– Григорьев, ты думаешь, что я полный идиот? Стало бы моё ранимое сердце выслушивать такое хамство по утрам, тем более от собственного бойца, если бы я не простоял около двери в сортир двадцать минут, пока не дождался вывалившейся оттуда толстой ж… Гуссейнова! А второй туалет, сам знаешь, завален шмотьём. Нет его нигде. Уже час, как ищу. Надо докладывать в командирский вагон. Может, на станции оставили? – уже робко предположил он (Семёну показалось – с надеждой).

– Быть такого не может. Он заснул раньше меня. Я сам видел его сопящим в две дыры, – Семён уже окончательно проснулся.

– Не он это был, а я, – послышался басистый голос Пиликина, – он ещё на станции мне свою гимнастёрку одолжил. Моя-то вся в масле была. Ну а мне в наряд. Ну я свою и застирал пока.

– А он где?

– А я почём знаю?

– Не может такого быть, – повторил Семён.

– Ну может не может, а нет его. Это факт, – сказал Гриня, раздражаясь всё больше.

– Давайте объявим построение по вагону. Может, зашхерился где и дрыхнет? Все построятся, и шхеры заметны будут, – предложил Сёма.

– Да я уж и сам так думал, – сказал старший прапорщик с лёгкой обидой. – Просто не хотел всех будить. Умаялись поди. Подъём! Личному составу построение в проходе! Форма раз! – реабилитируясь за прокол, истошно заорал Гриня.

Обитатели вагона были сонные и недовольные, но построились быстро, тем более, что одеваться не требовалось.

– Командирам отделений доложить наличие личного состава, – скомандовал Гринчук. – Вдруг ещё кого нет, – уже тихо шепнул он Семёну.

Оказалось, что нет только ефрейтора Виноградского. После отработки команды «обнюхать весь вагон» его всё равно не нашли. Потом старший прапорщик уже самолично «обнюхал» вагон, где ехали офицеры. Виноградского не было.

– Что и требовалось доказать, – сказал Гриня, завершив поисковую операцию, – надо идти докладывать о потере бойца. – Гриня, казалось, постарел ещё лет на десять.

– А зачем вы его искали-то? – просто, чтобы отвлечь Гриню от грустных мыслей, спросил Семён.

Возникла минутная пауза, за время которой лицо изначально предметно приунывшего прапорщика сменило несколько актёрских масок. От трагического героя до комика. Стало понятно, что этот простой вопрос навёл его на какую-то единственно правильную мысль.

– Всё, бл… знаю, где он! Вот гад! Как я сразу не подумал?! Студент, ты – голова! – чудесным образом опять вернувшись к своему биологическому возрасту, радостно закричал Гриня. – Да хотел спросить, хорошо ли… Да не важно… Доберёмся, я его на губе сгною! Да и в дороге жизни не дам. Его вонючие ноги в вагон даже не заходили! Нет, ты понял? А? Каков он!!! Ну-ка, Студент! Тайны хранить умеешь? – прошептал Гриня тоном заговорщика, одновременно выталкивая корпусом Семёна в тамбур.

– С мореходки за то и попёрли, что других самоходчиков не сдал, – с деланным оскорблением ответил Сёма.

– Мне нужна твоя помощь, и ещё пару проверенных бойцов возьми. В помощь и так, для конспирации, – продолжал шептать Гриня.

– Я так не могу, товарищ прапорщик. Мне надо знать – для чего, иначе как же я людей подберу, – отвечал Семён.

– В теплушке он с кухней, – ещё тише сказал Гриня.

– Не может быть, – так же тихо, принимая игру, сказал Семён. – Как он туда мог попасть? До неё минимум пять платформ с техникой, а эшелон, как докладывал дежурный, шёл без остановок весь день. Я сам слышал, – продолжал Сёма. – И потом какого бы хрена он туда попёрся, я уже не говорю – каким образом?

– Там шесть ящиков «Пшеничной» водки мешками с мукой завалены. Вот, наверное, и не устоял, потянуло с устатку. Там и остался после погрузки, будь он неладен…

– Та-а-ак! Давай по порядку, товарищ старший прапорщик Гринчук. Не боись, не выдам. Во-первых, видимо, надо товарища вызволять из возможного алкогольного плена. А во-вторых, как военному человеку, вам должно быть известно, что для того, чтобы разработать план операции, нужно знать все детали произошедших ранее событий. А операция, судя по всему, должна быть непростая, – поняв, что Гриня в нём нуждается и этим в будущем можно воспользоваться, – важно продекламировал Семён.

