Я ухватил его за шкирку и достал из провала. И тотчас сполз на землю от хохота.
– Ты чего? – насупился Гриша.
Ответить я не смог, давясь беззвучным смехом. Вместо этого просто ткнул пальцем в сказочного обитателя джипа.
– Я же сказал, сложить аккуратно! – набросился на подопечного браток.
– Да я это… – смутился гремлин, пытаясь спрятать за спину длинный предмет из ярко-красной резины. Получалось это у него плохо. То ребристая рукоять из-под локтя выглядывала, то тупорылый оголовок в ухо упирался. – Места ведь здесь дикие, вдруг обороняться придется…
– Этим? – только и произнес я.
– Ну… да. Отличная дубинка.
– Это Машкино, – тыча пальцем в импровизированную дубинку и новоприобретенные детали гардероба гремлина, заявил Гриша.
– Разумеется, – я не стал спорить. У меня воображения не хватит представить братка в розовых чулочках, один из которых на манер колпака деда Мороза венчает голову гремлина, и подвязках, поддерживающих в данный момент ярко-красную дубинку того же гремлина. – Наверное лучше оставить это в машине.
– Немедленно! – поддержал меня браток.
– Я же хотел как лучше. Сорри…
Гремлин виновато, но в тоже время с некоторым налетом обиженности вздохнул и полез вниз.
– Пошли туда, – предложил Гриша, указав направление, в котором скрылась летающая ведьма.
Я задумчиво вздохнул, с надеждой (которая не оправдалась) поинтересовался у братка состоянием мобильника, покосился на разрушенный замок, который вроде как за несколько последних часов вырос в размерах, да и стены его успели частично отреставрировать. Это, конечно мелочь, по сравнению с исчезновением города, но прекрасно согласуется с версией про перемещение во времени. Двести лет назад руины замка и должны были выглядеть не столь ветхими, как в наше время. А затем согласился:
– Пошли. Других тропинок все равно не наблюдается. Не в болото же лезть?
На том и порешили.
Первым на тропу встал Гриша, на правах выдвинутого самим собой и тем же составом одобренного предводителя нашей группы. За ним пристроился гремлин, мелко семенящий короткими кривыми ножками. При этом он бережно прижимал к груди одну из бутылок с бензином, время от времени с видимым наслаждением вдыхая дурманящий аромат и смакуя мелкими глотками. Токсикоман чертов. Замыкать шествие пришлось мне. Я забросил сумку на плечо, предварительно выложив домкрат и газовый ключ, полезность которых в пути представляется минимальной. Сорвав метелочку неизвестной травы, я сунул ее в зубы и предался размышлениям. Метелочка попалась горькая, да и мысли лезли в голову все больше невеселые. То про дыбу, на которой лазутчики вражеские в грехах каются, то про люд лихой, которыми леса местные издревле славились. За двести лет люди очень сильно изменились. А ведь может статься, что забросил нас Кощей не на двести, а на триста, пятьсот, а то и на тысячу лет в прошлое. О, ужас! Здесь же компьютеров еще нет!
– О, прекрасный дуб! – обрадовался Гриша.
– Почему? – спросил я, не видя в ветвистом великане ничего такого, что разительно выделяло бы его из ряда сородичей.
– Зов природы, – пояснил Гриша, расстегивая ширинку, и что-то добавил. Но я его не расслышал за журчанием пивного потока. – Ай!
– Что случилось? – подпрыгнул я.
– Он в меня желудем запустил, – потирая макушку, ответил браток.
– Кто?
– Дуб.
– Дуб? В смысле дерево? – уточнил я.
– Дерево! И не нужно со мной как с идиотом разговаривать, я сам прекрасно понимаю, как это глупо звучит. Он запустил в меня своим желудем, понятно?!
– Да я разве спорю? После гремлина и ведьмы я готов поверить и в древня и… и… короче, в кого угодно.
– Вот именно. Пошли, нечего прохлаждаться. Я нюхом чую, эта тропинка приведет нас туда, где вкусно накормят и напоят. На баланде такие формы не наедают.
– Боюсь, что наши деньги здесь не ходят…
– У меня евро и баксы, – Гриша достал из кармана туго набитый бумажник и продемонстрировал его мне.
