Удовольствие Фрэнка нарастало с каждым движением руки и реакцией наставника. Между пальцев давно было слишком горячо и влажно, и, без стеснения откидывая голову назад, он чувственно застонал.

— М-м… Джерард… — томно, прерывисто зашептал он. — Всегда… Всегда, когда я делаю это… Мои мысли только о вас, о том, как вы касаетесь меня, ласкаете, как ваши губы скользят по шее, а рука перехватывает мо… — Фрэнк вздрогнул, вдруг осознав, что Джерард уже стоит перед ним на коленях, близко, так близко, что на ключицах ощущалось его сладкое дурманящее дыхание. — И я чувствую, что могу излиться в любой момент, когда думаю обо всём этом, — сдавленным шёпотом всё же завершил Фрэнк, когда настойчиво-голодные губы Джерарда, наконец, встретились с его напряжённой шеей, нежно касаясь саднящего места укуса, а горячая умелая ладонь перехватила движения, вытесняя пальцы хозяина.

И Фрэнк в голос застонал от этого не сравнимого ни с какими фантазиями ощущения. И вздрогнув, растёкся сладким, тягучим мёдом после очередного настойчивого поцелуя, судорожно обнимая широкие плечи. И его шея, ключицы и грудь горели огнём под этими нехитрыми ласками, в то время как Джерард своей рукой управлялся так неуловимо-мастерски, совсем по-другому, чем он сам, то приближая к пику блаженства, то вновь чуть откидывая назад, задирая горизонт наслаждения ещё выше. И Фрэнк почти боялся того, насколько сладко будет падать с подобной высоты.

Но когда губы Джерарда вдруг встретились с чувствительной ушной раковиной, а язык нежно и горячо толкнулся внутрь, Фрэнк всё же не выдержал и неистово, судорожно излился в танцующую руку, ощущая влажное тепло и на своём животе, и на обнажённых бёдрах. Он падал, падал, но полёт был настолько медленным, сладким и не страшным, что губы растянулись в удовлетворённо-обессиленной улыбке, и он чувствовал, как тело перестаёт слушаться, и он буквально обмякает в сильных, надёжных, единственно любимых руках. Тёплое, заботливое прикосновение губ к виску заставило его улыбнуться.

— Ты… сумасшедший, мой мальчик, ангел мой… — шептал Джерард, поглаживая его по волосам. — Такой юный и до безумия горячий… Но быть настолько чувствительным… О, просто представь, кем я буду чувствовать себя, каждый раз получая почти бездыханное тело любовника в своей постели? — шутливо спросил он, и Фрэнк обессиленно, беззвучно засмеялся, на самом деле осознавая то, насколько он беспомощен сейчас. Он почти не чувствовал ног и не мог заставить своё тело хоть немного пошевелиться. — Возможно, твоя юность и гиперчувствительность — это не такое уж и благо для нас? — вдруг подвёл итог Джерард, чем заслужил укоряющее бодание лбом в плечо. На большее Фрэнк просто не был способен в этот момент. — Иди ко мне, — и Джерард, ловко притягивая съезжающее вбок тело к себе на колени, удобно расположился прямо на мягком ковре, на полу экипажа. Укладывая голову Фрэнка себе на плечо, сам он упёрся спиной в закрытую дверцу. Совсем скоро они должны приехать домой, в поместье… Им стоило как следует отдохнуть после слишком тяжёлого дня.

Джерард ловко вытащил из нагрудного кармана тонкий батистовый платок со своими инициалами и неторопливо, очень изящно обтёр свою испачканную руку. Фрэнк завороженно, с лёгкой полуулыбкой наблюдал за происходящим из-под опущенных ресниц. Пальцы Джерарда в сумраке экипажа казались чудными резными статуэтками из слоновой кости. Фрэнк удивился только тогда, когда Джерард, закончив, стал очень аккуратно, даже бережно складывать платок, возвратив его на законное место в нагрудном кармане. Ажурный краешек вызывающе торчал, словно пытаясь что-то сказать окружающему миру.

— Оставлю это здесь, — томным шёпотом произнёс Джерард, едва касаясь уха Фрэнка. — Пускай останется на память. Не так часто в моих руках исходят соком столь чудные цветы…

И Фрэнк, вдруг в мгновение ока превратившись обратно в скромного и послушного ученика, жутко смутился, закрыл глаза и спрятал вспыхнувшее румянцем лицо и улыбку на груди Джерарда. Он думал о том, что, кажется, несмотря ни на что, совершенно счастлив здесь и сейчас.

