачной ночи. Этими минутами мы и воспользуемся для побега. У тайного выхода нас будут уже ждать. Но лабиринт пещер я не знаю, поэтому и полагаюсь на этого старичка-проводника.

Джессика молчала несколько минут, в это же время принявшись нервно расхаживать по спальне и заламывать руки. Потом резко остановилась и выпалила:

– Я согласна, Нормина! – в подтверждение своих слов она крепко стиснула обе руки доброй девушке, словно умоляя ее в преданности, так как полностью решилась вверить себя ей.

Эту ночь Джессика Паркенс провела без сна. Под утро она наконец-таки уснула. Затем она узнала, что слуги тщетно пытались ее разбудить пополудни. По замку ползли слухи, что леди Равенна пыталась покончить с собой с помощью ядовитых снадобий. Вызванный монах Иэгэн привел ее в бодрое состояние какими-то нюхательными травами.

И тут понеслось…

Все без исключения суетились к намеченному вечером торжественному церемониалу. Сколько, оказывается, традиций имело это таинство.

Со двора были слышны мелодии уличных музыкантов, радостные крики простолюдинов, ожидающих милостей от господ в честь свадебного веселья. Но даже они не могли заглушить рев молодых свиней, которых ждала участь стать украшением не одного пиршественного стола в этот праздничный вечер. Хотя по замку уже сейчас разносились волнующие ароматы изысканных свадебных яств и без этих несчастных четвероногих.

Сначала Джессику слегка накормили лишь овсянкой, напомнив ей, что в такой день по традиции это незамысловатое блюдо служило завтраком для всех, без исключения[7]. Хотя она жутко хотела есть, слуги ей почему-то не дали возможности насытиться вдоволь, напоминая, что ее уже сейчас ждет обряд «Очернения невесты». Будто она знает, что он ей сулит! Конечно, Джесс немного заволновалась и, несомненно, хотела поинтересоваться, что это за обряд. Она стала искать глазами Нормину, с целью тихонько выведать у нее тонкости этого ритуала, чтобы не попасть впросак. Но ее единственной сообщницы в этом «театре абсурда» нигде не было видно.

Паркенс облачили из двух принесенных нарядов в совсем простенькое платье. Второе, не тронутое, как ей сказали «Пока!» также вряд ли можно было назвать подвенечным, потому что было не привычным белым или другого цвета изысканным, а скорее национальным, с клетчатой юбкой.

Волосы ей также не стали укладывать в прическу. Лишь стянули их в какой-то бесформенный узел, накрыв плотной однотонной косынкой.

Когда Джессика глянула на себя в зеркало, мелькнула мысль: «М-да! Незавидная участь средневековой невесты-леди! Я представляла себе несколько иначе ее свадебный наряд! Как же тогда выглядели простолюдинки-невесты?!» Пухленькая служанка Гленна, как будто прочла мысли Джессики, сделала, по ее мнению, успокоительное замечание:

– Радуйтесь, леди, что вам, хотя бы, по счастью, не доведется никогда испытать муки «Права первой ночи», как нам простым смертным девушкам.

Паркенс невольно глотнула воздух, вспомнив все, что она знала об упомянутой Гленной жестокой традиции тех жутких варварских времен, когда существовало право землевладельцев и феодалов после заключения брака зависимых крестьян провести первую ночь с невестой, лишая ее девственности.

После таких жутко картинных слов Гленны, Джесс уже решила, что стерпит все что угодно до самого конца! Разве может быть что-то ужаснее того, что припомнила Гленна?! Наградой ей будет – личный удачный «подарок» жениху, когда он свою первую брачную ночь проведет в обнимку с вышитой подушкой! А она, Джессика Паркенс, в это время будет добираться в Англию на попутках и репетировать, что она скажет Сэмюэлю при встрече! «А может быть, я тороплюсь с выводами? И это было бы мое последнее испытание? Может, в этот самый момент появиться Сэм и наконец признается в своем розыгрыше, пусть и неудачном?! Не может же Дункан Маккоул и вправду ее принудить к плотским брачным утехам!»

Пока она тешила себя этими мыслями, ее дружной толпой вывели во двор крепости. Двор она еще не видела ни разу, если не считать один раз ночью (много ли в темноте увидишь!) по прибытии в замок и второй – с высоты крепостных стен – когда ее перепуганную в тот же первый поздний вечер волокли к перилам каменного балкона, чтобы объявить о ее согласии стать Равенной Маккоул.

Двор был широким, многолюдным. В центре площадки, как раз напротив упомянутого балкона, стоял помост. Вероятно, сделанный для оглашений воли хозяев замка или для места наказаний за провинности, возможно, и казней. Возле него собралось много ротозеев, хохочущих и потешающихся. Причем большая часть из них были поданные Маккоула или вассалы-союзники. Там был и Локсли, и Донован, и Маккоул-младший, и Ленокс. Когда вереница слуг сопроводила невесту ближе к этому зрелищу, Джесс разглядела сквозь толпу у позорного столба помоста привязанного мужчину в «великолепном костюме Адама». Когда ее взор медленно поднялся от мускулистых бедер к лицу обладателя красивого нагого тела, Джесс смутилась, потому что встретилась глазами со своим мнимым женихом, Дунканом Маккоулом! Но как же это, возможно?! Воины-мужчины ликовали, выкрикивая различные подзадоривающие фразы в честь жениха. Джессика боялась вновь поднять глаза на Дункана, теряясь в догадках о причинах его позорного плена у шеста. Спасла положение Нормина, служанка каким-то образом оказалась рядом, а может она уже давно ее сопровождала, а Джесс от ежеминутных потрясений могла ее и не заметить. Нормина, видя ее перепуганные глаза, шепнула, что так мужчины празднуют последнюю холостую ночь жениха, и это ее традиционные последствия. Обычно жених либо напивается в крайний раз в стельку, либо вымотанный различными способами: тренировочной битвой с равными на мечах, непосильным трудом, умышленной двухдневной бессонницей, наконец, в сонном «отрубе» подвергается такому шуточному испытанию.