Потом пришли тётя Света, мамина родная сестра, и её муж, тоже, кстати, дядя Гена. У меня было два дяди Гены, и самое интересное, оба Васильевича. И у бабушки с её мужем были одинаковые отчества, Ивановичи. Вот такие интересные факты преподносит нам жизнь.

Но тогда начались хлопоты по поводу похорон. Не буду вдаваться в подробности этого тяжелого мероприятия. Вспомню вот что. Как-то мне бабушка сказала, что нельзя, чтобы родственники хороняли. Слово «хороняли» добуквенно её. Бабушка неграмотная была и говорила слова по-своему. Ну, чтобы родственники, например, несли гроб, копали могилу. Можно только венки и портрет. И друзьям нельзя, если парень и девушка встречаются, ну, в общем, как у меня с Сашкой было. Причём так интересно дружили, прям обхохочешься. Только летом… Да-да, не смейтесь. Мы познакомились после восьмого класса. Я перешла в девятый, а он пошёл в фазу, ну, в ПТУ.

И вот как-то я возвращалась около девяти вечера от подружки. Я была девочка правильная, слушалась маму, и чтобы бабушка не расстраивалась, всегда приходила в оговоренное время. И ко мне начали приставать местные парни из нашего дома. Мы недавно переехали в этот дом. Приставали с вопросами, типа: «Чё это ты не хочешь с нами дружить и в теннис играть?» Мол, вся такая из себя, даже не здоровается. Они освистывали меня и обсмеивали, говоря всяческие гадости мне в след. Но я их не слушала. Однажды, когда они стояли возле самого подъезда, и в очередной раз начали задирать меня словами, я сказала, мол, много чести здороваться с такими невежами. Они чего-то обиделись и подбежали ко мне. Начали орать: «Чё ты там сказала? Как ты нас назвала?» Я посоветовала им читать книги и юркнула в подъезд.

Стала дверь держать изнутри подъезда. Да не тут-то было. Ну, куда мне против парней. Отпустила ручку, и бежать к лифту. Они за мной. Я перепугалась и давай кричать: «Помогите!» И тут из толпы вылезает парень и встаёт ко мне спиной. Те, мол, отойди, мы ей сейчас покажем, как обзываться. Он каким-то чудом их успокоил, и они свалили. Меня всю трясло. Он спросил, на каком этаже живу и вызвал лифт, но сам не поехал. Через несколько дней, увидев, что я выхожу из подъезда, подошёл ко мне и спросил, как меня зовут, а я в свою очередь спросила, как его зовут. Он вернулся к парням, и послышался громкий смех, будто осмеивали меня. Мне стало обидно. Возвращаться было из магазина как-то неприятно, вдруг опять засмеют. Но, слава богу, возле теннисного стола, что напротив моего подъезда стоял, никого не было.

Такие встречи стали всё чаще происходить. Он караулил меня или около подъезда, или на остановке. Одной с ним мне было оставаться страшно, вдруг полезет целоваться. И я пригласила его домой. Он тоже, наверно, боялся и долго не соглашался, но везде ходил со мной, и в магазин и в аптеку. И как-то раз пришёл встречать меня к остановке с нарциссами. Блин, вот это да… Мне ещё никто не дарил цветов из парней. Счастья были полные штаны, и по такому поводу я снова позвала его в гости, и самое удивительное, он не отказался. Дома, естественно, была бабушка, но я слукавила, не сказав ему об этом. Мы пили чай, и бабушка всё у него расспрашивала: где учится, кто родители, есть ли братья и сёстры.

После десятого класса и после получения аттестата мы стали встречаться каждый вечер после работы. Он тоже работал, только на заводе. И он пришёл в тот день, когда я узнала про бабушку. Прямо с работы ко мне зашёл, словно почувствовал. Долго меня успокаивал. Предложил помощь. Я ничего не понимала в этом и пошла к маме, чтобы узнать. Тут они разговорились с дядей Сашей и дядей Геной. Чего-то там решали, и он убежал, сказав только, что скоро вернётся. Он привёл ещё двоих своих друзей, и они с дядей Сашей куда-то уехали на машине. Как потом оказалось, дядя Саша им место на кладбище показывал, ну, куда хоронить бабушку будут. Могилу они копали.

