К подъезду подкатил маленький кабриолет на высоких колесах. Из него выскочил толстенький старичок с огромным носом, чисто выбритый. Старичок поздоровался с мальчиками и побежал наверх. Мальчики едва поспевали за ним.

Старый учитель танцев легко носил свое полное тело, порхал и кружился по залу, высоко поднимаясь на носки. Он жестоко высмеивал неуклюжих и вялых учеников.

— Живее, живее поворачивайся, чурбан! — сердито кричал он на толстого мальчика с большой головой и выпученными, бессмысленными глазами.

— Отчего этот жирный дурак не был сегодня ни на одном уроке? Неужели он только танцам учится? — спросил Чарли стоявшего с ним рядом большого мальчика.

— Он учится у себя в комнате. К нему туда ходят учителя. Только он ничего не делает, страшный лентяй. Живет у нас на полном пансионе, но кормят его отдельно. Целый день жрет сладкие булки, а нас не угощает. Скотина! Директор получает за него огромные деньги.

— Его родители очень богаты? — спросил Чарли.

— Ух! — сказал большой мальчик и прищелкнул языком. — У них золотые россыпи в Калифорнии. Сынка они прислали сюда на огромном корабле. У него карманы набиты деньгами, я сам видел. Он может покупать все, что хочет. Директор ему во всем потакает. Директор любит богатых.

Когда урок танцев кончился, учитель вытащил из кармана игрушечные трубы и подарил их лучшим ученикам. Чарли тоже досталась такая труба. Мальчики затрубили в трубы и вихрем помчались вниз провожать учителя.

После уроков Тобин отвел Чарли в комнату, где жил молодой учитель. По дороге он успел рассказать товарищу, что мальчики любят этого учителя больше чем всех учителей, потому что он самый добрый из всех. Всем помогает учиться и почти никогда не наказывает. Он очень ученый, знает все науки на свете.

— А директор? — спросил Чарли.

— О, директор ровно ничего не знает. Да и откуда ему знать? Ведь он раньше торговал кожей, а потом купил школу у знаменитого ученого воспитателя. Тот прославил школу, а мистер Джонс просто купил ее за деньги. Многие родители воображают, что мистер Джонс замечательный ученый. А он совсем не ученый, а торговец кожами. Молодой учитель — другое дело. Он знает все языки на свете, и древние и новые. Сестру маленького Мэксби он даже учил раньше по-итальянски. А теперь больше не учит.

— Почему? — спросил Чарли.

— Он теперь больше не ходит к Мэксби, — ответил Тобин и грустно вздохнул. — Видишь ли, это целая история и притом печальная. Сестра Мэксби красавица, это всем известно. Мальчики говорили, что учитель сделал ей предложение, но она, дура, не пошла за него. Она вышла за другого.

— А что же он? — спросил Чарли.

— Он с тех пор стал очень печальным. Мы думали, что он выместит обиду на маленьком Мэксби, но он его еще больше полюбил и никому не дает в обиду. По вечерам он теперь всегда играет на тромбоне, чтобы утешиться. Ты видел когда-нибудь тромбон? Знаешь, такая длинная, раздвижная труба. Только тромбон старый, он купил его где-то очень дешево, в нем какая-то часть потеряна, и музыка выходит смешная.

У молодого учителя Чарли застал еще несколько учеников, самых маленьких в школе. Им тоже было трудно учиться по-латыни. Учитель объяснил Чарли заданный ему новый урок. Чарли понял и просиял.

— Благодарю вас — радостно сказал он учителю. — Мне теперь гораздо легче будет выучить.

Он ушел домой спокойный и веселый.

Раз в неделю мальчики покупали журнал с картинками. Покупали по-очереди, журнал стоил дорого — каждая книжка два пенса. Потом не могли дождаться продолжения. В каждой книжке страшное убийство и необыкновенные приключения!

Лучшим другом Чарли стал Даниил Тобин, самый добрый и веселый из всех мальчиков в школе. А жилось ему совсем не весело. Тобин был из бедной семьи, а директор терпеть не мог бедных. Директор вечно бил Тобина. Но Тобин был удивительно веселый, отходчивый мальчик. Он больше всех учеников заботился о птицах и о белой мышке.

