– Значит, ты не добрый молодец… – скривила губки блондинка.

– Значит, вы не пройдете испытание… – в тон ей ответил я, решив еще чуть-чуть помучить их, а потом сдаться. Да и как откажешь таким прелестным девушкам?

Яга тихонько хихикнула в своем углу.

Ведьмовские ученицы переглянулись и с дикими воплями бросились на меня.

В первый момент я онемел от неожиданности.

Брюнетка отпихнула в сторону стол, мешающий маневру, а блондинка незамедлительно прыгнула мне на шею.

Я едва успел поймать ее в объятия и вскочить на ноги, в попытке удержать равновесие, как следом на моей шее, с криком: – Будешь пить?! – повисла брюнетка.

Проснувшийся Цербер с радостным трехкратным «Гав!» и «Гаси стукача!» последовал за ними, оставляя за собой шлейф золы.

Сразу столько счастья, обрушившегося на одного меня, я не выдержал и повалился на пол. Образовалась «куча мала».

Крики, игривый визг, когда в попытке выбраться из-под навалившихся на меня тел я ухватился за что-то упругоподатливое, крайне приятное на ощупь, троящийся собачий лай и заливистый хохот старой ведьмы, мерцающей в своем углу при каждом ударе помелом об пол.

– И чем вы там занимаетесь? – с неприкрытой подозрительностью в голосе поинтересовалась Баба Яга минут через пять. К этому времени я уже был наверху, хотя это и стоило футболки, оставшейся в зубах Цербера. Бутылка из-под зелена вина, о чем гласит корявая рукописная надпись на этикетке, как-то очень быстро опустела и отлетела в сторону. Как тут не вспомнить: «…и я там был, вино пил, по усам текло, но в рот не попало». Со мной та же картина. Вот разве что вместо усов, которые я никогда не отращивал, текло по трусам. Это надо же было так ошибиться!

– Ой! – первой спохватилась брюнетка. Выскользнув из-под меня, она вскочила на ноги и принялась одергивать подол сарафана, поправляя одновременно выбившуюся из-под косынки косу. В эту минуту ее раскрасневшееся личико показалось мне столь прелестным, одухотворенным… что дыхание перехватило от щемящего восторга.

Блондинка переходила в вертикальное положение значительно дольше. Она сперва застегнула ворот, потом разжала кольцо своих ног, которым удерживала меня по всем правилам портерной борьбы, и лишь после этого поднялась на ноги.

– Не знаю кто как, – заявила она, – а я выпью. Будешь?

Не успел я рта открыть, как отозвалась брюнетка:

– Буду.

– И я за знакомство выпью, – из своего угла подала голос Яга, извлекая из-за комода ведерную бутыль, на три четверти заполненную мутной жидкостью, сивушный аромат которой просачивается даже через забитый в горлышко кукурузный початок. – Не каждый день ученицы из самого стольного града меня своим присутствием радуют. О-хо-хо… Ванюша, присоединишься?

Думаю, ответ очевиден.

Результат – тоже.

Да и последствия вполне закономерны…

Тяготы сказочного быта

Акул бояться – в шоу-бизнес не ходить.

Пословица

Проснулся я вечером. Уж темнеть начало.

Голова болит… слов нет, один стон.

Попытался приподняться, понял, что все еще штормит, да и действительность двоится.

Видимо хорошо посидели…

Рядом кто-то заворочался и прижался к моему плечу.

А вот это что-то новенькое. Не помню, чтобы ложился с кем-нибудь. Вообще не помню, как ложился. Как пили – помню. Смутно. А вот как спать ложился…

А интересно, кто рядом лежит? Светлана или Наталья? Светлана – это брюнетка с голубыми глазами. Наталья наоборот – блондинка с изумрудным взглядом. Так кто из них? Светлана? Мне больше хотелось бы этого, но и Наталья, что более вероятно с ее «ведьмовской» натурой, тоже потрясающе.

Улыбнувшись мыслям, я осторожно повернул голову и встретил взгляд блестящих черных глаз в обрамлении полностью заросшего лохматой бородой лица.

Кое-как справившись с потрясением, я просипел враз севшим голосом:

– Ты кто?