– Я на агрегате своём водку привёз. Пустыня, братан! Хрен где возьмёшь, даже если захочешь. А ну как хорошо отстреляемся? А? Сам знаешь, весь первый вагон ко мне потянется: «Гриня, родной, достань. Надо отметить». А я что, бл… этот, что ли, ну как его, в голубом вертолёте? Ну и так надо. Это же валюта на полигоне. Понимаешь? На что хочешь можно выменять. Вот в прошлый раз (ну да ты должен помнить) командирский «УАЗик» в Балхаше утопили. Так я такой всего за пять пузырей в комендатуре почти новый взял. Так и увезли потом с собой. До сих пор бегает. Вроде всё всем понятно, а попробуй командиру скажи, что надо на полигон водки взять, так можешь уже и не собираться. Вот и приходится юлить. Короче, я Виноградского отловил перед обедом, в конце погрузки, когда он до ветру бегал, и попросил осторожненько занести водку в теплушку. Я до этого оттуда поваров за крупой отправил. Говорю Виноградскому: «Ты сейчас в вагон не тащи, а то всех попалишь. Я потом на полигоне, если добре отстреляетесь, фуфырик подгоню. Отметите со Студентом где-нибудь, по-тихому».

«А-а-а… так вот что Виноградский хотел рассказать», – подумал Семён.

Видно было, что Гриня рассказал всё как на исповеди. Уж очень он боялся, что слишком рано всё откроется и Дзагоев точно выпроводит его на дембель раньше времени, несмотря на все заслуги. Ему показалось, что в лице Семёна он нашёл надёжного партнёра. А без партнёра (или партнёров) в таком деле не обойтись.

Существовало несколько задач, которые необходимо решить. Предположив, что Виноградский в кухонной теплушке (больше ему деться было некуда, а главное, незачем), можно было на девяносто девять процентов сказать, что там в этот момент происходит большая пьянка и откроется всё безобразие ровно в восемь утра, когда эшелон по- любому остановится, чтобы дневальные забрали завтрак из теплушки. Кстати, сейчас повара должны были не бухать, а замешивать хлеб для полевой печки – между прочим, это самый вкусный и ароматный хлеб в мире!.. Итак, если сейчас на часах час ночи, то до восьми утра оставалось ещё семь часов. «Время пока есть», – подумал Семён. Соответственно, первое, что надо придумать, чтобы тайна и по истечении этих часов не была раскрыта, – это как заставить поваров молчать. Второе – как на ходу попасть в теплушку. Третье – быстро и незаметно перепрятать «Пшеничную». И четвёртое – как отмазать Виноградского. Отвечать за самоход из расположения части при выполнении боевого задания своего непосредственного подчинённого Семёну ой как не хотелось.

Докладывать о пропаже ефрейтора Гринчук передумал. Пошёл разведать обстановку в первый вагон. Семён взял помятую неполную пачку «Памира» и вышел в тамбур. Дымя сигаретой, смотрел в тёмное окно и думал, пытаясь найти решение поставленных задач.

По людям определился быстро. Предполагалось привлечь к операции Вовку Пиликина, Кешу Ромодановского и Батыра Урусбаева. С Пиликиным знались с призывного пункта, Батыр – молчун, здоровый, как шкаф (солдатская молва говорит, второй раз служит, за брата), а Кеша такой мастак на выдумки, что о том, как добраться до теплушки, можно было не беспокоиться. Да и ловкостью с силушкой бог не обидел (всё-таки в цирке вырос). Заткнуть поваров нужно было только до Перми. Они, вообще, были не наши, а прикомандированные, и там сменялись. Водку спрятать тоже место есть. Под каждым вагоном громоздится холодный погреб. Единственная проблема, что люк в них находится снизу от тэна, где чай готовят, то есть внутри вагона. Наверное, изначально они для угля были нужны. Виноградскому за что-нибудь Гриня припаяет наряд на кухню (потом скажет солдатам, что сам забыл, что он там). Всё решаемо. Вот только когда это делать и как у всех на глазах обеспечить свободу передвижений?

– Как дела, солдат? Сигареткой не богат? – услышал за спиной незнакомый голос Семён. – Видишь, пришлось воспользоваться удобствами в вашем салоне, а то у нас там авария, а к офицерикам вашим неудобно. Пришлось мчаться через вагон. Боялся – не поспею или вторым буду. Ну да, слава богу, не дал старику оконфузиться.