И я послушно запрыгнула, если это можно так назвать в моем нынешнем состоянии, повисла на нем, обхватив рукам и ногами, а полковник начал спуск вниз.

Он все же придерживал меня одной рукой, потому что сон накатывал на меня волнами, от чего руки непроизвольно начинали слабее обнимать твердые плечи. Из странного пограничного состояния меня выдергивал окрик, повторяющийся время от времени:

– Не спать, не спать, кадет!

Но и это помогало ненадолго. А потом меня и вовсе опустили на холодный камень, от чего я сразу начала мерзнуть еще сильнее. Видимо, мастер давал отдых своим рукам, чтобы потом вновь подхватить меня и понести по почти ровной поверхности. И вот тогда я действительно уснула. Крепко и без сновидений.

Сон не хотел меня отпускать, а я не хотела отпускать его. В теплой кровати было тепло и уютно настолько, что я была готова провести здесь остаток своей жизни.

Не пойду на первую лекцию. Буду спать. Вот только сейчас развернусь поудобнее, а то уже затекла нога, и буду дальше спать. Выгибаясь, как кошка, чтобы размять затекшую спину, я повернулась и уткнулась в чье-то плечо. В чье-то голое плечо!

– Доброе утро, кадет Арос, – голос куратора был хриплым ото сна, а слова тягучими.

Сон как рукой сняло. Я подскочила на широкой кровати и уставилась на полуобнаженного мужчину рядом. Что за?..

– Вы что тут делаете?! – Возмутилась я.

– Сплю, – последовал лаконичный ответ.

– Вы со мной тут спите? – Утро не добавляло логики в мои рассуждения.

– Нет, это вы со мной тут спите, – мужчина приоткрыл один глаз и взглянул на меня. – Это моя комната, кадет.

Я бегло огляделась. Да, действительно не моя, хотя очень похожа. Только кровать значительно шире и рабочий стол больше.

– Вы что меня притащили в свою комнату?

– А надо было закинуть вас в первое попавшееся окно? – Резонно спросил полковник.

Действительно, он же не знает, где находится моя спальная. Но это не оправдание.

– Надо было меня разбудить!

– Я пытался, но это не представлялось возможным, – он потянулся, тоже выгнул спину и одним движением перетек в положение стоя. – Что конкретно вас не устраивает?

Нить диалога от меня предательски ускользала при взгляде на могучие плечи и грудь мастера Ирэ. А кубики пресса вообще стоили отдельного описания в трех томах. Нет, у нас, конечно, были накачанные парни, но такого эффекта на меня не производили.

– Кадет?

Я с трудом перевела взгляд на его лицо и поспешно захлопнула рот, стараясь вспомнить то, что хотела сказать.

– Меня не устраивает то, что все теперь будут думать, что я ваша любовница! Это же Крепость, мы как маленькая деревня. Здесь ничего нельзя скрыть.

– Ректора я видел, и предупредил его, что вы сегодня поспите здесь, а остальные вас интересовать не должны, – порадовал куратор.

– Ректор знает, что я здесь?! – Севшим голосом спросила я.

Дело в том, что по странному стечению обстоятельств, ректор был, есть, и, судя по всему, будет главной сплетницей Крепости. То, что знал он, знали все преподаватели, то, что знали преподаватели, знали и студенты. Вот такой круговорот сплетен в природе.

– Да, я обязан был доложить ему о произошедшем.

Железная логика.

– Все, – простонала я, закрывая лицо руками. – Я опозорена.

– По вашему мнению, связь со мной вас опозорит сильнее, чем ваши идиотские поступки?

Ага, началась моральная порка.

– Или вы считаете, что сбежать из Корпуса, употреблять алкоголь, танцевать так, как танцевали вы, и открыть охоту на нового кадета, позорит вас меньше? – Сквозь пальцы я видела, как мастер недовольно складывает руки на груди.

Откуда он знает про Аэрта?

– Вы понимаете, что своим, повторюсь, идиотским поведением, вы довели кого-то до мысли, что вас необходимо отравить? – Видимо, опасаясь, что я забыла о недавнем происшествии, Хаган Ирэ неопределенно махнул рукой в сторону, предположительно указывая на место покушения на жизнь бедной меня.

