— Ага!.. Ночами. Сын царя Митрадила, царевич Психей теперь наложник — служит постельным мальчиком какому-то охотнику и счастлив своей участью! — она покачала головой словно в ужасе. — О боги! Какой позор!

— Нет, это неправда! Всё совсем не так, как ты это сейчас представила, — с жаром возразил Психей. И отвернулся, обидевшись.

— Ладно, всё не так, не злись… — примирительно сказала Теломена. — А собой он хоть каков: высок-низок, толстый или худой, красив или страшен?

— Он божественно прекрасен, — выдохнул Психей. — Вряд ли на Земле или на Небе найдется кто-то, равный ему… А высок ли? Думаю, примерно моего роста. Нет, всё-таки он на голову выше меня… или на две. Нет, всё-таки на голову.

— Как такое может быть? Или ты его кроме как ночью и в постели и не видел? — Она прищурилась.

— Ты права, я никогда не видел его, — признался, опустив голову, Психей. — Все наши свидания проходят в полной темноте. Он заставил меня пообещать, что я никогда не буду пытаться его увидеть, иначе он покинет меня навсегда…

— А если попробовать зажечь светильник, когда он уснет?

— Он никогда не спит. Зато всегда засыпаю я и пропускаю момент, когда он уходит… Но Лучник клянется мне, что это всё временно и вскорости мы будем неразлучны и днем и ночью.

Теломена поцокала языком:

— Ах, обещания мужчин — уж, прости, Психей, но ни за что не поверю, что не за жену ты у него — какой только сладкий мед не льют они в наши уши, чтобы добиться желаемого! А получив, быстро охладевают и ищут радостей уже в другом месте.

Она поджала губы, подумав, когда в последний раз делила с Элоилом ложе. Его вечно нет дома, а если он всё-таки приходит ночевать, то постель ему греют то смазливый мальчишка-раб, то наложницы, а ей не достаются даже крохи… Как несправедлива судьба: мужья могут спокойно иметь хоть сотни любовниц, а если жену застанут с любовником — страшный позор падет на ее голову. Те пару раз, когда она рискнула пойти на измену, она так тряслась со страху, что и удовольствия не получила… Интересно, каков этот Лучник в постели… И Теломена спросила, пристально глядя на Психея:

— Теперь, добившись своего, твой Лучник, небось, приходит редко, да и ласками тебя не балует, заботясь лишь о своем удовлетворении?

— Нет, он каждую ночь со мной, — горячо ответил Психей. — Он очень ласков и всегда внимателен ко мне… — Перед глазами у него встали картинки прошлого свидания, и он, опять густо покраснев, опустил глаза. Но лучи счастья не скрыть даже за длинными ресницами — они так лились у него из глаз, заставляя сердце Теломены сжиматься от черной зависти.

Видимо этот охотник хорошо ублажает его. Вот так свезло братцу: и в золоте живет, и в любви счастлив! И еще незавидней ей собственная участь представилась… Тут вспомнились Теломене все унижения, которые ей, невесте, пришлось по воле Психея вытерпеть. И кажется уже ей, что и в теперешней холодности мужа тоже Психей виноват. И знает всё о ней и тайно смеется. Невмоготу ей стало слышать отголоски чужой страсти и видеть это счастливое, мечтательное лицо. Оборвала она его на полуслове, отбежала на пару шагов от беседки, отвернулась, потому что чувствовала, что на ее лице сейчас вся ненависть написана.

Испугался Психей, что сказал что-нибудь неправильное и обидел сестру. Подбежал к ней, приобнял ее:

— Теломена, что с тобой?.. Я тебя обидел?

— Да… нет… подожди. Я тебе должна кое-что сказать… Но мне что-то нехорошо: голова кружится и воздуха стало мало. Сейчас-сейчас подышу, в себя приду. — Она оперлась на плечо брата, а сама лихорадочно с мыслями собирается. — Да-да, пойдем снова внутрь, я прилягу.

Брат глядел на нее встревоженно и с испугом, а Теломена лежала, прикрыв глаза рукой, лишь бы только не видеть это ненавистное лицо. Наконец, план был готов:

— Фух, мне уже немного лучше, но как же тяжело!.. Но это мой долг… Ах, Психей, дорогой, даже не знаю, как тебе и сказать… Больно мне рушить твое счастье, но если оно построено на лжи и обмане, то… Ты говоришь, что никогда не видел ни лица, ни тела своего возлюбленного?

