этнонигилистов. В субъектах Федерации доля этноиндифферентных –

10–12 %. Этническое самосознание и идентичность мокши, эрзи, русских

исчезает, а у татар – усиливается. Этноаффилиативные тенденции – русские, мокша, эрзя исчезают», «Мокша и эрзя имеют различный этногенез, генети-

чески были различны и принадлежали к различным этносам. Их языковая

общность – чисто историческое приобретение в системе месторазвития»

[Гагаев А. А., Гагаев П. А.: 2014, 41,42].

А. А. Гагаев считает, что Мокша и Эрзя участвуют в исторической

жизни русского народа в XIII–XXI вв. и в этом смысле являются

историческими и великими народами истекшего тысячелетия. Критики

вхождения Мокши и Эрзи в русский народ не понимают этого [Гагаев А. А.: 2009, 123]. У Мокши и Эрзи исключительно сильна и выразительна образная

ментальность или душевный склад, который проявился в богатом устно-

поэтическом творчестве. Образная сфера, под которой понимают развитость

наглядно-чувственных и пространственных форм отражения, динамична и

подвижна. Художественные персонажи живые, долго запечатлеваются в

памяти, так как являются частью природы, жизни или события и образуют

единую сюжетную линию [Гагаев А.А.: 2009, 185].

В культурной традиции эрзян и мокшан, подчёркивает А. А. Гагаев, поражает разнообразие женских языческих божеств: Масторава, Шкабава, Кудава, Вирява, Паксяава и т. д. Главной среди них была Масторава, явля-

вшаяся покровительницей природы, животного и растительного мира, а

также человеческого рода. Создание такого количества богинь-покрови-

228

тельниц не связано только с матриархатом, потому что функция женщины

вообще – сохранение жизни и рода несмотря ни на какие исторические и

природные обстоятельства, катаклизмы и изменения. Женщина в силу

присущих ей особенностей нервной деятельности – высокой подвижности, эмоциональности и реактивности – быстрее реагирует на опасности, особенно тогда, когда они угрожают её семье, домашнему очагу.

Одна из ярких личностных характеристик мокшанской женщины –

мужественность и смелость. Примечательно то, что типичная мокшанка была

не только сильной духом, но и физически крепкой, солидной. Это

подтверждает прекрасная легенда о мокшанской царице Нарчатке, которая

правила в городе Наровчат. Была Нарчатка красавицей, имела богатырскую

силу, а когда пришли татары, вывела своё войско против них, но оно было

разбито. Нарчатка не хотела сдаваться врагу и, спасаясь от плена, бросилась

в Мокшу-реку [Гагаев А. А.: 2009, 190–191].

Культура Эрзи и Мокши, по мнению А. А. Гагаева, не развивалась как

единый процесс, состоящий из накоплений и умножений материальных и

духовных богатств. В её развитии, как и в развитии любого другого

культурного пространства, были застои, эпохи забвения и тишины, периоды

аккультурации, рецепции и реторсии. Но законы развития не всегда

предсказуемы и приходят вёсны, тогда совершаются взлёты, наступает

расцвет и начинаются диалоги древнего и современного, напоминающие о

подлинности традиций и нравов. Сегодня время как будто отзывчиво на

восстановление утраченного образа угро-финна, сыгравшего и играющего и

по сей день важную историческую роль в порождении уникального русского

этноса и развитии его интеллектуального и личностного потенциала. В этих

условиях, условиях роста самосознания этноса, интереса к своим истокам и

корням, питающим родную историю, культуру приобретают особую

актуальность философские и психологические аспекты исследования его

природы, уникальности и своеобразия [Гагаев А. А.: 2009, 157].

