— Но…

— Каждое твоё последующее слово ухудшит положение твоей семьи в этом доме, — с угрозой произнес дед Салмана.

Гость поклонился и вышел вон, захватив с собой копьё, которое уже успело покрыться пылью с того момента как было прислонено к стене по прибытию гостей.

***

Впереди войск, в запахнутых стёганных халатах, шли Тёмные Храмовники. Они подчинялись древнему протоколу, который диктовался Проклятыми Королями ещё до зари нового мира, обязательным атрибутом любого офицера немертвой армии был чёрный халат и алебарда.

Чёрных халатов среди разграбленной ставки ханов они нашли достаточно. А вот с алебардами были проблемы. Пара трофейных были вырваны из пальцев поверженных врагов, но остальным одиннадцати пришлось довольствоваться копьями.

Мертвецы рычали и завывали сзади своих командиров, пародируя военные песни. Они шли уже ни одни день, но усталости в них не было. Немертвая армия всегда так загоняла своих врагов. Несмотря на небольшую скорость, с которой ковыляли бойцы, ковыляли они без сна и отдыха, а значит любая вражеская армия просто не имеет времени собраться и перегруппироваться в нечто, что может ответить притязаниям Проклятых Королей.

На горизонте появилась невысокая стена Великого города, венчавшая пологий, заросший степной травой вал. Люди на башнях начали кричать и бить в колокола и железные пластины, подымая стаи ворон и голубей в воздух. Паника охватила защитников, они метались туда-суда по стенам, выискивая своё место, теснясь, где враг стал бы карабкаться на стену в последнюю очередь и держась подальше от тех мест, где встретиться лицом к лицу с неприятелем было наиболее вероятно.

Хан, ответственный за оборону, кричал на своих тысячников. Те передавали приказ на ряды. Но порядка от этого больше не становилось. Гарнизон солдат был молод. Уже очень давно город никто не осаждал, и командиры, и их воины знали о правилах обороны только из рассказов стариков.

Храмовники в полной тишине наблюдали за стенами, пока защитники не построили на укреплениях хоть какое-то подобие порядка.

Мгновения потянулись напряжённой леской. Храмовники сели. Тоже сделали и их подчинённые. Нежить не полагается на зрение, у них есть своё, особое магическое чутьё. А значит им всё равно нападать на город в ночь или в день. Но не всё равно, когда оборонять стены защитникам. Во тьме карабкающаяся по выщербленной временем стене нежить гораздо опаснее, чем при свете дня.

Барон поравнялся с Олеттой.

— Нет ли желания кинуть Господина и уйти с такой силой? — в шутку спросил он.

— Нет, — после некоторой паузы проговорила Олетта.

— Почему?

— Я поклялась ему в верности, когда ещё не могла отбиться от бандита на дороге, и та девочка никогда бы не нарушила свою клятву. Неужели ты думаешь, что теперь её нарушит дракон? — она внимательно посмотрела на Ганса.

— Сдаюсь, — в шутку поднял руки Ганс. — Ты обезоружила меня своим благородством. Так что ты будешь делать со всей этой силой, что свалилась на тебя?

— Пока не знаю, — пожала плечами Олетта. — Я доставлю этот амулет Господину и поговорю с ним. Если моя помощь будет ему уже не нужна, я покину замок… Думаю буду странствовать.

— Тогда и меня возьми, — подала голос Кольгрима.

— Бросишь Господина вот так? — обернулся Ганс.

— Я не считаю себя чем-то ему обязанной, — сделала пас рукой Кольгрима. — Я отработала в его замке много, и узнала за все годы меньше чем за два дня с Каргой. Думаю, надо поискать место, где моим талантам придёт более интенсивное применение.

— А ты Роксана? — обратилась Кольгрима к алхимику. — Роксана?!

Алхимик ответила не сразу, её разум занимала какая-то иная проблема.

— Да… — вздрогнула Роксана. — Я не думаю… Алхимикам тяжело переезжать. Лаборатория и все остальное. Это тяжело тянуть с собой.

— Что ж, значит лишь две из нас, — улыбнулась Кольгрима. — Или может с нами поедет его благородие?

