Борис Николаевич сел в машину. Открылась правая дверца и рядом с ним начала усаживаться Татьяна Владимировна. Она нарочно долго не попадала в замок страховочного ремня. Потом отвернула пассажирское зеркальце, провела пальчиком по бровям, щекам и вокруг губ. Увиденное отражение не расстроило её ничем, потому она облегчённо вздохнула и произнесла:

– Напугали вы меня. Немножко…

– Старался быть предельно честным.

– Ваша позиция не поддаётся никакой логике.

– Право существовать она имеет.

– Вы поймите меня правильно…

– Я понятливый. Куда едем?

– К нотариусу. Сами предложили.

Руки мужчины замерли на руле автомобиля, но ненадолго.

Машина плавно тронулась и поехала. Через несколько кварталов находился офис нотариуса, услугами которого он пользовался всегда. На ступеньках «взросла» искусственная газонная травка в виде зелёного настила, для того чтобы не скользили ноги посетителей по плитке. Дверь, открываясь, касалась висячих стеклянных палочек. Они издавали хрустальный перезвон и отгоняли прочь грустные мысли посетителей. Приёмная полна народу. Никто не хотел стоять в такую жару на улице, а здесь кондиционер, прохладно! Борис Николаевич поспешно вышел на улицу. Набрал номер сотового телефона нотариуса, услышал его деловое:

– Слушаю.

Ну, раз его слушают, он и рассказал ему о своём положении дел и услышал в ответ:

– Если ты думаешь, что я повергнут в шок и изумление, то ошибаешься. Хотя я бы хотел посмотреть ту, которая участвует в этой афере. За вами выйдет моя секретарша через несколько минут.

Она вышла, строго, как первая учительница. Просмотрела бумаги и, как бы найдя нужную фамилию, произнесла её громко, как на слушании уголовного дела в прокуратуре.

– Шагаев.

Борис Николаевич встал, как нашкодивший школьник, и потянул за собой женщину.

– Я передумала! – запаниковала та, но ноги её уже перешагнули порог кабинета. Дверь закрылась.

– Здравствуйте! Вы что-то сказали? – встал им навстречу нотариус.

Как кот разглядывает, как режет его хозяйка мясо на кухонном столе, так нотариус стал разглядывать вошедшую с его другом женщину. Борис Николаевич опасался, что женщина поймет, что они друзья, и запаникует. Он отчаянно жестикулировал за спиной спутницы.

– Что не так? Что ты там размахался, как Дон Кихот с ветряными мельницами?

– Борис Николаевич хочет предупредить вас о том, что меня легко спугнуть в сложившейся ситуации, – ответила за Бориса Николаевича его спутница. Всё стало по своим местам.

– Я не варвар. Я симпатичный и добрый нотариус.

– Это можно исправить, – произнёс Борис Николаевич.

– И вот с таким бандитом судьба привела вас ко мне, – парировал нотариус.

– Вы друзья. Я догадалась.

Нотариус понял свою оплошность и сменил развесёлую любезность на деловой тон.

– Документы с собой? Итак, вы хотите…

Его перебила Татьяна Владимировна:

– Я хочу довести обещание вашего друга до логического завершения. Очень хочется узнать пути его исполнения. Прочувствовать их на себе.

Стало понятно, что женщина не хочет выглядеть ягнёнком на заклании.

«Да мы с характером! Умны!» – мысленно отметил Борис Николаевич.

Девушка-секретарь старательно записала всё, что ей было продиктовано начальством. Они вышли в приёмную и подождали второго выхода секретаря.

– Шагаев.

Совершенно спокойно, без бешеного стука сердца, без прерывистого дыхания, они завершили начатое дело. Им выдали на руки по бумаге, в которой были изложены слова Бориса Николаевича в официальной форме. Листы тут же заламинировали, и они приобрели вид документов длительного хранения.

– Теперь не истреплются по краям, – зачем-то сказал Борис Николаевич.

– Да уж… Теперь не истреплются, – вздохнула Татьяна Владимировна и тут же взвинтилась: – Слова у вас какие-то не обиходные. И где вы их берёте?

– Я весь такой! – озлился в ответ Борис Николаевич.

– Отвезите меня домой. Жарко, – потребовала женщина.