На следующий день все куда-то разъехались, пришли какие-то мамины подруги с работы и начали готовить. Меня посылали в магазин, то за этим, то за тем. Алёнка, моя двоюродная сестра, тоже со мной ходила. Мне тогда было семнадцать, а ей пятнадцать лет. И мы, чтобы мам ещё больше не расстраивать, плакали в подъезде, когда выходили из квартиры. Вечером привезли бабушку. Мы все ревели как полубелые. Приходили бабушкины приятельницы. Все тихонечко сидели и плакали. Нас с Алёнкой отправили в другую комнату поспать. Конечно, мы не спали, о чём-то молчали, обнявшись. Мне бабушка была всех ближе и роднее, тем более последние четыре года мы прожили с ней в одной комнате, и она знала все мои девчоночьи секреты.

Мама сделала обмен, когда у бабушки был первый инфаркт. Потому что нельзя было её оставлять без присмотра. Какое-то время она жила у тёти Светы, второй её дочери. Но, когда пришла домой, в свою однокомнатную квартиру, то сказала, больше к ней не пойдёт. Мне ничего не рассказывала. Долго не хотела и с нами съезжаться. Мы с мамой ходили в бюро обмена квартир. И не могли долго найти нужный вариант. Никто не хотел ехать к заводу в нашу с мамой комнатку. Потом всё-таки пришла тётя и осмотрела бабушкину однокомнатную квартиру. Ей всё понравилось, но надо было ждать какого-то суда. Теперь-то я понимаю, что она после развода с мужем, выселяла его через суд.

Да, о чём это я? Бабушка умерла 13 августа 1986 года. Наступил день похорон. Приехала какая-то огромная грузовая машина. Тогда не было такого количества ритуальных агентств. И, видимо, кто-то из знакомых согласился помочь. Сашка прибежал с утра и сказал, что поехал на кладбище парням помогать, мол, не успевают. Много корней попадается, и что мы встретимся там. Мы ехали на бортовом грузовике вместе с гробом бабушки. Было очень холодно, а когда ехали по мосту в Матурино, вообще снег пошёл. И это в середине августа! Что было потом, я плохо помню. Когда увидела Сашку на кладбище, бросилась ему на шею и начала выспрашивать, чего он делал. Он сказал, что один его друг не пришёл, и ему пришлось помогать во всём. Я испугалась и сказала, что ему ведь нельзя, раз мы встречаемся. Так бабушка говорила. Он успокоил меня и сказал, что не верит во все эти приметы, и мы всё равно поженимся. Потом мы на рейсовом автобусе поехали к нам домой, поминать. Он даже водки выпил, правда, всего одну стопочку. Потом мы, обнявшись, долго стояли с ним в подъезде. Он приходил ко мне каждый день, успокаивал, смешил, но никто не мог возместить мне эту потерю. Потерю моего любимого и самого дорогого и близкого мне человека – моей бабушки. Я очень долго переживала и не могла смириться с мыслью, что никогда, никогда не увижу мою бабушку… я носила траур сорок дней. И в училище первого сентября пошла тоже в чёрном.

Вот и наступило первое сентября… Совсем не как в школе… Все были одеты кто во что горазд. Даже девочки, ну или девушки, были почти все в брюках. Никакой торжественности случая, никаких нарядных форм с белыми передниками, ни почти ставших родными учителей. Сплошная серая масса горланивших, и даже куривших перед главным входом. Я тоже покуривала, но только на каникулах и вне дома. Мама узнала, что я курю, только в мои тридцать пять лет, когда по телефону в день моего тридцатипятилетия утром мне позвонила моя двоюродная сестра и сообщила, что дядя Гена умер сегодня утром. Это её отец, маминой сестры муж. И я тогда от переживания просто взяла сигарету и закурила, совсем забыв, что мама сидела за столом напротив меня. Куда-то не туда мысли поехали.

Так вот, мне всё ужасно не нравилось. Да и со Светкой, моей подругой со школы, вместе мы в группу не попали. Да не то, что не попали, они вообще были разные. Мама отговорила, вернее даже не отговорила, а чётко сказала: «Ни на какой завод ты не пойдёшь! Ещё чего не хватало, чтобы ты крановщицей работала. С мужиками в ночные смены!» Я из-за упрямства ответила, что Светка-то идёт, и я пойду с ней. Мы так договорились. Она привела в пример третью нашу подружку, Лильку, мол, папа ей сказал в институт поступать. И она пошла. Я даже успела пожалеть, что сказала про Лильку. Долго мама меня переубеждала, говорила, что вон, как я шью хорошо. «И никаких смен и грязи. Ниточки убрала и в чистоте опять», – сделала заключение мама.