России подтверждается данными вепсского языка, звуковой состав которого

сближается с русским языком, а гармония гласных и согласных звуков и

отсутствие грамматического рода [Пименов В. В.: 1965, 7] – с эрзянским

языком. Подобно эрзянам, вепсы на собраниях и в общественных местах

предпочитают говорить по-русски [Пименов В. В.: 1965, 8], что безусловно

указывает на изначальную этноязыковую принадлежность их к русскому

169

миру. В Повести временных лет Вепсы (Весь) значатся в числе народов, призвавших варяжских князей («…Реша же Русь, Чудь, Словении и Кривичи

и Вси: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да поидете

княжить и володети нами» [Повесть временных лет: 1950, 18] и участво-

вавших в создании русского государства. В 882 г. Весь вместе с Чудью и

Мерей участвовала в походе на Киев [Повесть временных лет: 1950, 20].

За «славянской колонизацией», которая происходила только в «про-

странствах» русской историографии, а не в реальной жизни, просматрива-

ется Иванушка из комедии Д. И. Фонвизина «Бригадир», которому страстно

хочется стать французом, ибо звание русского человека ему очень не

нравится. Тем или иным русским историкам, разумеется, ничто не мешает

считать себя славянами, любить славян, быть панславистами, но вправе ли

они отнимать имя и историю у того народа, о котором пишут? А пишут они

об Эрзе-Мере-Муроме-Мещёре-Веси, Мари, Балтах, от которых «пошла и

есть роськая земля» и образовался русский народ.

Н. П. Барсов, придав славянской «колонизации» провиденциальный ха-

рактер, в комментариях к свому исследованию вынужден был признать, ссылаясь на Д. И. Корсакова, что «непосредственного движения вольной ко-

лонизации от Кривичей и Вятичей не было, – от Кривичей потому, что они

тянули к югу и к Поднепровью, и им не было причины выселяться в область

верхнего течения Волги, – а от Вятичей – по их дикости, – и что следо-

вательно вольные колонисты шли в Мерянскую землю главным образом из

Новгорода, а затем уже с юга, из Руси, – через землю Кривичей и Вятичей»

[Барсов Н. П.: 1885, 306]. Переходя к вопросу о том, каким образом рассели-

лись первоначальные славянские колонисты в земле Мери, каким образом

возникали здесь их поселения, профессор Корсаков «останавливается

исключительно на таком способе продирания и прожигания через лесистую

колонизационную область, который прямо указывает, что колонизация имела

самый простой первобытный вид постепенного расселения в ближайшие

пустынные, т. е. незаселённые или малозаселённые места отдельных семей

или общин (вервей) из мест, в которых население не только успело

утвердиться, но и размножиться. При таких условиях центральная власть, 

была ли то власть земельных князей или старейшин, или русских князей

Рюриковичей,  во всяком случае имела полную возможность следить за

ходом этой колонизации, не упускать её из виду и через неё расширять свои

владения… Что касается вольной колонизации из Приднепровской Руси в

область Мери через земли кривичей и вятичей,  то по крайней мере до

половины XII в. мы не имеем пока никаких, хотя бы и отдалённых, указаний.

При Андрее Боголюбском мы имеем известие о переселенцах из Киева, но и

тут скорее надо видеть более переезд на службу отдельных лиц с юга к

богатому и сильному Северно-Русскому князю, чем вольную колонизацию

рабочего слоя населения, который на своих плечах выносил культуру дикого

поля» [Барсов Н. П.: 1885, 307]. В данном высказывании Н. П. Барсов

отрицает не только «вольную колонизацию» славянами финнов, но

колонизацию вообще, ибо между финнами и славянами «шла тогда упорная

170

борьба» [Барсов Н.: 1885, 67]. Борьба шла не только между славянами и

финнами, но между самими славянами и самими финнами, ибо в

описываемую эпоху война была всеобщей, но она не носила межэтнического

характера, что упускают из виду некоторые историки.

