8. «СЛАВЯНСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ»
164
Топонимика Центральной России VIII–XVII вв., почти полностью
принадлежащая Эрзе-Мере-Муроме-Мещёре-Веси, Балтам, свидетельствует
об отсутствии миграции сюда из славянских пределов. Мигрировавшее
население в древности основывало населённые пункты со своими
названиями, редко селилось в иноязычных селах и городах, куда его как
правило не пускали. Русские и эрзяне, переселившиеся в Сибирь и в другие
регионы страны в XVIII–XX вв., основали поселения с названиями сёл, из
которых уехали. «Славяне-мигранты» никаких следов в Центральной России
не оставили, даже имён и фамилий, ибо они являются виртуальными, вымышленными «переселенцами». Они здесь никогда не были. Что могло
погнать «славян», по Повести временных лет в X–XII вв. пребывавших в
диком состоянии (и в силу этого не способных колонизовать земли
цивилизованного и сильного народа), с территории с более тёплым и
благоприятным климатом и с более многочисленными и плодородными
полями за тысячи километров в северные и северо-восточные земли с
болотами, дремучими лесами, где возделывание пашни требовало
титанического труда, ибо приходилось заниматься подсечным земледелием?
Только нездравый смысл, ибо они здесь не смогли бы выжить. В былине об
исцелении Ильи Муромца родители богатыря занимаются выкорчёвыванием
пней на сожжённом участке леса, в чём им помогает неожиданно
исцелившийся сын. У славян, увы, богатырей не было (появление богатырей
и героев в эпосе связано с возникновением и развитием государственности), поэтому они сидели на полях, приготовленных для них самой природой. В
изложении Н. П .Барсова продвижение славян в пределы финских земель
носило прямо-таки провиденциальный характер, они без этого не мыслили
своего существования. Пренебрегая историческими реалиями, он помещает
славян в верховья Волги, Днепра и Двины. Говоря о кривичах и словенах, он
пишет: «Их географическое положение на окраине славянского мира, в
средоточии важнейших водных путей всей Восточно-европейской равнины, обусловило их важное историческое значение для Славяно-Русской
колонизации первоначально-инородческих земель. Они были призваны
(! – А. Ш.) подчинить Славянству обширные земли на Финском северо-
востоке, на который главным образом было направлено их колонизационное
движение, встречавшее сильную преграду на западе в западных Чудских
племенах, обнаруживших более самостоятельности и устоя, чем их
восточные собратья, и в восточной Литве. Кривичи и Славяне составили
главную основу великорусской народности; их выходцы первые проложили
пути в области разрозненных Чудских народцев Поволжья и облегчили
движение другим Славяно-Русским племенам» [Барсов Н. П.: 1885, 173–174].
В эпоху «Начальной летописи» Славянство перешло уже в область Оки, заняло Чудские земли Мери и Мордвы…» [Барсов Н. П.: 1885,175].
Н. П. Барсов убеждён, что «Уже с глубокой древности Новгородские Славяне
должны были (! – А. Ш.) занять северо-западную часть Поволжья от Мсты, через Тверцу до верхней Мологи, где они являются прочно установившимися
в XI в. в Бежецкой области (пятине), непосредственно зависевшей от
165
Новгорода, должно было быть сплошное, по крайней мере безусловно
преобладающее Славянское население» [Барсов Н. П.: 1885, 194]. Н. П. Бар-
сов, конечно, не объясняет, почему славяне «должны были» колонизовать
финнов. Между тем с его слов следует, что у славян была специально
разработанная программа и идеология переселенческого движения в
финские земли, они обязаны были и должны были их насильно заселить, а
местное население вытеснить на север и восток. Н. П. Барсова не интересует
вопрос о причинах движения «славян» на финские земли. Его не смущает то, что так называемые финские «народцы», в действительности составляющие
золотую середину русской национальности, её этническое и генетическое
ядро, живы до сих пор, говорят на русском языке, а некоторые из них – на
русском и изначальных этнических языках. Не смущает Н. П. Барсова и
других славянофилов и то обстоятельство, что по всем известным
письменным источникам русские и славяне – не только разные народы, но
народы-антагонисты, русские совершали набеги на славян, грабили их, захватывали в плен как рабов, продавали на невольничьих рынках. Как
славяне-рабы, находившиеся в диком состоянии, подчинили себе русских, имевших уже развитую государственность и относительно высокую
культуру, ассимилировали их, лишили этнической идентичности, – об этом
либо не задумываются, либо не хотят задумываться, чтобы не развенчать
свои противоречивые теоретические построения, не выдерживающие
научной критики. Бездоказательно возвышая славян, историки-славяниза-
торы выказывают вопиющее пренебрежение волжским финнам, Эрзе, Мере, Мещёре, Муроме, Веси, которые и есть изначальный русский народ, сохраняющие и сегодня ведущую роль в генерации русской национальной
жизни. В комментариях к своему труду Н. П. Барсов отмечает, что «на
северо-запад от Днепра, а также к востоку от него, по всем левым его
притокам, первоначальное население не было Славянское. Левая сторона
Днепровского бассейна не принадлежит к первобытному славянскому миру.
Здесь первоначальное население было Чудское, которое в стародавние
времена простиралось от своего уральского гнезда непрерывно на запад, по
верховьям Днепровского и Донского бассейнов по крайней мере до
Западного Буга и Немана. В самых Вятичах Начальной летописи Надеждин, согласно со Шлёцером, признаёт Чудское племя» [Барсов Н. П.: 1885, 258].
Таким образом, Н. П. Барсов, сознавая или не сознавая того, не отрицает тот
факт, что в эпоху основания Олегом Киевского княжества его основное
население было «чудским», то есть финским (меряно-эрзянским, вепсским, мещёрским, балтским). Для Н. П. Барсова очевидно и то, что русский и
славянский языки – языки разных народов. Описывая передвижение русов по
Днепру, он пишет: «Достигнувши пятого порога, называющегося по-русски
Варуфорс, а по-славянски Вулнипрах, ибо он образует большое озеро, они
проводят свои суда в изгиб реки, как у первого и второго порога, и достигают
шестого, называемого по-русски Леанти, по-славянски же Веруци, то есть
кипение влаги, – и этот порог проходят они также, и доплывают до седьмого
порога, называющегося по-русски Струвун, по-славянски же Напрези, что
166
истолковывается: «малый порог» [Барсов Н. П.: 1865, 63]. Здесь Н. П. Барсов
представляет нам русский и славянский языки как языки, принадлежащие
разным народам. Однако он различия языков и народов как бы не замечает, ибо это не укладывается в его концепцию русской истории, которую он, не
известно почему, хочет видеть славянской.
Н. П. Барсов и другие апологеты славян даже не задумываются о том, почему «восточные славяне» – пассионары-колонизаторы, не колонизовали и
не ассимилировали своих западных и южных братьев-славян, представляющих, по их разумению, неизмеримо более благородный и
качественный человеческий материал, в результате чего получился бы, к
тому же за более короткое время, во всех отношениях совершеннейший
народ, ибо он не был бы испорчен «плохими» финнами, так сильно
помешавшими славянам остаться в их первозданной этнической чистоте. Не
направили «восточные славяне» свои взоры, ноги и оружие на братьев-
славян потому, разумеется, что они не этническая, а политическая категория, только лишь понятие, фантом. А понятия и идеи не всегда материализуются, даже тогда, когда овладевают умами масс. Русские не протестуют против
«славянства», но и не отождествляют себя с реальными славянами, ибо голос