Глаза недоуменно моргнули, и в бороде разверзся провал рта, откуда на меня повеяло мощным перегаром:

– А мы где?

Допился!

– Не знаю, где ты, а я у Я… я… Где мы?

Окружающая обстановка никак не вязалась с избушкой Бабы Яги. Начиная с серого неба над головой и заканчивая колючей соломой подо мной.

– Кто же я? – яростно поскреб бороду незнакомец. И только теперь я рассмотрел, что она у него довольно странного цвета. Местами бурая, с рыжеватым отливом, местами черная, а местами так и вовсе зеленая. Да и весь он какой-то заросший. Ни майки, ни рубашки на нем нет, да они ему и не нужны – шерсти на незнакомце больше, чем на ином медведе. Штаны ему тоже не нужны, а те, что все-таки ради приличия надеты, трудно назвать собственно штанами. Оборванные выше колен шорты из грубой домотканой ткани. Видок у него как… как у бомжа из курортного городка в пляжный сезон. – Ты не знаешь?

– Мы не знакомы, – довольно сухо ответил я, массируя ноющий затылок. Зачем я столько пил?..

– А вот ты мне кого-то напоминаешь… Должно быть знакомы. А если знакомы, ты должен знать, кто я. Знаешь?

– Нет.

– Подумай хорошо! Кто-то должен же знать…

– А леший его знает, – я отмахнулся от приставучего волосатика, мучительно пытаясь припомнить что-либо после того момента, как я пил на брудершафт одновременно со Светланой и Натальей за заочное знакомство с Гришей. Помню горячее дыхание у своего уха и мимолетный многообещающий поцелуй в щечку…

– Леший… Точно, леший! – захлопал в ладоши незнакомец.

– Что леший? – поморщился я от излишне громких звуков. Здесь и так в голове гудит словно в трансформаторной будке, а еще этот…

– Я – леший.

Прореагировать на это заявление я не успел. Поднявшись на ноги, чтобы осмотреться и может быть сориентироваться в местности, я почувствовал, как солома под ногами разошлась. И сила земного притяжения со всей категоричностью предъявила на меня свои права. Взмахнув руками, я полетел вниз. Солома полетела за мной. Лучше бы наоборот. Приземление вышло бы мягче.

А тут еще леший, которому почему-то в своей чаще не сидится, на голову свалился. Вот тут-то соломка и пригодилась. Он хоть и сам волосатый, что тебе игрушка плюшевая, но и голова для меня более важная часть организма, нежели та, на которую я приземлился. На счастье она не пострадала, и поэтому хватило одного взгляда из-под волосатой пятки лешего, чтобы определить собственное местонахождение.

– Кто это? – испуганно прошептал леший, проворно переползая под кровать, где попытался прикинуться половой тряпкой, забытой во время прошлогодней генеральной уборки.

– Гриша.

– К-какой Гриша? И почему он такой?..

– Не знаю.

И действительно, что означает эта боевая раскраска на его окаменевшем лице и мокрые портянки, вывешенные для просушки на правой руке братка, которую он словно специально вытянул вперед во всю длину.

– Сажа, – определил я, проведя пальцем по черной щеке Гриши. – Кто-то баловался. Нужно стереть, пока он каменный, а то придет в себя, такое устроит…

– Он каменный? – уточнил леший, высунув голову из-под кровати.

– Что-то вроде того. С этим колдовством никогда нельзя быть на сто процентов уверенным.

– А как же он ходит?

– Он в таком состоянии и не ходит. Но Яга обещала, что завтра-послезавтра окаменение пройдет, и он вновь станет человеком из плоти.

– Эх, – потянулся леший, выбравшись из своего укрытия. – Похмелиться бы… и можно по бабам.

– Похмелиться не проблема, – ответил я, указав на стол, где сиротливо стояла бутыль с остатками мутного первача и деревянная тарелка со следами зубов на ободке и одиноким яблочным огрызком. Это я с девчатами, когда знакомиться с Гришей ходили, оставил ее здесь. Но вот боевая раскраска – это не наших рук дело. А тогда чьих? Не Бабы же Яги… – А вот как ты по бабам с такой рожей собрался…

– А чего с ней не так? – принялся ощупывать себя леший.

– Ты когда последний раз брился?