«Поразительное совпадение. Мир тесен. И для людей, и для событий».

— Ты любишь символы? — спросил Немо.

— Отчего нет? Они в событиях, встречах, предметах. Это тонкие нити, связующие весь наш мир. Они везде, если их замечать. Так, кстати, говорил и мой пропавший друг.

«Познакомиться бы раз с этим её другом, раз она так отождествляет нас. А она так и не назвала его имени. Эх, все они так, влюблённые девушки. Скрывают имена возлюбленных как ценный бриллиант. Но я не виню её за это. Может, я тоже когда-то любил, а я этого не знаю… Так или иначе, всё в прошлом, я уже не тот. Я совсем другой человек».

Пока Немо и Тина беседовали, они обошли ещё один коридор, заглядывая туда, куда только было возможно.

— Ну? Вспоминаешь что-нибудь?

Немо покачал головой.

— Нет. Ничего не поменялось.

Тина грустно вздохнула.

— Что же делать…

Её заглушил громкий звук захлопнувшейся двери. В коридор, едва удержав равновесие, вылетел Данила, запуганный и растрёпанный как воробей.

То, что вызвало в нём страх, издавало чудовищные стоны, которые практически никто, кроме него, не слышал. Стон перешёл в крик, и Данила, подхватив Немо и Тину, помчался прочь. Неслышимый для простых ушей крик прорывался сквозь сердцебиение, вынуждая его оборачиваться на преследующую их тёмную душу. Призрак женщины, осыпающийся пеплом, прерывистым шагом спешил за ними, сложив пальцы вместе как при молитве. Лицо её перекошено как после инсульта. Тьма, переливающаяся внутри неё чернилами, испарялась от каждого движения, застывая позади неё рваным шлейфом.

— От кого мы бежим? — воскликнул Немо.

— Тающая душа, — задыхаясь, ответил Даниил.

— Что-что?

При следующем ответе Данила захлебнулся воздухом. Тина выпустила руку, как бы крепко он её ни держал, и, круто развернувшись, перегородила дорогу рассыпающемуся призраку. Она не видела и не слышала его, но чувствовала мёртвую энергию, которая робким дыханием касалась её кожи. Плевать на риск, плевать на всё.

— Не трожь моего брата!

Она сорвала с шеи кулон-маятник и вслепую пронзила им душу женщины. Её крик прорвался и в мир живых. Скопившаяся тьма обратилась в дым, разлетевшийся по воздуху за её спиной. Чернильные жилки, прорезавшие лицо, вмиг побледнели. Мёртвая женщина выпрямилась и в излучающем сиянии улетела через потолок, освободившаяся от недуга.

— Тина! — Данила крепко обнял её, перепуганный внезапным поступком. — Куда же ты? А если бы она ранила тебя?

Это было надолго. Так сильно он прижал Тину к себе, как если бы её готовились отнять у него. А это легко могло и случиться. В этом вся Тина, безрассудно бросающаяся в любую опасность.

Она прильнула к плечу Данилы, и в тепле её тела он уловил нечто новое, чего он ранее не ощущал. Нечто сильное и… вяжущее. В кулаке Тины всё так же зажат маятник, впиваясь углами в складки. Оправившись, она быстро надела его на шею, и странная энергетика перестала идти от души. Это не случайно. В кулоне определённо заложена мощная защита.

Запертая в материи сила, которую они беспечно упустили из виду.

— Почему твой маятник… — начал Даниил и осёкся.

— Это всё магия, — прошептала она.

Небольшой ухоженный зал. Настолько чистый, что эта чистота затмевала энергетику смерти, обязанную здесь присутствовать. Сам воздух операционной был неестественно свеж как хвойное утро после дождя. По центру стоял операционный стол, на котором лежал труп… Германа?

Денис сдёрнул простыню с лица покойника и тяжко вздохнул.

— Какое совпадение, — заметила Агата.

Денис кивнул. Высохшие щёки, ещё больше очерченные скулы, сжатые тонкие губы. Смерть изуродовала его лицо, которое и при жизни отличалось жестокостью. У тайного алхимика, заклятого друга Дениса, имелись свои причины, чтобы провести тот эксперимент, чтобы совершить непоправимое — чтобы, наконец, заслужить за это гибель.