– Как же мои обязательства? Они вступили в силу, и я должен начать исполнять их.

– Только не сегодня. Давайте с завтрашнего дня…

Татьяна Владимировна стучит в одну из соседских дверей. За ней живёт тихая маленькая старушка. Старушка боится мира, который находится за её дверью, потому только приоткрывает дверь на длину цепочки. Её ручка, похожая на лапку обезьянки, быстро и цепко выхватывает из рук Татьяны Владимировны заказанное лекарство и сдачу. Благо, всё сложено в маленький аптечный пакетик. Конечно, она благодарна за заботу, но там за дверью всегда неспокойно, и старушка захлопывает её тут же. Старый человек боится пауков и мёртвых мух в их сетях. Боится заторможенных молодых людей, после которых на ступенях остаются одноразовые шприцы и флакончики. Боится громкой и буйной молодёжи, топота и громыхания ног, которое они издают при спуске с лестницы. Боится врачей «скорой помощи», а вдруг они переодетые бандиты? Боится любого, кто постучится в её дверь, вдруг обманут, убьют? Об этом вещает круглыми сутками телевизор.

Вот с какими мыслями живёт старый человек, который всю свою юность, молодость и зрелость отдал строительству города Волжского и Волжской ГЭС. Тысячи деревьев и кустарников высажены её руками. Верхушки некоторых она видит каждый день за соседним домом, выходя на свой балкон. Она здоровается с ними и желает им спокойной ночи. Больше у неё нет никого. Детдомовская она. Бог не дал ей детей, но они у неё есть. Это деревья. А ещё у неё есть память о своей единственной любви к молоденькому заключённому. К одному из сотни тысяч заключённых, которые таскали тележки с грунтом из котлована будущей ГЭС. Из коротких разговоров с ним она знала, что и он детдомовский. Давным-давно увидел мальчик забытую воспитателем гребёнку для волос. Была гребёнка неземной красоты, с цветными камешками. Камешки брызгали солнечными зайчиками по его лицу. Не устоял мальчик перед неземным соблазном. Не смог с ними расстаться и потому до совершеннолетия находился в детской колонии. Потом строительство Волжской ГЭС в качестве зэка. Так называло их местное население. Бесконтактная любовь! Что-то подсказывает, что была она в сотни раз ярче, чем у живущих бок о бок людей. Она старалась подкармливать его чем могла. Пайки у самой были маленькие. Родное его лицо превращалось в лицо старичка, а потом он не вышел на каторжную свою работу вовсе. Некоторое время от него приносили весточки товарищи. Потом и их не стало. Жизнь старушки началась с ощущения животного страха. Заканчивается им же.

Татьяна Владимировна не обижалась на пожилого человека. Она знала жизнь соседки из её рассказов, когда психическое расстройство ещё так не прогрессировало. С великим облегчением женщина переступила порог своей квартиры. Сняла босоножки и отправилась в душ.

Итак! Что мы имеем? Имеем сумасшедшего мужчину, не лишенного привлекательности. Ну и какая же в нём привлекательность?! Роста нет, косолапый мужчина. Что же тогда цепляет? А-а-а! Знаю! Языкастый! Нет, не то. В ней нарастала волна тревоги. Ой! Она ему верит! Всей его болтовне верит. Опять двадцать пять! Те же грабли. Но что удивительно! Появление мужчины вытеснило мысли о дочери. Её дочь – двадцать один год, рост метр шестьдесят, волосы светлые, глаза светлые, кожа бесцветная. Вся она выцветшая, как газетный лист на солнце. Не работает и не работала. Не учится. Имеет однокомнатную квартиру. Наркоманка со стажем. В настоящее время находится в женской колонии строгого режима.

«Неужели такое возможно? – Женщина залила кипятком полчашки гречневой крупы и поставила на огонь. Она любила отварную гречку с маслом и сахаром. Чтобы стакан молока стоял рядом, запивать. – Пятый десяток, говорит, а сам завёл собачку. Больше дел на земле нет, как заводить собачек!»

Зазвонил городской телефон. Подруга! Как вовремя! Она взяла трубку и, не отвечая, пошла назад на кухню. Ей надо было сесть удобнее, приготовиться рассказывать события сегодняшнего дня.