И она сурово велела детям лечь спать и не огорчать ее больше.

В эту ночь Чарли долго не мог заснуть. Он лежал в темноте, широко раскрыв глазами. Сердце у него билось. Трудно было дышать. Он расстегнул и откинул ворот рубашки. Волосы его разметались по подушке.

Странные, дикие мысли мучили мальчика — мысли о тюрьме: «готовы ли гробы для тех арестантов, которые там умрут? Где погребают арестантов, как их выносят, как хоронят, бывают ли при этом певчие? Разве мертвое тело тоже арестант? Разве ему не прощают долгов? А если прощают, зачем хоронят в тюрьме? Можно ли бежать из тюрьмы? Если дать арестанту крюк и веревку, может ли он взобраться на стену? А как он потом перелезет через стену и спустится вниз? Может ли он пробраться по лестнице так, чтобы его не увидели? И потом исчезнуть в толпе? Что если в тюрьме будет пожар? А что, если там теперь пожар?»

Наконец он очень устал от всех этих мыслей, закрыл глаза и стал было засыпать, но тут ему вдруг послышались удары. Это жена книгопродавца била мужа башмаком. Башмак был такой грязный, рваный, огромный. И сама она была большая и страшная. Книгопродавец ползал по полу и шарил в карманах: не найдутся ли там деньги. Чарли так было жалко его. Потом он снова вспомнил, что отдал ему свои любимые книги: Робинзона Крузо, Дон-Кихота, Арабские сказки в золотом переплете с чудными картинками. Зачем их продали? Не надо было продавать. Он никогда не простит этого родителям. Никогда! Ему стало горько и обидно; он снова открыл глаза и приподнялся на подушке.

Фанни говорила, что он и сам выдумывает сказки не хуже арабских. Да и не она одна это говорит. Раз он даже сочинил сказку в лицах про индийского султана Миснара. Когда он был еще маленький, в Чатаме. Потом они представляли эту сказку. Чарли был султаном в большом тюрбане, а Фанни султаншей и пела. У них было много гостей. Все смеялись и аплодировали, а про Чарли говорили, что он необыкновенный мальчик.

Учитель в школе уверял, что из него, наверное, выйдет писатель. Правда ли, что он такой необыкновенный мальчик? Что в нем такого удивительного? Неужели он сам будет писать толстые, большие книги и их будут дарить на праздниках детям? Книги в нарядных золотых переплетах. С картинками! Но, чтобы стать писателем, нужно много и долго учиться. Ему не раз говорили это Старшие. Да он и сам понимает. Нужно поступить опять в школу. Вот у Фанни чудный голос и большие способности к музыке. Фанни отдают в музыкальную академию, она будет певицей. А его отдают на фабрику. И как он будет работать на фабрике? Ведь это очень трудно. А он совсем еще маленький и слабый. Мама и сама знает. Зачем она отдает его на фабрику? Зачем?! Зачем?!

Он вспомнил, как на него раз напали на улице два мальчика. Мать послала его в лавку за хлебом, а они отняли у него хлеб, больно избили и убежали. Он плакал и кричал им вдогонку, что скажет своему папе, а тот пожалуется их родителям. Мимо шла старуха. Она остановилась, пожалела его, покачала головой и сказала:

— Что с них возьмешь? Они, как звери голодные, ведь они фабричные. Их там мучают и совсем не кормят.

Теперь он тоже будет фабричным мальчиком. Но те мальчики были большие и сильные, а он… Работают ли на фабрике такие маленькие дети, как он? Правда, он знает одного маленького мальчика, он тоже работает на фабрике. Это сын их соседки-прачки. Он дурачок, почти не говорит, только глаза таращит. И совсем худой и бледный. Его мать рассказала, что он прежде был очень умный мальчик и хорошо учился. Потом муж ее умер и пришлось взять его из школы и отдать на фабрику. С тех пор он и стал таким.

«И со мною то же будет, — думал Чарли с ужасом. — Я буду такой же глупый, забитый, несчастный мальчик. Что мне делать? Что мне делать? Кто мне поможет? Папа в тюрьме. Мама говорит, что переедет туда к нему, а Фанни будет жить в академии. Стало быть, я останусь один. Совсем один! Как же я буду жить один?»

Ему стало так страшно при этой мысли, что он привстал на постели и громко крикнул:

— Мама!..

