крови сильнее голоса историка-мистификатора. Русские «славяне» – это всё

равно, что африканские негры, вдруг побелевшие и в одеянии Адама и Евы

охотящиеся на белых медведей на Новой земле среди безбрежных снегов в

объятиях полярного холода. Такую картину можно нарисовать, но

невозможно в неё поверить.

Историки, пишущие о «колонизации» восточными славянами земель

Эрзи-Мери-Муромы-Мещеры-Веси, балтов не приводят в подтверждение

этого убедительных фактов и свидетельств, не задумываются о том, каким

образом могла произойти эта пресловутая колонизация через непроходимые

леса, болота, реки, горы. По В. О. Ключевскому, только при Андрее Бого-

любском в середине XII в. колонистами с киевского юга во Владимиро-

Суздальской земле было основано несколько городов: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич [Ключевский В. О.: 1994, 255–256].

Однако в XIXII вв. (и в последующие века до появления железных дорог) передвижение больших масс людей за относительно короткое время на

большие расстояния было невозможно в силу физических обстоятельств. Не

было дорог. Не было карт. (Не было магазинов у дорог!) Невозможно было

запастись пищей и одеждой на несколько тысяч километров пути. Поэтому, пустившись в путешествие в неизвестность, необходимо было останавли-

ваться, строить жилища, распахивать пашни, производить продукты питания, а затем двигаться дальше. Передвигаться нужно было пешком, со стариками

и детьми, со скотом, орудиями защиты и орудиями труда. В дороге

неизбежны были болезни, столкновения с воинственными племенами, через

территорию которых надо было проходить. И, разумеется, должна была быть

цель переселения. А её быть не могло, ибо на суровом севере славянских

колонистов с юга ожидала бы более суровая жизнь. Однако даже при

непременном, понуждаемом некой высшей силой, сознательном стремлении

167

славян переселиться на земли именно Эрзи на Средней и Верхней Волге это

предприятие потребовало бы несколько столетий. Ибо практически

«переселиться» можно было, шаг за шагом осваивая новое жизненное

пространство.

При таких обстоятельствах путь от Днепра до Оки и Волги, Москвы и

Клязьмы славяне с киевского юга могли пройти лишь за несколько веков.

Быстрое «переселение» возможно было только для молодых мужчин, организованных в небольшие воинские отряды, которые благодаря своей

малочисленности могли прокормиться в пути. Но эти единичные колонисты

неизбежно растворялись в местном населении. К тому же «мирное»

переселение в принципе было невозможно, ибо в лесах междуречья Оки и

Волги отсутствовали свободные пашенные земли и луга для скота. Пашни и

луга славянские переселенцы могли добыть только с помощью оружия, что

они не могли сделать, так как местные жители, превосходившие их по

уровню социального, военного и интеллектуального развития, дали бы им

сокрушительный отпор, или же отвоевав их у леса, взявшись за топоры и

пилы. К тому же на русских землях по рекам Волга, Ока, Клязьма, Москва

шла постоянная война между самими русскими княжествами за жизненное

пространство. Пашенных земель и лугов здесь не хватало. Поэтому

утверждение В. О. Ключевского и других историков о том, что славяне

селились на пустых землях, является неверным. Пустых земель ввиду

постоянного дефицита полей и лугов, которые надо было отвоевывать у

лесов и болот, в то время не было.

И ещё. Откуда «славянские переселенцы», жившие в глухих деревнях, географический кругозор которых не простирался дальше 10–15 км от места

их жительства, могли знать об Илмере озере, Волге, Оке, Белом море и т. д.?

Конечно, об этих землях они не имели информации и им дороги туда

(которых не было!) были неведомы. Тот же В. О. Ключевский писал:

«Владимир Мономах, неутомимый ездок, на своём веку изъездивший

Русскую землю вдоль и поперёк, говорит в поучении детям, что один раз он

проехал из Киева в Ростов «сквозь вятичей». Значит, нелёгкое дело было

проехать этим краем с Днепра к Ростову. Край вятичей был глухой лесной

страной; уйти в леса к вятичам значило спрятаться так, чтобы никто не

нашёл» [Ключевский В. О.: 1994, 254]. «Славянским колонистам» через эти

леса необходимо было прорубать дороги, что сделать на сотни и тысячи

километров за короткое время было невозможно.

В силу изложенных факторов утверждение В. О. Ключевского, что

«только при Андрее Боголюбском в середине XII в. колонистами с киевского

юга во Владимиро-Суздальской земле было основано несколько городов: Переяславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич», вряд ли

соответствует действительности.

В. О. Ключевский, как и Н. П. Барсов, виртуально заселяя Россию

«славянскими переселенцами», не объясняет, в силу отсутствия данных, причины массовой «колонизации» на земли, принадлежавшие другому

народу. Он пишет: «В области Оки и верхней Волги в ХI–XII вв. жили три

168

финские племени: мурома, меря и весь. … На обширном пространстве от Оки

до Белого моря мы встречаем тысячи (! – А. Ш.) нерусских названий

городов, сёл, рек и урочищ. Прислушиваясь к этим названиям, легко

заметить, что они взяты из какого-то одного лексикона, что некогда на всём

этом пространстве звучал один язык, которому принадлежали эти названия, и

что он родня тем наречиям, на которых говорят туземное население

нынешней Финляндии и финские инородцы среднего Поволжья, мордва, черемисы. Так и на этом пространстве, и в восточной полосе Европейской

России встречаем множество рек, названия которых оканчиваются на - ва: Протва, Москва, Сылва, Коква и т. д. У одной Камы можно насчитать до

20 притоков, названия которых имеют такое окончание. Va по-фински значит

« вода». Название самой Оки финского происхождения: это обрусевшая

форма финского joki, что значит «река вообще». Даже племенные названия

мери и веси не исчезли бесследно в центральной Великороссии: здесь

встречается много сёл и речек, которые носят их названия. Уездный город

Тверской губернии Весьегонск получил своё название от обитавшей здесь

веси Егонской (на р. Егоне). Определяя по этим следам в географической

номенклатуре границы расселения мери и веси, найдём, что эти племена

обитали некогда от слияния Сухоны и Юга, от Онежского озера и реки Ояти

до средней Оки, захватывая северные части губерний Калужской, Тульской и

Рязанской.

Итак, русские переселенцы, направлявшиеся в Ростовский край, встречались с финскими туземцами в самом центре нынешней Великорос-

сии» [Ключевский В. О.: 1994, 261]. Народ Эрзя В. О. Ключевский не

упоминает, хотя не мог не знать о нём, ибо он еще в его время занимал

огромные пространства исконной России. К тому же В. О. Ключевский

происхождением с эрзянских мест. Не упоминает с той целью, чтобы его

сознательно исключить из исторического процесса и заменить его

«славянами»-призраками. «Тысячи нерусских названий городов, сёл, рек и

урочищ», о которых пишет В. О. Ключевский, указывают на плотность и

многочисленность населения на описываемой им территории, что

обусловливало активную экономическую и социальную жизнь, достаточно

высокий уровень развития. Финнов, то есть собственно русских, Ключевский

называет туземцами и инородцами, не вникая в неадекватный смысл этих

слов, звучащих, по сути своей, как оскорбления, что недопустимо в научной

литературе и что, без всякого сомнения, указывает на необъективность

суждений и на недостаточно высокий уровень разумности и научности работ, в которых использована подобная терминология. Тезис В. О. Ключевского о

существовании некогда единого языка у финских народностей Центральной