Поселили нас в двухэтажное деревянное здание бывшей школы. Естественно, заброшенное. Вода из колодца и печное отопление. Извиняюся, туалет тоже как в деревне, рундучок с дырочкой. Комнаты для проживания – бывшие классы этой школы. Правда, парт не было, зато доска, на которой мелом пишут, осталась на стене. Комнат, то есть классов, было две, и смежные. Ну и соответственно, доски тоже две. Нам потом они и пригодились. Бригадиры на них записывали, какая бригада сколько выполнила работы. Ну, знаете ли, наглядное пособие для мотивации успешной помощи работникам сельского хозяйства. Накануне туда приехала другая группа девочек, они учились в училище после восьмого класса, но были нам ровесницами по возрасту, эмалировщицы посуды. Мне они показались дерзкими и некультурными, многие матерились и развязно вели себя с их мастером. У них были комнаты на втором этаже, как и у нас, только в разных крылах дома. На первом этаже была кухня и столовая, а в другом крыле ещё классы.

Надо было как-то обустраиваться. Показали, где кровати стоят, матрацы и подушки лежат. И надо было всё это таскать на второй этаж своими силами. Когда всё расставили, оказалось, что четырёх кроватей не хватает. А потом оказалось, что и взять их негде. Естественно, без кровати осталась я и ещё три девчонки. Так! Надо было срочно что-то, придумать. И тут я за окном увидела большой лист ДСП. Думаю, если его положить между двумя кроватями, предварительно раздвинув их на ширину ДСП, то получится ещё два места, то есть кровати две, а матраца влезет четыре. Мы с девчонками пошли за ДСП. А там оказалось два огромных щита. И первая проблема была решена. Спали на нём я, две Ольги и Света. Зато тепло было…

Наутро мы всей группой собрались на первом этаже, в столовой. Первое собрание. Вначале рассказывала мастер про нашу работу на полях по уборке льна, про то, что надо выбрать повара и помощников ему, про то, что можно и что нельзя, и особенно про местных парней, чтобы шашни не крутить и по одной из нашей берлоги не выходить. Оно и понятно, ну-ка, двадцать пять девиц из города понаехало. Она несла ответственность за каждую из нас. Мне предстояло сколотить актив нашей группы. Выбрать комсорга, профорга, культмассовый сектор, а бригадиров пришлось назначить. Все, конечно, отнекивались, но мне пришлось убедить их, что комсомолкам не к лицу бояться трудностей.

Познакомились мы быстро с активом группы, так как оставались после ужина каждый вечер на совещания и разрабатывали планы на нашу колхозную жизнь. Ой, чуть не забыла. С нами ещё группа горновых жила на первом этаже в другом крыле. И к нашему приезду они успели перезнакомиться с группой девчонок-эмалировщиц. Девчонки те, как нам всем показалось, были невзрачные и все как одна на рост и на причесоны, не говоря об одежде. Я сначала подумала, что это интернат.

Во второй вечер у кого-то из наших девчонок возникла мысль пойти и познакомиться с парнями. Набрали нехитрые гостинцы: печенье, сухари, конфеты. У кого что было. Мы, то есть весь актив и ещё несколько девчонок, отправились к ним в апартаменты. У парней была гитара, и как оказалось не одна. Мы стали сразу просить, чтобы сыграли, но они, как истинные «джентльмены», кочевряжились. Но недолго. Потом кто-то из парней взял первый аккорд, и я поплыла. Я обожала слушать гитару. Звук её возбуждал во мне внутренний необъяснимый порыв, как будто то душа начинала сама петь.

Я вспомнила сразу Сашку, как только кто-то из ребят взял гитару. Мы всё лето после школы встречались с ним. А после смерти моей бабушки он каждый день, не заходя домой, после работы приходил сразу ко мне. Вытаскивал меня хоть на часик, но прогуляться. И смешно так говорил: «Тебе тем более надо на свежий воздух», имея в виду, что я работала на вредном производстве. Маляром. И самое интересное, нас поставили красить училище, в котором он учился. Приходил и начинал спрашивать: «Все стены уже покрасила?!», и смешно морщил брови. Мне с ним было хорошо. Он мог на пустом месте меня рассмешить. Но, раз мы дружили так долго, он хотел отношений, ну, как у взрослых. А я боялась чего-то. Может ответственности, сама ещё тогда не осознавая, какой. Но он сразу мне сказал: «Если чё, мы поженимся». Мне запомнилось только, «поженимся». А на это «чё», я не обратила внимания. Но было как-то спокойно, что ли. И как-то раз он так меня достал своими приставаниями, я аж вся устала. И пообещала, что если перестанет бороться со мной и приставать за каждым углом, то это произойдёт до первого сентября. Никто же не ведал, что бабушка моя умрёт…