— Кто это? Это ты, Чарли? Что это ты, что ты? Тебе, наверное, тюрьма приснилась. Спи, спи! Ты еще маленьких разбудишь. Опять всю ночь орать будут. И ночью-то покоя от вас нет! Совсем замучили. Спи, тебе говорят!

Рабочая неделя. — Как Павел Грин обижал Чарли, а Боб Фэгин его защищал. — Злая старуха Ройлэнс. — Чарли остался один.

В конце узкого и тесного переулка, на берегу реки, у пристани, сколоченной из досок, стоял старый дом, наполовину развалина. Во время прилива дом этот погружался в воду, а во время отлива стоял в грязи. Огромные серые крысы сбегались в него со всех сторон. Они пищали и шныряли по комнатам, покрытым копотью и грязью, шатким полуразрушенным лестницам и гнилым полам. Вокруг дома валялся заржавленный, железный хлам, паровые котлы, колеса, трубы, печи, весла, якоря. Вязкие дорожки около старых, гнилых деревянных столбов вели к илистому берегу реки. К столбам были прибиты дощечки, а на них объявлялась награда за спасение утопленников. Недалеко от дома находилась яма, куда во время чумы зарывали тела умерших. На берегу стояли лодки и барки.

Ранним утром в этот дом вошел Чарли, держась дрожавшей рукой за Джемса Лэмерта. Они вошли в большую, мрачную комнату с заплесневелыми деревянными панелями. Окна ее выходили на реку. Здесь была контора и касса, где получали деньги с покупателей, а по субботам платили рабочим. За высокой конторкой сидел человек большого роста, черноволосый, с нахмуренным, строгим лицом. Джемс Лэмерт велел Чарли подождать у дверей, а сам подошел к черноволосому человеку. Он заговорил с ним и указал рукой на Чарли. Черноволосый нагнулся вперед над своей конторкой и громко сказал:

— Подойди-ка сюда, мальчик!

Чарли подошел и поклонился, дрожа от страха.

— Он очень мал, — сказал черноволосый, пожав плечами, и недовольно взглянул на Лэмерта.

— Да, он немного мал, но я уверен, что он будет хорошо и старательно работать, — сказал Лэмерт.

Потом они заговорили о чем-то, чего Чарли не мог понять. О нем они как будто совсем забыли.

— Как же нам быть с мальчиком? — спросил вдруг Лэмерт, рассказав черноволосому что-то смешное, от чего тот долго и громко смеялся.

— Пускай остается. Ярлыки он, пожалуй, сможет наклеивать.

Судьба Чарли была решена. Его отвели в угол огромной комнаты, где работали два мальчика. Угол был против конторки, за которой сидел черноволосый. От времени до времени он строго на них поглядывал. Мальчики наклеивали ярлыки на банки с ваксой. На ярлыках большими буквами было написано:

ВАКСА ВАРРЭНА 30, ГЕНГЕРФОРДСТЭР. НАБЕРЕЖНАЯ, 30.

Сначала работа показалась Чарли совсем легкой. Он старательно приклеивал один ярлык за другим и робко оглядывался на конторку. Но час шел за часом, руки Чарли онемели и стали затекать, а черноволосый глядел все пристальнее и строже. Наконец у Чарли закружилась голова. Но в это время часы пробили половину первого. Это был обеденный перерыв. Черноволосый подозвал Чарли к себе: он сказал ему, что доволен его работой и оставляет его на фабрике. Конечно, Чарли должен и впредь стараться прилежно работать и быть полезным их заведению. Жалованья ему, как новому мальчику, дадут шесть шиллингов в неделю. Потом, если им будут довольны, он будет получать каждую неделю семь шиллингов. А пока он может получить жалованье вперед. Черноволосый послал мальчика в кассу и ему тотчас же отсчитали все шесть шиллингов. Чарли глазам своим не верил. Веселый и довольный он вернулся к своим новым товарищам.

— Пойдем-ка с нами обедать в харчевню, — сказал старший из двух мальчиков. — Нам дадут там отличного пива — тут совсем близко, напротив.

Чарли пошел с ними.

— Ты нас угощаешь, — сказал старший мальчик по дороге. Таков наш фабричный обычай — когда получил первое жалованье, угощай товарищей! Мы прокутим все твои денежки!

Чарли покраснел, слезы выступили у него на глазах.