в Муроме, Добрыня – в Рязани, Алёша – в Ростове, Дюк – в Галиче

и т. д.

Искать «откуду пошла Руская земля» там, где нет русских былин, песен, сказок, обычаев и традиций, – бесплодное занятие, а не признавать, что она пошла оттуда и есть там, где есть русский народ с его былинами, песнями, сказками, обычаями и традициями, есть занятие не совсем

корректное по отношению к этому народу.

Былины – уникальный жанр, присущий только русскому фольклору.

По идейному содержанию и художественным достоинствам они

представляют собой произведения, в которых в наибольшей полноте

103

выразился поэтический гений русского человека. И сам он в них предстаёт

как монументальная личность – величайший поэт и философ, воин и

государственник, способный решить любые задачи. Мы видим не только

богатыря, совершающего подвиги, но и народ, сотворивший его, наделивший

качествами, свойственными ему самому.

Без всякого сомнения, на былинах отразились творческие способности, интеллект, образ жизни и мышления сказителей, выступавших в роли поэтов, а не пересказчиков известных текстов. При каждом новом исполнении

былина рождалась заново. Рассказывая о событиях X–XIII вв., сюжеты того

времени в момент их исполнения и записи становились эпическими песнями

XVIII–XX вв., сохраняя при этом традиционное содержание и поэтическую

форму. Поскольку большинство былин записано на Русском Северо-Западе, постольку место их активного бытования следует считать и местом их

создания. Т. Рябинин, И. Елустафьев, И. Рябинин-Андреев, И. Федосова, М. Кривополенова, М. Крюкова и другие выдающиеся сказители в другом

месте свои гениальные поэтические творения создать не смогли бы, ибо там

не было необходимого государственно-исторического сознания, русского

мышления, социально-исторической почвы, могучего человеческого духа, преодолевающего все препятствия, не было слушателей, которым былинные

сюжеты были бы понятны и интересны.

Былины до сего времени с точки зрения их поэтики и эстетики, тематики и содержания, образной системы и действующих лиц, психологии и

языка в полной мере не описаны. При их рассмотрении важно иметь в виду

место их бытования и записи, так как именно там они созданы населением, обладающим соответствующим национально-государственным сознанием.

В. Г. Белинский и В. О. Ключевский, два уроженца Пензенской

губернии, придерживались противоположных взглядов на русское

мироустройство. Для Белинского колыбелью коренной Руси были Новгород, Владимир, Рязань, Москва, Тверь, для Ключевского – Киев. Белинский для

обоснования своей точки зрения привлёк былины, имеющие чисто русский

«штемпель». Ключевский поэтику и эстетику былинной поэзии не брал во

внимание, вследствие чего его выводы и суждения не подкреплены

народным мировидением. Былины он не знал и не понимал – так же как и

русскую историю. Его воззрения интересны, но по большей части

произвольны и не очень верны.

В. Я. Пропп высказал мысль, что некогда «эпос был распространён

повсеместно. Не было такого русского уголка, где бы не знали и не пели

русских былин» [Пропп В. Я.: 2006, 514–515]. Данная констатация

справедлива и нуждается в развитии, подтверждении сведениями, зафиксированными в летописях и других письменных источниках. Для

В. Я. Проппа, как и для других исследователей, является фактом, что во

«второй половине XIX века, когда стали записываться былины, русский эпос

оказался сохранившимся в основном на Севере. Более или менее

значительные следы его зафиксированы в Сибири, в Среднем и Нижнем

Поволжье, а также среди казачьего населения на Дону, Тереке и Урале. В

104

остальных местах, где были записаны былины (районы, примыкающие к

Москве, Туле, Калуге, Орлу, Смоленску, Новгороду, Ленинграду и т. д.), эти

записи исчисляются единицами» [Пропп В. Я.: 2006, 515]. По В. Я. Проп-

пу, факт сохранения эпоса на Севере «не может решаться вне связи с

вопросом о том, почему он исчез в центральных областях и на Юге. Это

произошло потому, что на Юге, богатом хлебом, эксплуатация крестьян

помещиками достигала таких размеров, каких она не достигала нигде в

других местах; впоследствии к ней присоединилась и эксплуатация

капиталистическая. Там, где эксплуатация была сильнее, в промышленных

центрах и тяготеющих к ним районах, а также в хлеборобных губерниях

вымирание эпоса шло быстрее. Там, где она не обещала больших выгод и

потому была относительно слабее, вымирание шло медленнее. К таким

местам принадлежал Север» [Пропп В. Я.: 2006, 515].

Н. Г. Чернышевский полагал, что расцвет народной поэзии обусловли-

вался «энергией народной жизни», и только там являлась она, «где масса

народа волновалась сильными и благородными чувствами, где совершались

силою народа великие события…» [Чернышевский Н. Г.: 1949, 295].

Аналогичную мысль высказал А. М. Горький, согласно которому только

«при условии сплошного мышления всего народа возможно создать столь

широкие обобщения, гениальные символы, каковы Прометей, Сатана, Святогор, Илья, Микула и сотни других гигантских обобщений жизненного

опыта народа» [Горький А. М.: 1953, 49].

Героический эпос формируется с возникновением народности и её

государственности. Он возникает на тех территориях, где проживало

население, создававшее свою цивилизацию и культуру. Миросозерцание

нового этноса и его художественно-интеллектуальный образ он выражает в

своих сюжетах и персонажах. По этой причине эпос в целом не может

мигрировать, «бродить»: с отдельными людьми возможно перенесение с

одного места на другое только отдельных песен. Иными словами, новгородские былины не могли перекочевать на Киевскую землю, а киевские

фольклорные произведения – на Новгородскую землю. Для подобных

передвижений не существует необходимых этнокультурных предпосылок.

Трансплантация героического эпоса невозможна таким образом, как это

происходит, например, в письменной литературе (начальный период

развития древнерусской литературы). Здесь заимствование сюжетов и

персонажей возможно тогда, когда для их восприятия созреют

соответствующие общественные и культурные условия. Здесь роль играет не

случай, а необходимость. Фольклорный текст открывается для восприятия

тогда, когда оказывается в актуальном для себя контексте – пространственно-

географическом, языковом, этническом, культурном, ментальном, историческом. Вне этого контекста, в инородном мире он уподобляется

русским лаптям, вдруг оказавшимся в якутской юрте. В этих обстоятельствах

он утрачивает свою подлинную природу, ибо перестает быть доступным для

понимания.

Нельзя согласиться с утверждением, что на сохранение эпоса влияли

105

социально-экономические причины (эксплуатация населения, уровень его

благосостояния). Совершенно неприемлемой является точка зрения

А. Ф. Гильфердинга, предполагающего, что были две причины, обеспе-

чившие сохранение эпоса на Севере, – свобода и глушь [Гильфердинг А. Ф.: 1949, 34].

Носителями эпического былинного сознания были необыкновенно

талантливые и умные люди с обширным национально-историческим

кругозором, которым было дано панорамное видение Русской земли и

русской истории, интуитивное понимание глубинных процессов развития

русского этноса. Они выражали то, чем были наполнены дух и разум народа, его чаяния и ожидания. В. Я. Пропп отмечал: «...Север обладает большим

количеством людей с выдающейся поэтической одарённостью. В иных

условиях многие из них могли бы стать замечательными поэтами или

писателями» [Пропп В. Я.: 2006, 524]. Этот взгляд опровергает точку зрения

В. Ф. Миллера о том, что народные массы не могли быть авторами былинной