Тобин горько плакал, когда мышка утонула в чернильнице. Кто-то из мальчиков плохо закрыл футляр латинского словаря, где она жила. Мышка выбежала и забралась в большую чернильницу. Мальчики долго искали ее. Наконец догадались заглянуть в чернильницу. Они вытащили оттуда мышку всю черную и мертвую. Добрый молодой учитель, верный друг мальчиков, видя горе Тобина, достал ему где-то другую белую мышку, но Тобин был безутешен, не обращал на новую мышку никакого внимания, и не стал ее обучать никаким штукам. О старой мальчики часто вспоминали. Уж очень была смешная. Без нее как-то скучно.

Чарли стал думать: чем бы утешить товарищей?

— Давайте, устроим кукольный театр! — предложил он им. — Когда я был маленьким, мне подарили такой театр в день рождения. Но тот был крохотный, а мы смастерим большой, так чтобы все можно было представлять как в настоящем театре: войну, бурю на море, кораблекрушение!

— Если бы мышка была жива, я бы ее приучил, она бы играла на сцене! — печально сказал Тобин.

— Мышка одна, а у нас будет много актеров, целая труппа, — возразил Чарли.

Совсем не актеры, а куклы. Куклы картонные, а мышка была живая, — твердил Тобин.

— Ничего что картонные, — уговаривал его Чарли. — Ты будешь их дергать за веревочку, они будут двигаться, а я буду говорить за них разными голосами. Можно даже сделать так, как будто они поют и танцуют.

Мышку я бы тоже непременно выучил танцевать. Она была такая способная! — тяжело вздохнул Тобин.

— Он все свое!.. — вмешался один из старших мальчиков. Его звали Беверлеем. — Ты отлично придумал, Диккенс! Устроим театр. Ты сочинишь пьеску, а я напишу декорации. Я умею. У меня дома большой ящик с красками. Я принесу ящик в школу, вы все увидите, как я буду работать. У меня палитра и кисти, как у настоящих художников.

Новая затея всем понравилась. Мальчики с увлечением принялись за работу.

Театр вышел совсем как настоящий. С кулисами. Занавес поднимался и опускался. На сцене солнце и луна всходили и заходили. Беверлей написал роскошные декорации.

Директор пронюхал, что Диккенс со своими товарищами устраивает театр, но, к удивлению мальчиков, не рассердился. Он разрешил им представление и велел пригласить на него учителей и родителей.

Спектакль удался чудесно. Директор велел зажечь большие люстры в зале, а служителю Филю одеться по-праздничному и для порядка стать у дверей. Филь стоял молча, угрюмо, точно на кого-то сердился.

— Засмейся, Филь! Право засмейся! — говорили мальчики, пробегая мимо. Но угрюмого Филя никто не мог рассмешить. Это был самый мрачный и неразговорчивый человек на свете. Все мальчики были уверены, что у Филя прошлое темное, что он сделал что-то дурное. Директор про это знает и держит Филя в школе насильно, Филь боится уйти: директор его выдаст.

Наконец публика собралась. Директор, учителя, родные заняли места в первом ряду. Занавес поднялся, представление началось. Чарли с Беверлеем спрятались за театром, так что публика не могла их видеть. Чарли говорил за кукол разными голосами, а Беверлей двигал кукол и менял декорации. У него много было дела, ему помогал Тобин.

Пьеса называлась «Пожар на мельнице». В последнем действии был народный праздник. Мальчики устроили за сценой фейерверк, зажгли бенгальские огни. Огни рассыпались крупными звездами, красными, синими, фиолетовыми, зелеными. От фейерверка в зале сцена озарилась заревом. Мельница как будто загорелась. Беверлей незаметно дернул ее за веревочку, мельница распалась на куски. Весь зал наполнился дымом, а за сценой поднялся шум и грохот. Тут уж и публика не утерпела, мальчики вскочили со своих мест и принялись кричать, шуметь, стучать.

И вдруг все стихло. В дверях грозно стоял огромный человек в мундире с блестящими пуговицами. Мальчики замерли от ужаса. Полиция! Их сейчас поведут в тюрьму!

Но полицейский, привлеченный с улицы необыкновенным шумом, увидев кукольный театр, засмеялся. Он смеялся громко, добродушно.

Тут из-за театра выскочил Тобин и сказал, что представление кончено.