«Вольную колонизацию», о которой писал В. О. Ключевский, отрицает

Е. А. Белов: «Туземное население Ростовско-Суздальской земли было фин-

ское. Её населяло племя Меря, ближайшее к Мордве. Часть племени Меря

была, конечно, истреблена славянскими колонистами, из позднейших

известий мы знаем, как велись войны с инородцами – мужчин побивали, жён

и детей брали в плен. Дети, рождённые от иноплеменниц, усиливали в крае

славянский элемент, успевшие бежать бежали в леса и сливались с

ближайшими своими родичами, Мордвою» [Белов Е. А.: 1835, 65]. Суждения

Н. П. Барсова, как и других историков-славянизаторов Руси, как показывают

приведённые высказывания, противоречивы, один тезис опровергает другой, в них не выдерживается логика и, что самое главное, отсутствует аргумен-

тация, основанная на фактических данных. Высказывания о «колонизации»

носят гипотетический, ничем не подтверждаемый характер, «колонизаторы»

гадают о ней, а не исходят из исторических реалий. Почти все историки

описывают славян как племена, отличающиеся многочисленностью, воин-

ственностью, храбростью, отменными физическими данными (рослые, хоро-

шо сложенные, сильные, выносливые, не боящиеся голода, жары и холода, красивые, краснокожие), по интеллектуальным, антропологическим, соци-

альным и прочим данным превосходящие соседние народы. И вдруг эти

сверхчеловеки начинают бежать с насиженных мест под давлением более

слабых и менее развитых племён в пределы финского (главным образом

эрзяно-меряно-мещёрского) мира, где чудодейственным образом превраща-

ются в носителей и создателей совершенно другой цивилизации и культуры

мирового масштаба. При этом эти «славяне» по непонятной причине

забывают о своём славянстве и славянском языке и начинают называть себя

русскими, начинают говорить на русском языке, начинают называть себя

русскими именами, начинают творить русские обычаи и обряды, которые на

100 % совпадают с финскими (эрзяно-мерянскими), из брюнетов перевопло-

щаются в блондинов. Почему так происходит? Ответить на этот вопрос

невозможно, если признать колонизацию имевшей место. А если исходить из

реальности, то причина в том, что славянами прозвано местное население, жившее здесь испокон веков. «Славянская колонизация» Руси – миф, без

сюжета и идеи. Миф не только по сути, но и по форме выражения, без ссылок

на источники. Вот как описывает продвижение славян из Новгорода далее

его А. В. Гудзь-Марков: «Первыми на берега озёр Неро и Клещено

(Плещеево) и в район города Ярославль в IX в. продвинулись словене

новгородские. От озера Ильмень на Волгу словене шли по реке Молога и по

рекам Мета и Тверда.

В Х в. продолжилось заселение земель междуречья Клязьмы и Волги

словенами новгородскими. Одновременно в междуречье Оки и Волги, на

земли Ростовского, Переяславского, Ярославского княжений (будущих), 171

стали подходить представители союза кривичей. Их челны с верхнего Днепра

перетаскивались в Волгу, Москву.

В Х в. словене новгородские направили ладьи с реки Мологи в реку

Шексну, на север, к берегам Белого озера» [Гудзь-Марков А. В.: 2005, 25].

Сказанное в весьма затейливой форме, разумеется, ничем не подтверждается, но преподносится так, как будто автор непосредственно созерцал

описываемые действия. У А. В. Гудзь-Маркова словене на Ростово-Суздаль-

ские земли передвигались на лодках, которые перетаскивались из Днепра в

реки Волга и Москва. Возникает мысль: а не легче ли было им не

перетаскивать челны, а бросить их на Днепре, а, придя на Волгу и Москву

реку, срубить их там? Ведь тащить чёлн на десятки и сотни километров –

труд непомерно тяжёлый и вряд ли выполнимый. Или славяне-супермены