— Ну да, он особо настаивал на этом, иначе грозится покинуть меня… Но я не понимаю…

— М-мм, видишь ли, когда я летела по воздуху, то видела страшное отвратительное чудовище… змея… или нет, это был, скорее, черный дракон с рогами и гребнем. Всё тело его было в наростах и шипах, а между ног извивался мерзкий склизкий червь. Он вперевалку выполз на своем желтом брюхе из соседней рощи, а потом, добравшись до водопадика, — видимо того самого, что тебе так полюбился, братец, — долго справлял нужду в озерцо, а затем, срыгнул пламенем и улетел… Видимо, это и был твой Лучник.

— Не верю, не верю! То был, наверное, кто-то другой.

— Да кому же быть, как не ему! Ты ж говоришь, что на многие стадии здесь ни одной живой души, кроме птиц да ланей нет? Ну вот. Он и есть твой Лучник… Ты-то его ни разу не видел?

— Нет, не может быть! — воскликнул Психей. — Не может он быть этим чудовищем, я же чувствую, он — прекрасный юноша. Да, глаза мои не видят его, но мои руки, губы, кожа видят и кричат мне, что он молодой красивый мужчина. Кроме того… Пойдем, я тебе покажу.

Решившись, повел Психей Теломену в спальню, чтобы показать сестре фреску с любимым.

— Вот! Мой Лучник — юноша с этой фрески!

— Подумаешь, — прошипела Теломена. У нее аж лицо перекосило от взгляда на такого красавца, к тому же явно бессмертного — чуть не выдала себя брату. Это точно бог какой олимпийский!.. К счастью, Психей ничего не заметил, любуясь на своего Лучника. — Это еще не о чем не говорит. Пойдем отсюда, что-то мне здесь неуютно совсем.

И тянет его наружу в сад, на ходу выдумывая историю:

— Какой же ты глупый, Психей, всему веришь! Он тебе глаза отводит, а ты и поверил… Должно быть, этому прекрасному юноше принадлежал дворец прежде — краска-то на фреске старая-престарая, а ты и не заметил!.. И дракон сожрал его, как только с ним наигрался. И тебя сожрет. Сожрет, наденет теперь уже твою личину, явится во дворец к отцу и убьет всех нас: и отца, и мать, и меня… А может и не меня одну, если я понесла от Элоила и в моей утробе растет твой племянник…

— Правда? — встрепенулся Психей.

— Точно не знаю, но многие признаки позволяют надеяться… И этого младенца сожрет проклятая змеюка! — У нее на глазах появились слезы — она сама уже верила в выдуманную историю. — И виноват в этом будешь лишь ты, Психей, что подпустил эту тварь к нашему двору.

— Но зачем ему это, зачем ему вас всех убивать?

— Глупец! Он хочет заполучить царство отцовское. Народ не потерпит змея или дракона на троне — начнет бунтовать. Всегда найдется какой-нибудь герой-смельчак, который попытается его убить… А если он явится тобою — Психеем, сыном царя Митрадила — никто препятствий ему чинить не станет. Сколько раз уже такое было!

Тут ей пришло еще кое-что на ум, и она добавила, чтобы окончательно добить Психея:

— И еще, он же просил тебя поласкать его ртом? Просил, не смей отрицать, Психей, и не красней так. Я не знала еще ни одного мужчины… Ну так вот, он заставляет тебя заглатывать свое отвратительное семя, надеясь тебя обрюхатить. Чтобы в твоем чреве могли вызреть и вырасти его змееныши. И может, они уже там растут.

Побледнел Психей.

— Но я же не женщина и не могу забеременеть! — слабым голосом возразил он.

— Драконам всё равно — мужчины, женщины, — отрезала Теломена. — В этом они подобны деревьям: их семени достаточно лишь упасть на благодатную почву, чтобы оно начало расти… Верно тебе говорю! Он потому тебя пока и не убивает, что ждет своих детенышей… И еще, ты думаешь, отчего ни разу не заставал его спящим? Оттого, что иначе он не сможет отвести тебе глаза, — торжествующе сказала она. — Вот если бы тебе удалось погрузить его в сон, тогда он был бы не в силах скрыть свой истинный облик. Чужую личину невозможно удержать во сне… И тогда ты бы мог заколоть его и спасти всех нас.

— Но как же это сделать? Он настолько неутомим и так выматывает меня, что глаза мои просто слипаются!.. А сам он никогда не спит.