— Дари, но не переусердствуй. Иначе добьешься прямо противоположного… Хорошо, хорошо… да, перестань же… задушишь! — деланно строгим тоном сказал Лучник. — Завтра… будет тебе завтра сестра…
***
На следующий день, едва Гелиос достиг середины неба на своей колеснице, запряженной огненными конями, перед дворцом появилась перепуганная, с всклокоченными волосами Теломена. Со слезами на глазах сбежал со ступеней навстречу ей брат: живой, невредимый, подросший с их последней встречи.
— Теломена! Сестричка!
— Психей!! Ты жив?!
Они обнялись — рады встрече, целуют, обнимаются, гладят друг друга по голове. Наконец, Теломена пришла в себя от изумления, отстранилась и спросила:
— Нет, это правда ты или я сплю?! Но как же такое возможно? Что… что всё это значит?
— Правда, правда я, — радостно смеялся Психей, еще раз крепко обнимая сестру. — Всё расскажу тебе, всё, что со мной приключилось, но попозже, за трапезой… А как ты, не сильно испугалась лететь по воздуху?
— Если бы!.. С самой зари какой-то голос у меня в голове не давал покоя, и никто, кроме меня, его не слышал. Этот голос велел мне идти на Оринейскую скалу, мол, брат твой жив и хочет видеть. Я не верила и не хотела слушать, но голос всё твердил и твердил, и что бы я ни делала, никак не желал исчезать. «Иди на скалу, иди на скалу, иди на скалу!» — всё повторял он. В какой-то миг власть надо мной будто захватила чужая воля: я как со стороны смотрела, как кличу рабов, как несут они меня в паланкине до скалы, как взбираюсь на её вершину… А только там очутилась, как вдруг меня что-то как подхватит, да как понесёт по воздуху!.. Вокруг туман, я в нем, как в плотном коконе — ничего не вижу… Я визжу, а меня вдруг как затрясут со всей силы — вон, вся прическа растрепалась — да как зарокочут: «Замолкни, замолкни сейчас же, иначе вниз сброшу!», ну, я и замолчала.
— Это Зефир. Что-то он был грубоват с тобой, — сочувственно ответил Психей. — Но, наверное, ты ему в самое ухо кричала… Но, пойдем же, пойдем скорее с солнца внутрь, я хочу показать тебе свой новый дом, — потянул он ее за руку и повел в свои беломраморные чертоги.
С гордостью показывал Психей дворец сестре, обращал ее внимание на совершенство линий и изящество узоров, выразительность изображений и гармонию красок, невиданное мастерство строителей, камнерезов и мебельщиков. Теломена только дивилась такой роскоши и красоте, а про себя думала: «Вот это братцу повезло, так повезло: в таком богатстве живет — золото ногами топчет».
По всем комнатам дворца провел сестру Психей, только спальню не показал: не захотел отчего-то, чтобы сестра его возлюбленного видела. А в самом конце завел и оставил в купальне, чтобы она могла смыть с себя пыль и усталость путешествия. Когда же посвежевшая Теломена снова позвала его, то зашел и подвел сестру к туалетному столику с двумя резными ларчиками на нем и откинул крышку одного из них. Теломену на мгновение ослепило блеском золота и камней.
— Это тебе, Теломена, — просто сказал он. — А второй ларец передай, пожалуйста, матери. — Психей еще утром тщательно и с любовью отобрал драгоценности для матери с сестрой и перенес их сюда из спальни.
У Теломены загорелись глаза. Она стала жадно перебирать, вертя в руках и цепляя на себя то браслет, то ожерелье, то перстень, а затем снова кидая их в общую кучу, чтобы тут же выудить из ларца новое, еще более красивое украшение.
— Ах, какая красота! — Она растянула на пальцах изящное ожерелье из голубых топазов, лазуритов и гранатов, украшенное двумя рядами подвесок из фигурок зверей. Теломена приложила его к себе и кинулась к зеркальцу смотреться. — Красота-то какая, а! — повторила она и начала примерять всё по-новой, но теперь уже перед зеркалом. — Такой красы и богини Олимпа не видывали… Это точно мне? Спасибо, спасибо, Психей!.. И идет мне, будто для меня делали! — Говорит, а сама взгляда от себя отвести не может — крутится, вертится в разные стороны: то поднесет унизанную браслетами и кольцами руку к глазам, то отведет в сторону, а то опять на свое отражение в зеркале любуется. Психей, довольный, стоял рядом — счастлив, что сестре по вкусу его подарок пришелся.
