Да… слишком больно… Настолько больно, что перестаешь уже практически её ощущать – её, себя, окружающее пространство, холод, ноющую резь на голове, пульсирующие следы от твоих пальцев. Практически всё и вся, но только не тебя!
Не знаю, как и почему, но я прекрасно чувствую и считываю все твои передвижения – каждый твой беззвучный шаг с неспешными действиями очень сосредоточенного и сконцентрированного зверя. Нет… не зверя. Палача!
Зверь не будет так долго раздумывать перед открывшейся возможностью напасть и переломить хребет своей жертве одним идеально выверенным прыжком и ударом. И уж конечно не станет успокаивать себя и морально готовиться к предстоящей казни всеми известными ему методами. Его выбор недолгий и вполне расчетливый, может быть даже несколько банальный и предсказуемый. Но не станешь же ты идти сейчас голышом в другой конец квартиры, чтобы принести сюда более подходящий девайс из своей профессиональной коллекции. Хотя, кто сказал, что ты на самом деле не решишь проделать это сейчас. Ты ведь мог зайти в одну из секций гардеробной как раз для того, чтобы одеться. Да и что тебе стоит заставить меня ждать в этой унизительной и с трудом удерживаемой позе час, два, а то и три? И когда я успела принять её?..
Я не помню… честное слово! Не помню! Потому что ни черта не чувствую и не запоминаю из всего, что делала или неосознанно пытаюсь сделать. Наверное, это все рефлексы, прошитые тобою уже бог знает сколько времени. Они же и удерживают моё дрожащее тело на трясущихся коленках и изгибах локтей, каким-то чудом не давая мне упасть или завалиться на бок (хотя пол подо мной постоянно кренился и едва не ходил ходуном при каждом надрывном ударе моего сердца). И кажется я плакала, и кто знает, как – рефлекторно или потому что хотела.
Разве я могла в подобном состоянии что-то хотеть и соображать?!
– Помнишь десять лет назад я как-то разговорился с тобой о методах воспитания детей с помощью ремня? В тот наш последний день… в который мы в последний раз занимались любовью… – твой голос не приближался и не усиливался с твоими надвигающимися на меня шагами, здесь было достаточно звучной акустики, чтобы я могла слышать твои четко выговариваемые слова, как если бы ты произносил их над самым ухом. И я-таки их слышала и именно в данном формате, буквально фактурном и осязаемом, врезающихся не только в черепную кость и в защищенный под нею мозг, но и в каждый уголок моего немощного тела, где отражался каждый гулкий отзвук от мощных ударов моего сердца.
И конечно же ты специально сделал ударение на последнем словосочетании. Ты бы не смог ошибиться после нескольких минут своего "отсутствия" за моей спиной и во всей зоне ванной комнаты. Ты успел продумать и выбрать подходящую тему своего предстоящего нравоучения как раз за всё это почти недолгое время. И ты хотел сказать именно "в последний раз занимались любовью!", а не "трахались" или же "сношались". Иначе это был бы не ты и не полная мера наказания от Дэниэла Мэндэлла-младшего. Ты уже начал меня бить и самыми болезненными приемами, свойственными лишь твоей изощренной методике.
– Я сказал тебе тогда, что достаточно только раз и как следует выпороть ребенка ремнем, чтобы у того выработался условный рефлекс к данному виду наказания. Единственное, о чём я не договорил, то что это были не мои слова и не мой метод воспитания. Можешь мне не верить, но к своему сыну за все годы его недолгой жизни я и пальцем не притронулся, даже когда был в стельку пьян. В действительности же это "благое" учение принадлежало Дэниэлу Мэндэллу-старшему. Это он был убеждён, что можно выдрессировать любого ребенка с помощью кнута и пряника, а в частности его единственного сына. И, надо сказать, в своё время он немало в этом преуспел…
Ты настолько сейчас уверен, что твои слова должны возыметь надо мной какое-то желанное для тебя воздействие? Если честно, я и половины не слышу (вернее, не пропускаю в свой остекленевший рассудок) из всего, что ты сейчас говоришь. Меня впервые топит на самой недостижимой глубине именно твоя близость, твои приближающиеся шаги, то, как я вбираю своей пылающей кожей хаотичную вибрацию твоих движений и хлесткие удары отчеканенных в полной тишине ванной слов (я даже не помню когда и в какой из прошедших моментов ты выключил в душевой воду!). И я вздрагиваю, панически дергаюсь всем телом и едва не вскрикиваю от мощных вспышек атакующего ужаса как раз от твоих неожиданных действий – бесшумных рывков по воздуху и над моей головой скользящих крыльев или липкого облака удушливой тени. Она накрывает меня и обволакивает своей слизкой пустотой за полсекунды до прикосновения твоих рук. Я и пытаюсь отшатнуться до того, как твои ладони перехватят мои кисти за запястья, и ты сам затянешь меня в клетку своей проклятой тьмы окончательно и безвозвратно.
