В этом я с ней была согласна. Да и нравилось мне шить, вязать, вышивать. Вышивать я научилась в детстве, когда мне было шесть лет. Я очень сильно заболела и жила у бабушки в Матурино. Мама приезжала и привозила такие красивые ниточки и назывались они, как цветы. Ирис. Мама рисовала на ткани гномиков, и мне надо было их вышить, а ещё травку зелёную крестиком. Потом эти тряпочки оказались носовыми платочками. Мама их кружевом ещё обшила. Такие красивые получились. Тогда я почти ничего не слышала из-за сильной боли в ушах. Книжки бабушка мне не читала, потому что неграмотная была, да и я всё равно ничего бы не услышала. Вот и было одно развлечение, вышивание. Опять в сторону воспоминаний уехала.
Ну, и вот. Мама сказала, что у тёти Клавы, её приятельницы, у сына жена преподавателем работает и обучает шитью. Я могу пойти к ней и всё узнать. Вот и отправила мама меня в гости к ней, тем более она мне шила платье на выпускной в школе. Мама была очень рада, что я пошла к этой преподавательнице. Да и бабушка тоже, всё говорила, вот научишься шить и мне юбку сошьёшь. Но я так и не успела… к сожалению. Прошло уже много лет, как бабушки нет, почти тридцать три года, а у меня всё ещё какая-то тяжесть на душе, что не успела я выполнить её желание. Бабушки не стало в августе 1986 года…
Так вот, прошла линейка в училище. Познакомились с мастером, ну это как в школе классный руководитель. И это оказалась совсем не та, к которой я ходила в гости. Вот и первый казус взрослой жизни. Нам сказали приходить первого сентября, тепло одетыми, и поедем мы на месяц в колхоз, помогать труженикам села убирать урожай. «Как так? На месяц? С незнакомыми людьми?» – вдруг испугалась я. В школе мы ездили в колхоз, но только на один день. Утром в поле, вечером обратно. Я была домашним ребёнком, и кроме поездок в детский летний лагерь и с бабушкой в Пикалёво, нигде и не была так надолго одна. Целый месяц неизвестно где и с кем?! Меня эта новость несколько напрягла. Я никого не знала, кроме этой знакомой маминой приятельницы. Но и она, как потом выяснилось, со мной в колхоз не едет. Тут я совсем взгрустнула. Ну и ладно. Самостоятельная жизнь начинается… и никуда от неё не деться. Некоторые девчонки были между собой знакомы. Я же там никого не знала.
И тут меня подзывает наша мастер и начинает выспрашивать, чем я в школе занималась. Это про председателя учкомитета. Ну я, как честная комсомолка, по всем правилам доложила свои обязанности перед старшей. Она вся обрадовалась и говорит: «Всё, назначаю тебя старостой. Будешь моей правой рукой!» У меня чуть не вырвался вопль: «Нет! Опять?» Она так грозно на меня посмотрела, что я поняла: «Сопротивление бесполезно!»
Нам сказали приходить на линейку уже с вещами, и сразу будет автобус, который повезёт нас в неведомый колхоз. Ну, я, как послушный «студент», всё привезла с собой: и постельное бельё, и сменное рабочее, и тапочки с ночнушкой. В общем, при полном параде сидим, ждём нашего автобуса. Кто-то знакомится, а я как дура, думаю, с чего начать должность старосты. Взяла листок и пошла спрашивать имена и фамилии будущих сокурсниц. Отвечали не все, меня это взбесило. «Что это за неподчинение старосте?» – возмущалась внутри меня новоиспечённая староста группы. Я нашла мастерицу и всё ей рассказала. Тётя была шустрая и быстро всё смекнула. Оказывается, она не сказала ещё, что я староста… вот зараза! А я тут хожу, понимаете ли, записываю. Огласила она мою должность, ну, и вроде опрос пошёл живее. Некоторые из девчонок сами стали подходить.
Так прошло какое-то время. Вдруг сзади на меня набрасывается какой-то бегемот и начинает орать мне в ухо: «Привет! Я тебя нашла!» О господи! Это Светка, моя одноклассница, с которой мы подавали заявление на крановщиц. Она прыгает, обнимает меня, а я, как дура, и дар речи потеряла от неожиданности. Когда прошёл первый шок, я тоже стала её обнимать. Хоть одна знакомая личность. Она давай выспрашивать, куда нас отправляют, на что, ну там, на картошку или на что ещё. Я вообще без понятия была. Но ответить ей так и не успела. Она как внезапно появилась, так внезапно и убежала, крикнув: «Пока, наш автобус». Вот уже бы и я поехала на широкие просторы нашей Родины, если бы пошла в группу крановщиц со Светкой. Но получилось, как получилось. Ничего изменить было уже нельзя.