Она сунула было нос и в другой ларец, но примерять не стала, увидев, как напрягся Психей.
— Ну, мне же нужно знать, что ты для нашей матушки подобрал! Красивые вещи, ей понравятся. Жаль только, что будто для мужчины подбирали — ни стефан[1], ни диадем, ни серег в набор нет. Или есть? — она испытующе глянула на него.
Психей виновато развел руками:
— Увы, нет.
— Точно нет? Ну хорошо… И это всё, говоришь, на самом деле, мне? Да, поняла-поняла, другой ларец матушке передам… Ох, спасибо, братец дорогой! — И объятиями своими, казалось, задушить его готова.
— Ну, полно-полно, — сказал Психей ласково, легко похлопывая ее по спине. — Право, не стоит. Если хочешь, можешь пока оставить всё здесь — после заберешь… Ну, пойдем же дальше, ты еще не видела сада.
Но Теломена, не в силах расстаться с подаренным добром, оставила половину украшений на себе, а другую половину сложила обратно в шкатулку и, крепко прижав ее к груди, а ту, что для матери, вручив брату, пошла вслед за ним в сад.
***
Сад на Теломену особого впечатления не произвел, и поэтому они почти сразу направились к большой беседке, полностью покрытой вьющимися розами и плющом. Не успели брат с сестрой войти, как из воздуха возникли две деревянные кушетки, крытые мягкими овечьим мехом, с подушками-валиками в изголовьях, а затем из-под земли вырос столик, полный кувшинов с холодными напитками и золотых блюд с различными кушаньями. Психей махнул рукой и рядом зазвучала нежная флейта. Тут у Теломены глаза совсем круглыми стали.
За едой Психей расспрашивал сестру о доме, матери с отцом, Элоиле, последних новостях… Теломена отвечала подробно и обстоятельно, но, наконец, настал и ее черёд утолить любопытство. Она отставила тарелку, вытерла грязные пальцы о хлебный мякиш и спросила:
— Ну, а теперь рассказывай ты: что всё это значит? Как ты здесь оказался и стал хозяином всего этого… — она повела рукою по воздуху. — Только начинай с самого начала.
Психей стал охотно делиться с сестрой своей историей. Внимательно слушала его Теломена, пристально разглядывая при этом, и только сейчас заметила, как прекрасен стал ее брат. Нет, он всегда был хорош собой, но сейчас в нем словно что-то поменялось: черты лица утончились, краски стали ярче, сочнее, а от кожи и глаз прямо свет шел — кажется, оставь его в темной комнате и разгонет он в ней мрак, подобно светильнику… Он принарядился для встречи: в медных кудрях виднелись зажимы в виде бабочек; поясом с таким же узором был подвязан хитон. Одно предплечье обхватил гладкий обруч, а на запястьях красовались парные браслеты-змейки, при каждом движении рук вспыхивавшие яркими изумрудными глазами. Но более всего были примечательны фибулы на плечах: в россыпи гранатов и жемчужин посверкивали большие травянисто-зеленые изумруды, так и притягивая к себе завистливый взгляд Теломены. Ей-то он украшения подарил, как подачку бросил, а себе, небось, всё самое красивое оставил.
— И что, от тебя ничего не требуется взамен — ешь, пей и наслаждайся? — Теломена прерывала его рассказы о хрустальном водопадике. — Носи драгоценности и наряды, гуляй по чаще, вдыхай ароматы цветов, да играй на лире и… всё? А-аа, покраснел братец, словно маков цвет…
Психей почувствовал, как лицо, против воли, расплывается в глупой счастливой улыбке.
— Ну, давай же, рассказывай сестре всё. Кто она… или это он? Одно вижу, что влюблен ты крепко. И счастлив.
— Это он, — мечтательно сказал Психей. — Молодой мужчина, можно сказать, юноша… И ты совершенно права: я безумно, невыносимо влюблен и безмерно счастлив, что любим в ответ.
— А звать как его?
— Лучник.
— Лучник?! И всё?.. А кто он, что он? И где сейчас?
Тут Психей замялся, но решил признаться:
— Он не открывает мне своего настоящего имени, но в этом ничего такого нет, — торопливо добавил он в ответ на вздернутую бровь сестры. — Он охотник, и навещает меня только ночами.