За тысячу лет совместной жизни с русскими ни Мокша, ни Эрзя не

утеряли своей самобытности, в том числе явного различия между собой во

всём комплексе отношений – в антропологии, родственном союзе, браке, большой семье, семье как союзе родителей и детей, в опеке и

попечительстве, разделах и наследстве, вещном праве, договорном праве, психологии. Мокша – автохтонное земледельческое население, брахикефалы

в антропологии, а Эрзя явно в прошлом кочевое племя, долихокефалы в

антропологии, вероятно из алан с V в. до н. э. присутствующее в

современном ареале проживания. Вместе с русским этносом Мокша и Эрзя

образовали симбиотическое сообщество, включая русское население и своё

генетическое пребывание в русском суперэтносе. В русских – 47 % арий-

ского гена, 17 % угро-финского, 11 % – балканского. В Эрзе арийского гена

39 %, в мокше 21 %, в татарах – 34 %! – что и привело к выработке диалект-

ных форм языка, усваивая русский язык и русскую грамматику по типу

креолизации. Мокша и Эрзя как самостоятельные этносы образуют симбиоз с

включением субстанции славянства, русских и татар, а также с другими

229

этносами при движении по Евразии [Гагаев А. А.: 2014, 92].

Русские и финно-угры адаптированы друг к другу на генном уровне, поэтому их историко-культурное сотворчество бесконфликтно и чрезвы-

чайно плодотворно. «Сила русского народа прирастает силой его субэтносов, и они безусловный вариант русской истории» [Гагаев А. А.: 2009, 313], –

пишет А. А. Гагаев, имея в виду взаимоотношения русских, эрзян и мокшан.

Мокша и эрзя, констатирует он, участвуют в исторической жизни русского

народа в XIII–XXI вв. и по этой причине являются историческим и великим

народом минувшего тысячелетия. По мнению А. А. Гагаева, у мордовского

этноса была, есть и будет собственная значащая для России и мира история.

И факт признания этой истории не требует мифологизации ни прошлого, ни

настоящего эрзян и мокшан, но требует реалистического подхода к их

истории в целостной истории мира и России, «вместе с историей прежде

всего России, ибо она то целое, в котором сохранен и будет развиваться

мордовский субэтнос русского народа» [Гагаев А. А.: 2009, 309].

Касаясь проблемы этногенеза Эрзи и Мокши, А. А. Гагаев делает

вывод, что предположение о едином их происхождении опровергается

фактом наличия у них различной антропологической структуры, хотя

существуют и общие элементы в их телесных схемах. Эрзя тяготеет к

астеническому типу, мокша – пикническому и атлетическому. Это означает, что эрзя и мокша были различными антропологическими типами и имели

различный генез. Вполне вероятно, что в середине I тыс. до н. э. имело место

смешение племен городецкой протоугро-финской культуры (скифо-

персидская война 512 г. до н. э.) и сарматских племен, возможно алан.

Вероятно, что мокша была местная популяция, а эрзя – сарматская

популяция, наложившаяся на городецкую культуру. Эта популяция осталась

в системе городецкой культуры и за счет общего ландшафта началось

сближение, ассимиляция, которая, возможно, достигла максимума к середине

I тыс. н. э, а затем, в связи с новыми нашествиями, затормозилась и началась

вновь лишь в процессе формирования русского централизованного и совет-

ского государства. Проблема различения мокши и эрзи в истории науки суть

идеологизированная проблема, которая извращается в угоду отождествле-

нию и снятию реального различия между ними, считает А. А. Гагаев. По

своей природе мокша и эрзя хотя и имели сходство, но все же принадлежат

к различным биологическим месторазвитиям и популяциям. Тот факт, что за

2,5 тыс. лет мокша и эрзя не слились – сильнейший аргумент в пользу

данного предположения. Тождество и сходство мокши и эрзи есть историко-

культурный феномен. А. А. Гагаев считает: в истории Евразии мокша

ориентированы на совместимость с русскими, а эрзя – на самостоятельную

жизнедеятельность и взаимодействие с противниками России. Такой

характер носила борьба славян, татар, мокши-эрзи в XII–XIII вв. (Пуреш и