Дома здесь были громадные, однообразные, с мрачными подъездами, полукруглыми окнами и балконами. Окна ярко освещены, но за ними ничего не видно. У подъездов нарядные экипажи. Угрюмые, важные швейцары распахивали двери, а лакеи в пестрых ливреях и шляпах с перьями, похожие на огромных заморских птиц, быстро подсаживали своих господ в закрытые экипажи. Как жили богачи? Куда собрались ехать? Что делали? Не угадать.

На этих улицах даже в окнах лавок почти ничего не было видно. Хозяева лавок не старались заманить покупателей. Покупатели были свои, постоянные. Покупатели знали, что всегда найдут здесь отборные товары. В окне кондитера стояли только конфеты под стеклянным колпаком и несколько баночек с вареньем. В окне фруктовой лавки лежала кучка больших золотых апельсинов.

Мальчик был голоден. Голод мучил его все больше и больше, мучил нестерпимо. Завидев издали степенную пожилую хорошо одетую женщину, он решил попросить у нее милостыню. Чарли отлично умел подражать нищим, он столько их видел в своем предместье. Скорчив жалкую рожицу, он жалобно застонал и протянул руку. Старая женщина поглядела строгим, недовольным взглядом, но достала из кошелька деньги. Все-таки жалко маленького мальчика.

Чарли обрадовался и опрометью побежал в булочную. Он купил себе большую булку, жадно съел ее и, приободрившись, пошел в Сити, главную торговую часть Лондона.

Тут были огромные магазины со всякими товарами. Драгоценные камни, пушистые меха, роскошные шелковые и бархатные ткани, огромные диковинные цветы.

Утомленный долгой ходьбой, измученный толкотней, оглушенный пронзительным шумом и суматохой, мальчик пробрался к большому, великолепному дому — английскому банку. Банк больше всего привлекал мальчика. Он долго стоял перед ним я думал об его подземных подвалах, набитых серебром и золотом. В тюрьме ему много рассказывали про них. Здесь было столько денег. Подумать только — все эти деньги принадлежали немногим людям! Они их тратят только на себя или копят. Зачем они их копят? И всегда хотят иметь больше и больше. А он только работает, голодает и мучается. Богатые наверно скупы, злы, жадны. Их дети ходят нарядными, как сын хозяина его фабрики. Они учатся в школе, а он…

Мальчик шел дальше. Шум на деловых улицах, наконец, замер, жизнь стихла. Теперь улицы совсем темны. Казалось, они хранят зловещие тайны. Тайны торговых контор с книгами и бумагами в несгораемых железных сундуках и шкапах; тайны банкирских контор с крепкими подвалами и потайными комнатами, тайны бесчисленных грабителей громадной столицы. Сколько страшных тайн в этом огромном Лондоне!

Было совсем поздно, когда Чарли добрался до Лондонского моста. Тихо, темно и страшно. Бездомные, оборванные бродяги одиноко стояли на мосту, глядя на воду диким, бессмысленным взглядом. Они как будто хотели навеки погрузиться в быструю реку. Какие-то люди притаились в темноте, кого-то подкарауливая, пересвистываясь и перекликаясь друг с другом.

Чарли знал, что сюда в этот час собирались убийцы и воры. Прежде, когда он был еще маленький (теперь он совсем уже большой, столько пережил горя), он вспоминал о них ночью с ужасом. Боялся он их и теперь, но теперь ему было их жалко. Теперь он понимал, что нищета и одиночество приводят к преступлению. Как знать, долго ли он сам выдержит? Может быть, и сам будет преступником — убийцей или вором… Милостыню он и теперь уже просит, потом будет воровать.

Он вспомнил встречу с мальчиками в пивной. Они воришки. У них водятся деньги. Чарли слышал, как маленький хвастал, что украл золотые часы. А старший, уходя, сказал Чарли: «Будем с тобою знакомы!». Он наверное хочет, чтобы Чарли вступил в их компанию и тоже стал вором. Недаром он угощал Чарли водкой. Неужто и в самом деле придется воровать!

