солнце, дай нам к началу дня здоровья и согласия, всё увидь своим

всевидящим оком, защити нас!». Русские крестьяне по утрам кланялись

восходящему солнцу на четыре стороны света. Эрзяне тоже кланялись на

четыре стороны земли, обращаясь при этом к верховному богу Инешкипазу

[Harva: 1952, 167–168]. Эрзяне, как и русские, называли солнце богом

справедливости и клялись им, когда защищали свою правоту: «Пусть поразит

меня Чи-пас (Солнце-бог), если я вру!» [Harva: 1952, 174].

У. Харва говорит об антропоморфизации и обожествлении огня у эрзян

и русских, вере в его магические силы, способные принести человеку как зло, так и добро, на основе чего возник ряд обрядов с употреблением огня в

лечебно-предохранительных и очистительных целях: окуривание больного, обведение горящей лучиной люльки новорождённого, паря (кадушки) невесты с приданым, бросание под ноги молодым сковороды с горячим

углем, когда они после венца входили в дом, обведение зажжённой лучиной

свадебных пирогов, чтобы они не были испорчены дурным человеком, злодеем, прыжки через костёр участников похорон, прогон скота через огонь

во время эпидемий и при первом выгоне на пастбище, ежегодное добывание

нового огня трением дерева о дерево при проведении некоторых

предохранительных обрядов. Новый огонь заносился в очаги всех домов

после того, как тушился старый прошлогодний огонь. Новый огонь зажигали

на 40-дневных поминках и в некоторых случаях при поминании покойных.

Через живой огонь переносили больных, перегоняли скот; живым огнём

разжигались купальские костры, через которые прыгала молодёжь, дабы

быть наделённой здоровьем.

Общие представления у эрзян и у русских были о божестве ветра.

Эрзяне по примеру русских иногда называли его Варварой вместо Варма-ава

(мать-ветер), Варма-баба (старуха-ветер), Варма-патя (тетя-ветер) [Harva: 1952, 180]. Как у русских, так и у эрзян ветер живёт за морями.

Сходными являются у эрзян и у русских божества зимы Кельме атя

(Старик-холод), Мороз атя (Старик-мороз), Дед Мороз. Мороз есть

заимствование с русского языка: «Мороз-старик, мой друг, прошёл; до колен, мой друг, он снегу навалил», – поется в эрзянской песне. Имя божества

мороза, которое соответствует русскому Дедушка Мороз, и русские слова, употребляемые в эрзянских молитвах и заговорах, пишет У. Харва, явно

свидетельствуют о среде его происхождения и бытования. У русских, как и у

эрзян, самый пожилой член семьи перед Пасхой с ложкой овсяной каши в

руках, просунув голову в дымоход, угощал божество мороза: «Мороз, Мороз, иди есть!».

82

Подобное же сходство, по У. Харва, имеют божества воды, которые

описываются в песнях и сказках. Эрзянская богиня воды Ведь-ава

представляется существом, подобным женщине, то молодой и красивой с

шелковистыми волосами, то страшной и старой с чёрными волосами и

ужасным лицом. По песне, записанной Х. Паасоненом, Ведь-ава молода и

красива, у неё утончённое лицо, чёрные глаза, белые волосы, маленький нос, тонкие губы, пышная грудь. Эти черты имеются у соответствующего

божества русского народа. Сходное обожествление воды проявляется и в

таких явлениях, как непочатая вода у русских и ведь пря (вода на верхушке

волны) у эрзян, используемые у обоих народов как целительное средство.

Совпадают обряды, совершаемые эрзянами и русскими при переезде в

новый дом. В Бугурусланском уезде Самарской губернии за неделю до

переезда готовили праздничные блюда, которые сначала расставляли на полу

в старом доме, а затем переносили в новый, где их ставили перед входом под

печь. Молитву читала хозяйка дома, которая просила богиню дома Юрт-аву

считать новый дом своим домом, хорошо заботиться о нём, направлять его

жителей на добрые дела, предостерегать от дурных поступков, беречь

членов семьи и имущество. Соответствующие религиозные представления и

обычаи бытовали и среди русского народа.