Если Дениса интересовал вопрос, зачем он так поступил, то Агата больше задавалась иным вопросом — а как это поможет бедному Немо, который вынужден томиться за решёткой чужой личности?

— Вот я дурак, — он всплеснул руками, оглядев операционный зал. — Он бывал здесь всё это время, и никто его не засёк! Только он мог наводить здесь такую чистоту. Перфекционист во всём.

— Воздушные Руны?

— Точно, — Денис надел спиритические очки. — Следы видны до сих пор.

Слабые очертания рун, парящих в мерцающих облаках, висели в воздухе повсюду. Руны порталов, руны очищения, руны сокрытия — работа Германа налицо. След же его призрака как сквозь землю провалился.

— Если он в тайне как-то умудрялся работать здесь, то рецепт воскрешающего средства, если таковой существует, явно где-то здесь, — склонившись над Германом, сказала Агата.

— Зуб даю, он бы такое точно где-нибудь записал!

— Здесь вы его не найдёте, — прогремел ответ.

Этот мощный, глубокий голос принадлежал человеку на столе. Его душа парила в оконном свете, осыпаясь белоснежными частицами. Завороженно пройдя ближе, Агата протянула руку призраку, ловя искажавшие его эмоции. Фантомная боль, глубоко проникшая в невидимое сердце, раздирала его, безмолвно просила об уничтожении…

Быстрый луч, ослепив внезапностью, метнулся перед взором.

Крик Дениса затонул в захлёбывающемся кашле, когда Герман пролетел в его тело. Постепенно оно занемело под влиянием чужой души, и обездвиженные губы застыли на полуслове. Денис скривился напополам, всеми силами выталкивая из себя настойчивого призрака, но вскоре сдался, признав его перевес.

Агата следила за ним, не проронив ни звука.

«Почему ты не вытащишь его из меня?..» — Денис выдавил из себя мысль, пока на его сознание не накатилась мутная волна.

«Я хочу узнать, чего он хочет. Я успею вернуть тебя. Не бойся».

В следующий миг перед Агатой уже стоял временно оживший Герман Соболев. Тёмные глаза телепата просветлели и изучающе оглядели её с прищуром сомнения и недоверия.

— Слишком рано. Слишком рано всё произошло. Что поделать.

— Скажите, кто вас убил, — максимально добродушно спросила Агата.

— Это не имеет значения, — ответил Герман, помахав указательным пальцем. — Самое главное — это закончить дело. И у нас почти получилось. Глупец, такой глупец, все эти лишние жертвы, включая самого себя. Болван, я сам виноват. Что же, я заплатил свою цену, но будь я живым, на сей раз я бы продвинулся куда дальше.

Будто забыв про присутствие Агаты, он проникся рассуждениями, расхаживая взад-вперёд и теребя подбородок.

— Кто-то должен унаследовать мои труды. Мало того, должен понимать, что они удачны! Идиот Хилин, разумеется, никуда не годен. И вы поверили, что я ему это всё рассказал?.. Вот.

В сумке Дениса Герман нашёл блокнот с приложенной к нему ручкой и стал стремительно что-то писать. Широкие размахи его руки создавали вид, что он не писал, а будто штриховал на бумаге. Однако широкие угловатые буквы переплетались в связные, полные смысла слова. По окончании письма, нервно вздрагивая, Герман бросил ручку на операционный стол к собственному телу и прижал блокнот к груди Агаты.

— Держите. Приезжайте, и вы найдёте рецепт.

— Погодите! — взволнованная, Агата приняла блокнот. — Так вы признаёте?..

Герман тихо прошипел и приложил палец к губам.

— Я воскресил Тимофея. Кое-кому очень нужно было, чтобы он жил.

— Но душа, она чужая! Вот как вы сейчас в теле Дениса. Ему же гораздо хуже. Тот, кого вы воскресили в теле Тимофея, готов скорее умереть, чем жить вот так. И ему больно. Он страдает!

Кому она это рассказывает? Убийце. Но он же и второй отец того, кого она называет Немо. Агата не могла сдерживаться. Несправедливо.

— Увы, я знаю это. Я видел.

— Видели? Вы были в моём доме?

— Ещё как. Я тоже хотел убедиться, что он выживет в таком состоянии. Эта боль, скорее всего, останется с ним навсегда. Тому, для кого я его воскресил, представьте себе, тоже было больно. Но, как нам обоим казалось, это был единственный выход.