Ганс наклонился и подвигал рукой. Бинт сжимал кожу мёртвой хваткой, но Ганс не чувствовал неудобства. Этот кусок исписанной древними рунами ткани стал давно его второй кожей.

— Нет, — ухмыльнулся он. — Теперь меня связывает с Господином больше, чем просто договор. Я теперь… его Темный Храмовник…

Как только тьма опустилась на Великий город, армия мёртвых двинулась к укреплениям.

В своём замке Великий Хан сидел в окружении подчинённых ему ханов.

— Соглядатаи докладывают, как вы и говорили, что мертвые двинулись с заходом солнца, — сказал хан небольшого роста, постоянно, как муха, потирающий рука об руку.

— Я могу ударить в них конницей. Если прикажите, — наклонил голову большой рослый хан.

— Нет, ещё слишком рано, — покачал головой Великий Хан. — Тебя разбили бы при свете дня, а ночью тем более убьют. Ты должен будешь атаковать те остатки, что не успеют взобраться на стены, когда на них поднимется и так достаточно много врагов.

— Мы здесь как сидячие утки, — возмутился другой хан. — Надо уходить из города пока не поздно.

— В городе много тех, кто не уйдёт далеко, — ответил Великий Хан. — Годы процветания одарили нас огромным количеством детей, и мы смогли заботиться о стариках. Бросить их здесь, значит не только обречь их на ужасную смерть, но и пополнить ряды этой проклятой армии, в которой сражаются все, у кого есть хоть что-нибудь, чтоб держать оружие. К тому же, Орда уже не отступала сто лет, не отступит и сейчас под собственными стенами. Если армия немертвых развеет Орду по степи, то Великой орды уже не будет. Мы все вернёмся к тому, с чего начинали много лет назад.

Наступила тишина.

— Я распоряжусь, чтобы лучники заняли лучшие позиции, — заявил другой Хан. — И взяли луки и стрелы для стрельбы огнем.

— Это будет хорошо, — кивнул Великий Хан. — Только пусть они не вступают с мертвецами в рукопашную, у них всегда должно быть место для отхода. Город достаточно большой, и даже если падёт стена, они понадобятся при обороне улиц и дворца.

***

Со стены ничего не было видно. Один из копейщиков водил факелом из стороны в сторону над самым краем, чтоб увидеть хоть что-нибудь. Но через пять-десять локтей тьма съедала свет факела и не видно было ни зги.

— Тьфу… — плюнул он вниз.

Во тьме послышались звуки копошения, как будто тысячи змей задвигались в траве. Или ему показалось… В любом случае он не понял, что слышал. Поэтому он перегнулся через край стены и крикнул: "Эй!". И снова нет ответа… Сзади переговаривались другие защитники.

— Да, замолчите вы, ослы, — наконец не выдержал он.

Воины замолчали. И тут, в наступивший миг тишины, над крепостью поднялся вой тысяч мертвецов, который заменял им боевой клич. Выроненный от неожиданности факел полетел вниз и осветил вал под стеной. В пляшущем пламени занимавшейся от факела травы стали выходить толпы немертвых, готовых карабкаться вверх по стене. Один из Тёмных Храмовников подскочил к горящей траве и лёгким движением руки, силой Проклятых Королей, искрившейся на его пальцах зелёным светом, потушил огонь, окутав при этом всё вокруг непроглядной тьмой. На стене поднялся шум. Воины занимали свои позиции для отражения атаки, когда в них полетела настоящая туча стрел.

Кто-то, видимо очень высокий и здоровый мертвец, даже метнул копьё, которое проткнуло одного из защитников насквозь и покалечило ногу другому. С башен крепости ответили лучники орды, которые поджигали специальные стрелы в жаровнях и своими выстрелами освещали беспорядочную толпу штурмующих, которых было неимоверно много. Великий Хан был прав: немёртвый легион не знал разницы ни пола, ни расы, ни даже возраста. Все неволей ставшие под его знамёна на поле брани ли с северными племенами, в ставке Улюкая или встретившиеся по дороге на Великий Город, исправно служили амбициям Проклятых Королей.

Скинутый со стены немёртвый воин, если только он не ломался в хребте, тут же принимался карабкаться снова вверх. То же можно было сказать и о живых воинах: упавший за вал защитник города через какое-то время возвращался к своим товарищам уже приняв другую сторону.