Чарли представилось, что он подкрадывается сзади к хорошо одетому толстому человеку и вытаскивает у него из кармана кошелек. Толстяк ничего не замечает. Потом он засовывает руку в карман и не находит кошелька. Он быстро оглядывается и видит Чарли. Чарли убегает во все лопатки. Толстяк кричит: «держи вора!!» и бежит за мальчиком. За толстяком бегут и другие люди: мясники, булочники, молочники, посыльные, школьники… Бегут взапуски, с криком, с ревом, сшибая прохожих. Толпа все растет и растет. Она несется, разбрызгивая грязь, стуча подошвами по мостовой: «держи вора, держи вора!!».

Наконец Чарли падает, сбитый с ног здоровенным ударом кулака: кровь течет у него изо рта, он дико озирается на людей, а они, хохоча и радуясь, толпятся вокруг. Страшно…

Неужели с ним так и будет? Чарли с ужасом вспоминал слова воришки: «тебе не миновать. Надоест голодать и работать на других, тогда пойдешь по нашей дороге».

Неожиданное письмо. — Отца освобождают из тюрьмы. — Чарли покидает фабрику.

Джону Диккенсу все тяжелее было в тюрьме. Он заметно опустился, говорил, что тупеет, и избегал людей. Твердил: «солнце мое закатилось, земля раскрылась и поглотила меня». Реже ходил в буфет и перестал пировать со знакомыми арестантами. Все чаще грустно сидел у окна один. Сапоги его уже не блестели, он забыл про лорнет и трость с набалдашником и небрежно завязывал галстук. Даже брился редко. Перестал писать письма родным и больше не просил его выручить. Все равно не помогут. Надеяться было не на что.

Чарли все реже приходил в тюрьму. Все чаще и чаще проводил вечера в пивной. Он подружился с мальчиками воришками.

Раз он долго дожидался их в пивной. Наконец пришли старшие мальчики бледные и расстроенные. Самого маленького с ними не было. Они рассказали, что его поймали и посадили в тюрьму. А им как-то удалось удрать и скрыться.

— Плохо будет без третьего товарища, — сказал старший. Маленький в нашем деле всегда необходим. Самому не всюду показаться удобно. А малыша всюду пошлешь, он так проскользнет, что и не заметят.

— А ведь вот же его поймали! — возразил Чарли.

— Мало ли что поймали, — сказал старший. — Поймали оттого, что струсил. В нашем деле главное ничего не бояться. Если не бояться, никогда не поймают. Наше дело лихое, с нами, брат, весело. Шел бы к нам! Чего боишься? Лезешь к нам, а боишься! По чужой указке работать и ослы умеют.

Он лихо надвинул набекрень свою шапчонку и глубоко засунул руки в карманы штанов.

— Мы вольные соколы! Чего боишься? Слушай, малыш, нынче суббота, идем к нам в гости. Мы тебя угостим на славу. Ужин устроим горячий. Да и пряники у нас припасены. Вчера попался дурак-торговец. Увидел знакомого и отошел от прилавка. Пока он разговаривал, мы его здорово обобрали. Ну идем, что ли? Что тебе тут одному сидеть!

Чарли пошел с ними. Шли долго, по грязным нищенским улицам.

— Смотри, не выдавай нас! — сказал по дороге старший мальчик и посмотрел на него страшными, злыми глазами. — У нас разговор короток. Коли выдашь — убьем.

Наконец, пройдя темный и грязный переулок, мальчики шмыгнули в ворота. За воротами был огромный проходной двор.

Мальчики остановились, переглядываясь. Старший вынул из кармана платок.

— Уж ты не взыщи, птенец, глаза мы тебе все-таки завяжем.

Чарли испугался и хотел убежать, но не успел — старший мальчик накинул ему платок на глаза, а маленький крепко в него вцепился… Потом они потащили его дальше. Сначала по ровному месту. Как видно, через проходной двор. Потом стали спускаться. На вопросы Чарли воришки не отвечали, да и друг с другом не говорили. Шли быстро и молча.

— Стой! — сказал, наконец, старший мальчик.

Чарли услышал, как он открыл дверь. Потом его толкнули вперед и дверь за ним тотчас же захлопнулась.

— Снимай повязку, — приказал старший.

Чарли стоял в темном коридоре. Младший мальчик зажег спичку, и все трое стали пробираться вперед. Чарли одной рукой ощупывал дорогу, а другой крепко ухватился за своего маленького товарища. Он с трудом поднялся по темной, поломанной лестнице. Товарищи его поднимались ловко и быстро — давно привыкли. Старший отпер дверь и втащил Чарли в большую комнату.