Но куда мне в моём состоянии сопротивляться твоему активировавшемуся безумию? Только немощно скулить и всхлипывать, беспомощно напрягаться и не особо правдоподобно вырываться из твоих сильных пальцев?..
– Эллис, ты мало меня сегодня расстроила? – Я НЕ ЗНАЮ! Я не слышу этого в твоем голосе!
Лучше бы накричал, ударил рукой, ногой, выдрал нахрен все волосы! Бл*дь, прикончил бы сразу, как тебе сейчас больше всего и хочется, а не так!.. не контролируя и не разыгрывая из себя хладнокровного Ганибала Лектера.
– Расслабь руки и прекращай сопротивляться! Не вынуждай меня применять силу и увеличивать количество ударов…
Думаешь, меня и вправду волнует, чем и как долго ты начнешь расписывать моё тело? Как будто я смогу ощутить что-то более болезненное физически, чем меня режет уже сейчас, наживую, без ножей и реальных скальпелей!
Ты разве не понимаешь? Меня убивает не то, что ты собираешься со мной сделать, а за что и с каким отношением ко всему происходящему – с отношением ко мне! Каким ты сам будешь при этом, что почувствуешь, а что нет… Что будешь чувствовать ко мне!
Нет… Это просто не вероятно! Ты же не можешь… не после того, что с нами только что было… Я же ощущала тебя, ты был моим! Моим Дэнни!
– Это всего лишь выработка определенного рефлекса, через физическую боль. Когда не возможно донести до сознания нужную информацию иными, более цивилизованными способами, приходиться прошивать её на мышечном уровне, буквально вбивая. И особенно, когда человек не осознаёт всего масштаба своей вины за содеянное. Если он не получит соответствующую меру наказания за то, что натворил, чувство безнаказанности повлечет за собой ещё более вопиющие проступки и нездоровый аппетит к недопустимому поведению!
Я уже вообще ни хрена не слышу! И на вряд ли даже вижу, хоть и смотрю во все глаза на то, как твои пальцы спокойно, ровно и с безупречным профессионализмом накидывают на мои запястья черную восьмерку из кожаной полосы мужского ремня для брюк! Нет, мне не страшно, ЧТО ты делаешь! Меня рубит шокирующим осмыслением КАК ты это делаешь – с каким невозмутимым спокойствием и непоколебимой верой в свои слова и убеждения. Ты собирался меня наказывать, потому что только так я якобы осознаю, что натворила и что более не посмею повторить без твоего не то разрешения? И не важно, что мне сейчас до рвоты дурно, меня постоянно шатает и я держусь на честном слове благодаря лишь немыслимому чуду. Как я могла забыть о твоей исключительной черте изощренного пси-садиста и палача эстета? Ты же упивался происходящим и ловил свой обособленный и ни для кого не понятный кайф. Поэтому я и не могу заставить себя поднять голову, посмотреть на тебя и не дай бог снова увидеть твоё бесчувственное лицо, убивающий на раз своей бездушной пустотой взгляд и твою каменную эрекцию! И кто из нас в действительности заслуженный извращенец?
– Это надо сделать, Эллис, иначе ты так и не поймёшь разницы между настоящим наказанием и тем, что якобы можно перетерпеть для своих дальнейших излюбленных сюрпризов. Я помню – эффект неожиданности твоя главная фишка!
Резкий рывок за другой конец ремня. Я лишь успеваю интуитивно всхлипнуть и дернуться, то ли от боли, то ли от неожиданности. И ты без явного проявления нежной заботы тянешь меня в сторону ближайшей трубы из нержавеющей стали. Твои дальнейшие действия можно не расписывать, не говоря уже о том, что большую их часть бесследно засосало чёрной дырой моей закоротившей памяти. Понятное дело, что ты привязал меня к этой перекладине и заставил вернуться к прежней позе парочкой "ласковых" приказов и нажимов в нужных местах. Какое могло быть сопротивление с моей стороны или же мысли о показательной истерике? Я думала только о том, где взять сил, чтобы не упасть, чтобы выдержать и выстоять не смотря ни на что. Дать тебе вдоволь насытиться тем, к чему тебя так страстно сейчас тянуло. Позволить твоему зверю и демонам вонзить в мою глотку свои клыки и когти. Признать своё очередное поражение перед твоей ликующей тьмой. Закрыть глаза и позволить тебе снова меня убить… в который уже раз…