Он тоже тогда был в колхозе. А потом должна быть у него защита диплома и армия. Я даже плакала, так не хотела, чтобы он в армию уходил. Это целых два года не видеть его! Он был старше меня почти на полтора года. Утешал меня и говорил: «Приедешь ко мне. И я в отпуск буду приходить». Короче, сплошные сопли. Перед колхозом я очень переживала, что мы не увидимся целый месяц. Позвонить не было возможности, да и куда?… На деревню дедушке? И откуда? Это, на минуточку, был 1986 год, и мы даже и не слыхивали про сотовые телефоны. Мало того, даже и в страшном сне не могли себе представить телефон без провода.

Сашка классно играл на гитаре, и я обожала, когда он пел и играл. Особенно для меня, для одной. В компании он пел другие песни, что-то из Высоцкого, потом блатняк какой-то с матами. Но их при мне он пропускал и так смешливо подмигивал мне, при этом просвистывая матюги. Мне он пел, такие, знаете, мелодичные песенки. Задушевные, про любовь. И играл перебором. Я была такая глупая и гордилась, что у меня парень с гитарой. Он мне как-то сказал: «Ты так смотришь на меня, когда я играю на гитаре». Я спросила его: «Как?» А он смутился и не смог ответить.

После смерти бабушки мы две недели виделись каждый день. Мне не хватало её, и только Сашка на тот момент, как мне казалось, понимал меня. У него тоже бабушка недавно умерла. Его глаза, которые всегда улыбались, были лучиками во тьме моего горя. Да-да, именно улыбались. Он меня так нежно всегда прижимал в себе. А как он целовался! Да, а как? Как будто у меня было с кем сравнивать. Я ведь только летом с ним и встречалась. В течение учебного года мы практически и не виделись. Да мне и не до глупостей было. В общем, он у меня был первый…

Это был полный капец! Я, дура наивная, ничего не знала, ну там, чего, куда и как. Девчонки многие рассказывали про это, что больно, кровь была и всё такое. Мы, конечно, уже полёживали рядом, но только обнимались и целовались, и только в одежде. Сашка настаивал на этом ещё два года назад. Я сказала, чтобы и не думал. Если хочешь, жди. Только после школы. И вот, всё лето он меня уговаривал. Я не соглашалась, а потом такое горе в нашей семье случилось. И, видя моё состояние, он не вспоминал про это. Только смешными приколами поддевал, мол, ты проспорила, если до первого сентября всё не случится. А чего я проспорила, я тогда не поняла. Мы ведь и не спорили с ним ни о чём.

Ну, значит, я и решилась. Был уже конец августа. Пришла в гости к нему, а мама говорит: «Они с отцом ушли в гараж». Ну, я психанула и ушла домой. Ах, думаю, раз так, значит, он проиграл. Я же приходила, а его не было дома. Вечером, без звонка, он прибежал ко мне домой. Я так его отчитала на весь подъезд, поди, до первого этажа слышно было. А жила я на седьмом. «Я тут решилась, понимаете ли, а он в гараж ушёл!» – негодовала я. Он ржал надо мной до коликов. А меня это ещё больше злило. Он меня обнимал, я его отталкивала, мол, я ещё не закончила ругаться. Потом, когда слова закончились, я выдохнула и сама засмеялась.

Мы стояли допоздна около окна в подъезде и целовались. Ну, как стояли, он присаживался на подоконник и притягивал меня к себе. А колени-то мешают… Вот он и раздвигал их, чтобы удобнее целоваться было. А то так далеко тянуться и шея быстро у меня уставала. Как потом я поняла, с непривычки. И откуда-то снизу живота от него всегда шло тепло. Я так, с издёвкой, спрашивала у него, мол, там у тебя батарейка, что ли? Он усмехался и говорил: «Скоро узнаешь». Он продолжал намекать, не каждый день, конечно, что у меня есть ещё время до первого сентября.