середины XIV в. западная Украина на долгие века попадает под власть
Польши, восточная же Украина вслед за Волынью входит в состав Литовско-
Русского государства. В результате экспансии Литвы на территории
украинских северян первой же жертвой становятся Чернигов и Новгород-
Северск, которые литовский князь Ольгерд (1345–1377) передает во владение
своему сыну, Дмитрию Корыбуту. Вслед за Черниговом и Новгород-
Северском Ольгерд в 1363 г. захватывает обширное Подолье, занимавшее
территорию левого Поднестровья, южного Побужья и нижнюю часть
Поднепровья. В 1362–1363 гг. Ольгерд овладевает Киевщиной и частью
Переяславщины и передает их во владение своему сыну Владимиру. Таким
образом, в начале 60-х гг. XIV в. значительная часть Украины (Волынь, Галичина, Черниговщина, Новгород-Северщина, Подолье, Киевщина и
Переяславщина) входит в состав Литовской державы Ольгерда». В 1569 г.
на Любечском сейме из Литвы и Польши было создано федеративное
государственное объединение Речь Посполитая (Люблинская уния). В
соответствии с постановлениями этого сейма к Польше отошла вся Украина, за исключением Закарпатской Украины, Буковины, Берестья, Пинска, а
также Черниговщины, которая в это время уже находилась во власти
Москвы». В 1654 г. провозглашено воссоединение Украины с Россией
[Державин Н. С.: 1944, 111, 112, 144].
Примерно такая же сложная картина наблюдается с определением
белорусов. В конце 1980-х – начале 1990-х гг. предпринимались попытки
обосновать собственный путь происхождения белорусов белорусскими
историками Н. Ермаловичем, К. Тарасовым и др. Они отрицают
существование древнерусской общности как единой колыбели русского, украинского и белорусского народов. Пытаясь доказать отсутствие их
генетического родства, К. Тарасов пишет, что белорусы сложились из
смешения балтийских и славянских племен. Н. Ермалович считает, что
белорусы скорее всего являются не сбалтизированными славянами, а
ославяненными балтами [Белорусы: 1998, 62]. Н. Ермалович и К. Тарасов
славянами называют русских, которые таковыми не являлись. Поэтому
64
правильнее будет говорить, что белорусы сложились из смешения русских
и балтийских племён. По мнению В. В. Седова, белорусская этническая
общность сложилась в XIII–XIV вв., а М. Я. Гринблат полагал, что
формирование белорусов происходило в XIV–XVI вв. [Белорусы: 1998, 62].
Авторы монографии «Белорусы» считают, что в своей концепции
«В. В. Седов не учитывает различий в общественно-экономическом поло-
жении славян и балтских племён в тот период. Одним из важных аргументов, противостоящих этой концепции, было высокое социально-культурное
положение славян. Восточные славяне имели свою государственность, пись-
менность, развитую культуру. Балтские же племена находились на стадии
распада первобытно-общинного строя, были разобщёнными по культуре и
языку и, таким образом, не могли оказать решающего влияния на
этнокультурные и языковые процессы восточнославянских племён»
[Белорусы: 1998, 60–61].
Данное возражение В. В. Седову и утверждение высокого социально-
культурного положения «восточных славян», являющихся историографи-
ческим фантомом, противоречит имеющимся письменным свидетельствам о
славянах IX–XII вв. Дело обстояло совершенно наоборот. По свидетельству
Повести временных лет (начало XII в.), древлене, северене, радимичи, вятичи
(отнесение которых к славянам сомнительно) пребывали в диком состоянии:
«живяаху звериным образом, живуще скотьскы, убивааху друг друга и ядяху
все нечисто» [Софийская первая летопись: 2000, I–VIII]. Русь, пришедшая в
Киев из Новгорода, была финно-балтской и принесла с собой государствен-
ность и письменность в Киев. При таких обстоятельствах «возвышение»
славян над русскими в научной литературе выглядит надуманным. На стадии
первобытно-общинного строя находились хорваты и сербы на Карпатах.
Тезис о формировании белорусов в XIV–XVI вв. окончательно
не утвердился в белорусской историографии. В. Носевич, автор статьи
«Белорусы: становление этноса и „национальная идея“», высказал иное
мнение. Он пишет, что осознание исторической общности русских, украинцев и белорусов было сформулировано автором «Руского летописца»
(XVII в.), вошедшего позднее в состав Густынской летописи: «Вестно есть
всем, яко сии все... Москва, Белая Русь, Волынь, Подоля, Украина. Подгоря...
единокровны и единорастаны, се бо суть и ныне все общеединым именем
Русь нарицаются» [Полное собрание русских летописей: 1980, 236].
Однако мысль о том, что «братские народы» являются разными
народами, пробивала себе дорогу. В среде украинской интеллигенции
национальное самосознание зародилось в середине XIX в. и было
сформулировано деятелями Кирилло-Мефодиевского общества в Киеве
(1846–1847 гг.), многие из которых в 1850–60-е гг. группировались вокруг
журнала «Основа» в Санкт-Петербурге. В умах белорусской интеллигенции
боролись польское самосознание и идеология «западно-руссизма», согласно
которой белорусы были лишь одной из этнографических групп русского
народа.
65
Идея самостоятельности белорусского народа была впервые выдвинута
народнической группой «Гомон», действовавшей среди белорусских
студентов в Петербурге в 1880-е гг., притом не без влияния аналогичных
украинских групп. Но еще несколько десятилетий этой идее приходилось
доказывать своё право на жизнь. Авторитетный языковед, академик
И. И. Срезневский в 1887 г. утверждал, что гораздо правильнее белорусский
говор считать местным говором великорусского наречия, а не отдельным
наречием. В то время не раз подвергался сомнению и самостоятельный
статус украинского народа. Но украинская национальная идея развивалась
активнее белорусской. В 1905 г. комиссия Российской академии наук
официально признала полноправное существование украинского языка, в то
время как попытки закрепить аналогичный статус за белорусским языком
желаемого результата не дали. Однако термин белорусы, пусть и в
этнографическом смысле, постепенно проникал в массовое сознание. При
проведении переписи населения 1897 г. 74 % жителей Северо-Западного края
определили свой родной язык как белорусский. В начале XX в. шли споры о
том, признавать белорусский язык самостоятельным языком или диалектом
русского. Соответственно колебалось мнение и о статусе белорусов как
этнической общности, но сам факт существования такой общности под
сомнение уже не ставился. В конце концов это привело к появлению на
руинах Российской империи белорусской государственности, хотя
подлинной независимости это новое государство (как, впрочем, и Украина) тогда добиться не смогло.
Термин Белая Русь в роли самоназвания в XVI в. не зафиксирован, а с
этнической территорией белорусов он окончательно совпал во второй
половине XIX в. До этого бытовали либо более широкие метаэтнонимы, политонимы ( Русь, литвины) и конфессиональные названия, либо названия
более узкие, региональные. На фоне активной «великорусской»
консолидации на первое место выступили местные этнографические и
диалектные особенности, что проявилось в появлении в обиходе
региональных названий. Источники второй половины XVI в. пестрят
сообщениями о поездках из Руси на Полесье, Волынь или в Литву, о «руских
имениях» какого-либо «литовского» или волынского феодала и т. д. Под
Русью в узком смысле в то время понималась восточная, северная и отчасти
центральная часть современной Белоруссии, за которыми в XVII в.
закрепилось название Белая Русь. Такой важный признак этноса, как