Напоминать спутнику о том, что в тысяча восьмисотом году про евро никто и слыхом не слыхивал, я не стал. Вот прибудем, тогда и будем думать, чем расплачиваться за ужин. В крайнем случае, цепь Гришину толкнем – в ней золота хватит весь кабак с прислугой купить.
– А ты заметил, что здесь мусора нет, – я указал на девственно чистый лес.
– Да чего тут мусорам делать-то? – хохотнул Гриша.
– Я серьезно. Такое впечатление, что здесь людей не бывает. Ни следов от костра, ни мусора… в смысле, нет консервных банок, пивных бутылок и пачек из-под сигарет…
– Ну не ходят сюда люди, и что?
– В наших лесах таких мест больше нет. По крайней мере в тех, которые расположены рядом с большими и не очень городами.
– Вот придем, и все узнаем, – отмахнулся браток.
– Пришли. Кажется…
– Что это? – вытаращил глаза Гриша.
А чего он интересно ждал, следуя за ведьмой?
Может я и излишне предвзят к женщине на помеле, называя ее так категорично – ведьмой, но что-то не верится, что это добропорядочная домохозяйка, оставив дома мужа, детей и свои одеяния, отправилась в ближайший гастроном, или чего там у них в тысяча восьмисотом году было, муки с яйцами прикупить.
Глава 5
Кто в теремочке живет?
Метод кнута и пряника подразумевает применение кнута в качестве стимула работать, а пряник должен быть сухим и черствым, чтобы зубы поломали и не могли огрызаться.
Мечта любого правителя
На самой верхушке лысого холма, торчащего среди лесной чащи словно прыщик на небритой морде, на пне некогда могучего дерева сооружена избушка. Она выглядит именно так, как должна выглядеть обитель лесной ведьмы. Почему лесной? Да потому что у городских на окнах белеют шелковые занавески, на подоконниках стоят горшки с геранью, и вообще… они живут в городе. Здесь этого ничего нет. В окнах белеет паутина, на подоконниках зеленеет мох, а вокруг шумит дубрава. Почему ведьмы? Да потому что какая иная женщина согласится украсить козырек своего дома не петушком – золотым гребешком, а черепом оленя с ветвистыми рогами, в которых сплела гнездо пара аистов? А использовать вместо дверной ручки человеческую волосатую ступню? Про пучки сушеных змей и ящериц, шелестящих на ветру под козырьком порожка, я вообще умолчу.
А так избушка как избушка. Разве что двухэтажная, но в остальном похожа на те, что рисуют в учебниках истории. Сложенное из едва-едва отесанных бревен строение, крытое соломой. Дверной проем очень низкий, редко какой китаец не пригнувшись войдет, а оконца и того меньше. Матовым бельмом белеющие в них рыбьи пузыри не иначе как принадлежали при жизни пескарям или какой другой плотве.
– Босс, – испуганно спрятался за спину Гриши гремлин, – здесь нечисть водится, вот те крест.
– Кто бы говорил… – заметил я.
– А что я?! Я ничего. Я ведь свой в приборную доску, а они…
– В этой дыре поди и спутникового телевидения нет, – скривился браток.
– Здесь вообще телевидения нет, – напомнил я. – Нигде. И еще довольно долго.
– А как же они живут?
– По-разному. Не в телевидении счастье, и не в электричестве, и не в теплом санузле, и…
– Здесь даже света нет? – прозрел Гриша.
– Почему же? Есть. Свечи и лучины. Может даже керосинки уже изобрели.
– Давай еще дома поищем, а? Пускай без телевизора, но чтобы хотя бы электричество было.
– Босс, мне тоже здесь не нравится, – признался гремлин, заметно заплетающимся языком. Бутылка в его руках опустела на треть. Что ж… каждый борется со стрессом по-своему.
– Думаю, до ближайшего жилища не один час идти, – сообщил я и решительно направился к избе. Но не сделал я и пяти шагов, как путь мне преградила псина. Не то чтобы очень уж гигантского размера, но однозначно адского характера, на что ненавязчиво намекают все три оскаленные пасти и все шесть пламенеющих глаз.
– Р-р-р… Тяв!.. Ры-ы-ы…