среди великоруссов, например мордвы. А. Н. Краснов был склонен видеть в
этих долихоцефалах ассимилированных финнов, приволжских и приокских
потомков Мери и Мурома, вошедших в состав великорусского народа. Он
отмечал, что мордва (эрзя) изобилует блондинами. Но небольшое количество
эрзянских новобранцев, попавшихся ему, дало большое разнообразие типов, столь сходных с русскими, что он затруднился провести между той и другой
народностью какое-либо различие. Среди эрзян было столько же брюнетов, сколько блондинов или почти столько же. Между блондинами были
брюнеты-долихоцефалы, причем и те и другие обликом были похожи на
174
русских, если не считать особенности выражения лица, с антропологической
точки зрения не существенной. С его точки зрения, видеть в мордве (Эрзе) одну из финских рас, давших долихоцефальные элементы русских, затруднительно, так как или Эрзя слишком перемешалась с великороссами, или в основу ее легли те же почти элементы, что и у русских [Краснов А. Н.: 1902].
В 1809 г. немец, исследователь России П. С. Паллас писал, что мордва –
народ, который, «кроме старинного своего языка и отменного женского
убранства, почти ни в чем не разнится от российского народа» [Русские
писатели: 1957, 19].
От финнов Центральной России русские не отличаются по генофонду
по той причине, что русские суть финны, трансформировавшиеся из
многоплеменного сообщества в единый народ по имени Русь. Отсутствие
генетического и исторического родства славян и русских обусловило
различия в их языках, менталитете, культуре, образе мышления и образе
жизни. Русский смотрит на славян сквозь призму своего мирового величия, славяне на русских смотрят, находясь на обочине их столбовой дороги, как
на народ-богатырь, который называет их своими меньшими братьями, но они
в это не верят и родственника в нем не признают, ибо он тоже не признает в
них таковых в своем этническом сознании. Академик В. П. Алексеев
резюмировал, касаясь этого вопроса: «…финский элемент вошёл в состав
русского народа в значительной пропорции, – вот историческая гипотеза, следующая из антропологических сопоставлений. Она не нова: многие исто-
рики и этнографы защищали её, приводя исторические и этнографические
аргументы, во многом убедительные, но каждый раз оспаривавшиеся. В
антропологии эта старая гипотеза получает ещё одно подтверждение, подтверждение серьёзное, основательное, сразу выводящее её на первую
линию обсуждения» [Алексеев В. П.: 1972, 297]. М. Н. Покровский утверж-
дал, что в жилах современных русских течёт не менее 80 % финской крови
[Покровский М. Н.: 1933, 235–250]. На самом деле процент финской крови в
жилах русского человека составляет 95–99 %, что подтверждается генетиче-
скими данными.
В. Н. Татищев, размышляя о «переселении» славян на земли Чуди, писал: «…чтоб они от Дуная, Меотиса или Волги в сей край зашли, наносит
то сомнение, что они, имея для обитания в тех южных местах земель
довольство, не имели причины, кроме прямого принуждения, в такие
студёные, лесные и мало пажитные места переселяться; но только на славян
никакого принуждения в истории не видно. Если же всё-таки было, что из-за
угнетения в землях переселение в сию страну предприняли, то крайне
необходимо было сначала от Киева до Новгорода места обитанием занять, а
не пусты или завоёванным и покорённым сарматам для обитания лучшие
места Белой Руси оставить. И посему нужно иным образом тому пришествию
быть» [Татищев В. Н.: 2003, 445–446].
В. Н. Татищев совершенно аргументированно отрицает переселение
или колонизацию. Продвижение возможно было при способе, когда
175
необходимо было «места обитанием занять», – то есть хозяйственно и
социально освоить земли на пути продвижения: распахивать новые поля, строить жилища и дороги… И так верста за верстой. При таком способе от
Днепра до Волги можно было добраться лишь за много-много веков.
О переселении славян на север и восток в описываемом виде высказал
своё мнение украинский историк В. И. Довженок. Он против миграций, про-
исходящих без важных причин, «когда целый народ бросил бы свои наси-
женные места и перешел бы на новые земли». Для зарубинецких племен во
II в. «не было причин, которые вынудили бы их вдруг оставить благодатные
пространства Среднего Поднепровья и перекочевать в менее выгодные
условия верхней Десны, Волги и Оки. Среди племён восточной Европы
начала н. э. не найден след воинственных завоевателей, которые вынудили
бы племена зарубинецкой культуры на такую миграцию» [Довженок В. И.: 1989, 11].
На виртуальность славянской колонизации указывает движение славян
у разных авторов из разных мест на разные территории. Нет конкретных
данных о реальности этого явления.
Виртуальная «миграция» славян в трудах многих русских историков
шла в земли Эрзи-Мери-Мещёры-Муромы-Веси, Корелы, Ижоры по той
причине, что здесь жила исконная финно-балтийская Русь без славянской
примеси и легко было совершить вербальную «экспансию» русских
«славянами», произвольно изменив их национальность, хотя наличию
славянской колонизации противоречат письменные свидетельства X–XII и
последующих веков, данные русского и славянского языков (русский язык
имеет мало общего по своей онтологии и лексике со славянскими языками), данные топонимики, антропология русского и славянина, совершенно разные
менталитеты. К тому же возникает красноречивый вопрос: почему «восточ-
ные славяне», якобы обладавшие вселенским даром ассимиляции других
народов, не пошли на юг и запад, где было бы им теплей и сытней, а
«двинулись» на север и восток, в леса и болота, в лютые морозы, чем обрекли
бы себя на тяжелейшие условия голодного и холодного существования, где
они попросту не смогли бы выжить? К тому же с Дуная и южного Днепра на
Волгу, Оку, Клязьму они бы не смогли добраться через непреодолимые
природные препятствия (непроходимые леса, реки, болота). Продвижению
славян на Русь, во владимиро-суздальские, ростово-ярославские и муромо-
рязанские земли препятствовало и то обстоятельство, что они в IX–XII вв.
пребывали в диком состоянии, а это значит, что они не ориентировались во
времени и пространстве, не имели понятия о других народах и странах и, разумеется, не думали о том, что где-то есть великие реки Ра и Ока, а на них
многочисленный народ Эрзя, который, будучи разумным, сильным, гордым, воинственным ждал их в качестве своих завоевателей-ассимиляторов. Факт
отсутствия колонизации славянами эрзяно-меряно-муромо-мещёрских
земель опровергается, впрочем, тем, что как они сидели на Дунае и в
Карпатах, так и сидят там и ныне. Русь в X–XII вв. имела интенсивные отно-
шения с печенегами и половцами, вела внутренние ожесточённые междо-
176
усобные войны. Славяне в качестве военного или демографического фактора
в это время не упоминаются. И, разумеется, их, безвестных, «мирное»
продвижение через страну, охваченную войнами, было невозможно.
Излагая историю Новгородского княжества, Н. И. Костомаров пытался
объяснить причину, почему славяне не двинулись далеко на запад, куда они, якобы, тоже устремлялись. Славяно-русская народность в Новгороде, по его
мнению, была в меньшинстве «в сравнении с массою народов чудского
племени; но эта славяно-русская народность была в полной мере господ-
ствующею, встречала такие народности, которые не имели силы ни бороться
с нею, ни воздействовать на неё, и покорно с ней соединялись. Таким обра-
зом, эта господствующая народность расширилась на север, северо-восток и
северо-запад, побеждая препятствия, неважные в сравнении с теми, какие