Общими, по У. Харва, являются русские и эрзянские гадания и

предохранительная магия. По примеру русских в новогоднюю ночь эрзяне

делали мелом или ножом кресты на двери и окнах своего дома, чтобы

защитить его на смене года от бродячих духов, приведений.

По русскому образцу эрзяне в некоторых районах устраивали особые

обряды встречи Пасхи. В деревне Сапожкино Бугурусланского уезда

девушки лучшую из своих подруг наряжали Пасхой. Она уходила в

восточном направлении от деревни и где-либо пряталась. Остальные

девушки шли с ведром, полным пуре, к деревенской околице, чтобы

встретить «Пасху». Они пели песню о том, что наступила пора встретить

Пасху, которая придет с востока от Инешкипаза и обрадует деревню. Затем

ведро с пуре ставили на землю и в более быстром темпе исполняли

следующую песню, в которой Пасху (Ине чи) называли дочерью

Инешкипаза, посланницей Вере-паза, и просили выпить пуре. «Пасха»

приближалась к девушкам, и как только те её замечали, с ведром пуре, распевая песни, двигались ей на встречу:

Тейтерь какат, тейтерь эйдть!

Боярават азравкат!

Мезень коряс минь сынек?

Мезе тезэй пурнымизь?

Сень коряс минь ней сынек,

Се ней минек пурнымизь:

Пурнавинек, тейтерь эйдть,

Минь Инечинь учомо,

Мазый чинень сречамо.

Ко ёндо сы Инечись?

Ко ёндо сы мазый чись?

83

Чилисима сон ёндо,

Нишке пазонь икельде.

Мазыйнестэ наряжазь,

Парынестэ сон пурназь.

Сы сон ашо палясо,

Паля ланга руцясо.

Сы сон парсей пацясо,

Пуло песэ лентазо.

Кецякавсы веленек,

Весёлгавсы кужонок.

[Mordwinische Volksdichtung: 1977, 2]

/Девушки, девчоночки,

Красавицы, хозяюшки!

Для чего сюда пришли?

Что здесь нас всех собрало?

Для того сюда пришли,

Вот что нас здесь собрало.

Собрались мы, девушки,

Инечи, Пасху поджидать,

Наш красивый день встречать.

Откуда Пасха к нам придёт?

Откуда красный день придёт?

С восходом солнышка придёт,

От Нишке паза явится

Красиво наряженная,

Во всё хорошее одетая.

Придет в рубашке беленькой,

Поверх рубашки – в халатике.

Придёт в платочке шёлковом,

На косе длинной – ленточка.

Обрадуется ей село,

Развеселится улица.

«Пасхе» подавали пуре, склонялись перед ней, причём на колени

вставали по-эрзянски: правое колено должно находиться позади левого, не касаясь земли. После того как «Пасха» отпивала немного пуре, девушки

брали её под руки и сопровождали по деревне. У околиц её ждали остальные.

Девушки праздновали всю пасхальную неделю, расхаживая с «Пасхой» от

дома к дому. В воскресенье после Пасхи «Пасху» провожали, на проводы

собирались все жители деревни, чтобы вместе проводить её в западном

направлении до полевой межи. Дальше шли только девушки. Ещё днём на

возвышенность недалеко от деревни приносили солому, которую теперь

поджигали. Провожая, девушки пели о том, что «Пасха», дочь Инешкипаза, должна возвратиться в отчий дом, хвалили её и просили вновь прийти через

год. «Пасхе» наливали пуре и вновь кланялись так же, как и раньше. Потом

«Пасха» шла дальше по полевой меже, пока вовсе не исчезала из поля

зрения.

Девушки возвращались в деревню, где их ждали остальные жители.

84

Здесь пели ещё одну песню о том, что Пасха ушла и вернётся через год: Нишке пазонь тейтерезэ,

Вере пазонь азравказо,

Нишке пазось тонь кучнинзеть

Мастор ланга тонь якамо.

Сисем чинеть якавтыдизь.

Шкинеть сакшны ней туеме

Эсь кудозот, эсь чинезэть,

Эсь тарказот, эсь эземзэть,

Нишке пазонь путонь кудос,