– То есть это я виновата в том, что меня убить хотели?! – Не смогла смолчать я.

– А кто? – Брови мастера устремились вверх в порыве слиться в экстазе с каштановой шевелюрой.

– Те, кто хотели, – насупилась я.

– Так что же это надо сделать двадцатилетней девушке, чтобы эти «те» захотели? – Он даже немного подался вперед, одним коленом наваливаясь на кровать.

Теперь мастер Ирэ не казался мне таким уж красивым. Мужик, как мужик.

– Вас, между прочим, тоже травили, – вспомнила я вчерашний разговор. – И не единожды!

– Я всегда действую во благо своей Родины! – Кажется, я его действительно разозлила. – А во благо чего действуете вы? Какие цели вы преследуете, если вообще преследуете? Что творится в вашей голове?

– То же, что и в вашей! – Мне надоело его слушать и я, быстро поднявшись, направилась к выходу.

Хорошо хоть раздеть меня вчера не догадался.

– Я не закончил! – Возопили мне вслед.

– А я вполне удовлетворена, – хлопок дверью вышел впечатлительным, оглушающим, в общем, таким хлопком можно было гордиться.

Как только оказалась за дверью, я не смогла удержаться и сорвалась на бег. Умом я понимала, что Хаган Ирэ не бросится в погоню, но душа моя хотела оказаться отсюда как можно дальше и как можно скорее.

Полковника поселили в комнате номер шесть. Она пустовала, потому что новых преподавателей к нам не присылали давно. Чтобы отсюда добраться до своей комнаты мне пришлось пронестись по широкому коридору мимо комнат еще пяти преподавателей, двери которых мелькали справа от меня, и комнаты ректора слева от меня.

По закону подлости, ректор как раз решил отправиться на работу, а может просто полюбопытствовал, что там за шум. Дверь его покоев отворилась, и он уставился на меня рыбьими глазами, заставив притормозить.

– Кадет Арос?

Как будто бы сам не видишь.

– Здравствуйте, мастер Ринор!

– Как вы себя чувствуете сегодня? – Поддельная забота в голосе не укрыла от меня любопытствующего взгляда, блуждающего от меня к двери куратора и обратно.

– Спасибо, отлично! – Я попыталась прошмыгнуть мимо, но не тут-то было.

– Почему вы бежите, кадет?

Ну и что мне тебе сказать?

Я вгляделась в жаждущие грязи глаза и, кажется, поняла, что он хочет от меня услышать. Ему не нравится Хаган Ирэ, как и мне, собственно, и он надеялся его подловить. Не знаю, понимает ли это мой новый куратор, и долго ли он будет моим куратором.

Перед моими глазами всплыло лицо папеньки.

Я тогда рыдала, Мерир и Морей, как обычно, побили меня, совершенно не заботясь тем, что я младше, слабее, и уж тем более тем, что я их сестра. Братья сказали, что я упала с лестницы, споткнулась о ковер и загремела, сломав руку. Они были так убедительны, а я только плакала, баюкая ноющее запястье. Мне было девять лет.

– Я поверю тому из вас, кто искуснее солжет, – сказал отец и приказал всыпать мне плетей за неуклюжесть.

Рука зажила, но это стало уроком. И не только для меня, но и для братьев – плетей не хотелось никому. И мы старались, как могли. Мы лгали не только папеньке, мы лгали всем, и даже самим себе, оттачивая искусство лжи и манипуляции. Последнее было обязательным, ведь, если ты сам не поверишь в собственную ложь, значит, не поверит никто. Со временем мы поняли, что чем грязнее обман, тем желаннее он для слушателя. Мерир и Морей могли победить меня в любой драке на первых же минутах, но в искусстве лжи они мне и в подметки не годились. Потому что я лучше всех умела лгать себе. И сейчас мне не составило труда самой поверить в наскоро придуманную историю.

Я сделала большие глаза, губы задрожали, и первая слеза скатилась к подбородку. Не надо было так на меня орать.

– Он… Он…

– Что «он», кадет? – Ректор подался вперед, ловя каждый мой всхлип.

– Он приставал ко мне! – Я в ужасе прикрыла рот рукой.

– Кто? Мастер Ирэ? – Мы уже поняли друг друга, но условности должны были быть соблюдены.