Пробуждения… Утренние мгновения, когда сознание возвращается в тело, и ты неторопливо, а порой — наоборот, рывком начинаешь чувствовать, понимать, осознавать. Когда внешний мир вдруг обрушивается на тебя, стирая сладость сна, или наоборот — как сегодня — нежно, ласково принимает в свои объятия. Эти моменты всегда были особенно важны для Фрэнка, как моменты пограничные, ни на что не похожие. Когда грань между ничем и чем-то ещё не так явна, и можно упиваться сладким запахом и теплом любимых объятий, не предаваясь мыслям и рассуждениям.

Его разбудил мягкий поцелуй в висок, но Фрэнк ещё долго нежился, не открывая глаз. Потому что чудо, которое сейчас творилось вокруг него, до сих пор казалось ему слишком хрупким, а возможно, вообще ночным мороком, обманом рассудка. Но такая знакомая, тёплая рука уже зарылась в его волосы, а сухость любимых губ дарила короткие, ни к чему не обязывающие поцелуи щекам, векам и даже кончику носа.

— Просыпайся, соня, — раздался шёпот Джерарда над ухом, и Фрэнк широко улыбнулся. — Мы заснули, как были, и это просто возмутительно. При свете дня твой вид повергает меня в шок.

Голос наставника звучал шутливо, но возвращающаяся память напомнила Фрэнку о вчерашнем, и он всё же смутился, вспомнив, насколько грязен, и что на нём сейчас разодранная ненавистная ряса. Неспешно разлепив глаза, он тут же встретился со взглядом Джерарда. Фрэнк мечтал в эту секунду только об одном. И мечты его были очень просты и вдохновенны. Они были о том, чтобы каждое утро его начиналось со встречи с этими болотного цвета глазами, в которых танцуют игривые смешинки.

— Доброе утро, Джерард, — произнёс он, наконец.

— Доброе, мой мальчик.

Они лежали в объятиях друг друга на кровати в комнате наставника, куда и рухнули вчера без сил, едва вернувшись в поместье. Уже давно Фрэнк не спал столь глубоким, совершенно тёмным и спокойным сном. Не так он мечтал провести первую ночь в постели любимого мужчины, но всё было к лучшему. Слова Джерарда накрепко засели внутри его сердца, и он мог поклясться перед распятием: теперь ничто не помешает им быть друг с другом. И он точно не позволит Джерарду пойти на попятную. После вчерашнего… Нет. Маски сброшены, и Фрэнк видел для них обоих только одну ясную дорогу — вперёд. Ему оставалось надеяться лишь на то, что наставник также примет всё произошедшее и будет всецело способствовать этому.

И Фрэнк точно знал, что теперь-то не будет сдерживаться в проявлениях своих эмоций. Ему нечего стыдиться и не от кого прятаться. Его чувства — это, пожалуй, лучшее и самое ценное, что вообще есть в нём.

Поэтому он мягко ухватился за светлую блузу, притягивая Джерарда чуть ближе, и сначала робко, а затем всё свободнее и жарче начал касаться губами губ, пока не выпросил томный, разжигающий в теле огонь поцелуй.

— Ангел мой, — прошептал Джерард, отрываясь от его губ, — нам нужно привести себя в порядок и спуститься к завтраку. Не знаю, как ты, а я жутко голоден. И Марго уже стучала. А может, даже заходила, так что жди понимающих взглядов и улыбок.

Фрэнк знал, что наставник прав, но цеплялся за него до последнего, пока тот, мягко проведя ладонью по его щеке, всё же не высвободился и не встал со смятой нерасправленной постели. Вздохнув, Фрэнк тоже поднялся и отправился к себе.

Наскоро умывшись и обтерев всё тело над тазом в своей комнате, Фрэнк переоделся и, кинув оценивающий взгляд в зеркало, посчитал себя в полной боевой готовности.

Внизу уже слышались оживлённые голоса, Маргарет что-то говорила, то и дело переходя на восхищённые возгласы. Сам Джерард время от времени смеялся, заставляя улыбаться и Фрэнка, спускающегося по лестнице. Иногда слышались заинтересованные фразы Луизы, и Фрэнк радовался ещё больше, внезапно осознавая, насколько же он соскучился по таким вот семейным утрам, по родным, любимым всей душой людям.