Две группы благополучно уехали на место колхозной дислокации. А наша всё ждала автобуса. Потом вышел директор и сказал, что наш автобус сломался и до завтра мы свободны. «Как свободны? Я маме ключи от квартиры отдала, чтобы не украли в колхозе, да и денег у меня не было, только одну поездку на автобусе», – нервно соображала я. А сами они с дядей Сашей уехали к друзьям на дачу, помогать картошку копать. Я даже не знала точно, куда они поехали… вот попандос! Но поехала домой в надежде, что они ещё не уехали. Прежде зашла к Светке. Вдруг тоже не уехала? Попытка остаться у неё тоже не увенчалась успехом. Мама её сказала, что она уехала с группой в колхоз.
Я долго звонила в свою квартиру, но бесполезно. Ещё такой дождь и ветер на улице был. Я перебрала всех знакомых. Идти было некуда, а у новых девчонок из группы я записала только фамилии, естественно без адреса и телефона. Ведь это обязанность мастера, а не моя. Подружиться за три часа трудно, да и смотрели они на меня как-то искоса. Потом они мне сказали, что я им показалась из какой-то глухой деревни, неразговорчивая, вся в чёрном. Это я в трауре по бабушке была, ведь прошло ещё всего две недели после её похорон.
Я стояла в подъезде и ждала нашу машину, в надежде, что мама с дядей Сашей не останутся где-то там с ночёвкой. Стало смеркаться. Тут пришла соседка с работы. Я попросила оставить вещи у неё и пошла к Сашке. Это мой парень. Может, хоть он не уехал в колхоз. Дождь не переставал. Я дошла до его дома, но и там меня ждало разочарование. Его сестра сказала, что он уехал сегодня. Я поплелась обратно, в свой подъезд. Простояла я там до восьми вечера. Уже совсем стемнело, и я позвонила соседке в дверь, потому что от трёхчасового стояния ноги гудели. Да и кушать хотелось. Она позвала на кухню и спросила, чего я не иду домой. Я рассказала весь казус, и она предложила остаться. Я так была ей благодарна, что не в подъезде и не стоя придётся провести ближайшие двенадцать часов.
Квартира была у неё трёхкомнатная. Жила она с мужем, сыном и матерью. Мать её была ещё в деревне, и она постелила мне на её кровати. Я была если не в ужасе, то в лёгком шоке. Кровать была односпальная, на сетке, провисшей почти до пола, и напоминала гамак. Бельё было серое и рваное, вместо пододеяльника простынь, подушка как кирпич. В комнате стоял ещё шкаф прошлого века и стул. Правда, она позвала пить чай. В стакане было что-то налито бледно-желтого цвета. Хоть печенье своё было, и то хорошо. Шастая под дождём в поисках пристанища, я вся промокла и озябла. Напившись чаю, я забралась под одеяло и заплакала… Мне сразу вспомнилась бабушка… как мы с ней пили такой вкусный чай и подолгу разговаривали. И маму представила, как она бы удивилась и обрадовалась, что я не уехала сегодня. Она всегда так искренне радовалась встрече со мной, когда я приходила к ней на работу. Хоть и виделись с утра каждый день. У неё такие добрые и радостные, нет, наверно, лучше сказать, счастливые делались глаза. И у меня такое чувство возникало, как будто распирало изнутри и хотелось сделать чего-то очень доброе и хорошее для неё одновременно. Быть рядом с мамой всегда, помогать ей, слушаться её.
А сейчас я лежала в какой-то чужой кровати, в чужой квартире, чужие люди, и я им чужая… Странное и страшное ощущение всеобщей ненужности никому. Примерно такое же чувство у меня было после окончания школы. Вот оно, начало взрослой жизни… Слёзы заливали подушку, я пыталась уснуть, но горю моему не было предела… вот уже час ночи, выключили фонари около дома. В это время их всегда выключали. А я всё лежала в чужой кровати в чужой квартире, плакала и вспоминала. Потом я решила, что завтра будет другой день, и в эту ситуацию я больше не попаду. Она всего на одну ночь. А завтра уеду в колхоз, и начнётся новая жизнь. С этими мыслями я уснула.
