Может сегодня вечером или завтра утром, когда я очнусь и открою глаза, всё будет восприниматься и выглядеть в абсолютно иных тонах и свете, но только не сейчас. Сейчас же я свято верила, что в этот раз победила я, сделав нечто невообразимое. Заставила тебя совершить данный шаг, вынудив сорваться и переступить через самого себя. И чем больнее ты наносил физические удары, сжимал и натягивал в кулаке мои волосы и шею, впиваясь клыками своего свихнувшегося зверя в мою глотку и в сердце, тем откровеннее я раскрывалась на встречу и принимала твоё наказание с фанатичным рвением добровольного мученика.

Можешь пить меня, есть, резать настоящими скальпелями без анестезии, ломать кости и плести из моих нервов ажурные шибари сколько угодно и хоть до скончания вечности, но это не изменит самого главного… Я дотянулась до тебя! Я знаю и чувствую… ТЫ ЕСТЬ! Всегда был и всегда останешься только моим!..

Мы живы! Наша вселенная не умерла!

Что это было? Нежданный срыв? Непредвиденное падение на бешеной скорости в разверзнувшуюся бездну собственного самоуничтожения? Совершенно новый сорт безумия всесжирающего страха с ощущением безвыходного тупика и фатальной необратимости?

Нечто схожее он уже испытывал, если не прожил в этом вязком мраке липкого забвения несколько лет подобия своего жалкого существования. Только тогда он цеплялся за эти вспышки почти неконтролируемого помрачения рассудка, как за единственное, что позволяло ему чувствовать себя хотя бы частично живым, пусть и далеким от понятия – разумным. Тогда ему и вправду казалось, что чувства ярости, искренней ненависти и священного негодования на какое-то время (на несколько минут или часов) вытесняли из него эту высасывающую пустоту с отвратным отчаяньем, наполняя выпотрошенную до основания сущность данным суррогатом токсичного стероида. В те моменты он едва не с жадностью тянулся за этой возможностью, как тот изведенный недельными ломками вынужденного воздержания алкоголик, который вместо паленой водки хватается за первый попавшийся на глаза флакон с одеколоном. Не важно, что у тебя на тот момент пустой желудок и тебя вскоре скрутит в три погибели от отвратного вкуса и сожжённого на хрен изнутри пищевода с желудком. Главное эти несколько мгновений, когда тебе чудится, будто тебя и вправду попустило, ударив в голову блаженной контузией, и разлилось по трясущимся мышцам согревающими приливами выедающей кислоты. Спасительный адреналин, тысяча новых игл-спиц-кинжалов, пронзивших за раз все точки и узлы нервной системы, обрезая доступ к здравому рассудку и толкая импульсным рывком к самому краю, к летальной грани, из-за которой ты можешь уже больше не вернуться (а разве не о последнем он и мечтал пять лет жизни без тебя?)…

Тогда это ощущалось и воспринималось совершенно иначе. Тогда казалось, что ему хоть как-то легче становилось дышать, а сердцу не настолько больно биться в новых рубцах и порезах. Пусть несколько минут, пусть его потом будет выворачивать на изнанку и размазывать меж гранитными жерновами усиленной десятикратно нечеловеческой боли, но разве он не заслужил несколько жалких секунд мнимого воскрешения? И ведь тогда он действительно считал, что в том была не только его вина.

О существовании его зверя знали многие, не говоря уже о близких и знакомых, не говоря о самой Реджине Спаркс, которая прекрасно осознавала в чье логово добровольно шла, игнорируя в упор угрожающее рычание и оскаленную пасть. Неужели она и вправду наивно надеялась, что бешеного хищника можно как-то укротить или хотя бы слегка успокоить? Реально? После всего, что он ей в своё время наговорил и сделал?

Ему даже не надо было поводов и причин, чтобы так срываться. Она и была для него сплошным ходячим поводом и напоминанием о всех свершенных им ошибках. А этот её так ничем не заглушаемый запах луковой шелухи, от которого к горлу мгновенно подкатывал комок рвотного спазма, а здравый рассудок тут же разрывало в клочья под мощным волновым ударом кровавого мрака (учитывая, что обоняние в момент жесткого похмелья обострялось чуть ли не в десятки раз). Он слышал её вонь даже из другого конца номера-люкса для новобрачных, даже после изрядного количества марочного виски, развалившись в одном из кресел у стеклянного экрана панорамного окна, окружавшего как минимум две трети всей комнаты захватывающей диорамой ночного города с наружной террасой и каскадным бассейном. И, да простят его все мёртвые и выжившие боги, но вид миниатюрной Реджины в тончайшем кружеве дорогущего и соответствующе роскошного нижнего белья ослепительно белого цвета (хорошо, что хоть подвенечное платье умудрилась выбрать менее яркого оттенка), не вызвал в нём ничего, кроме ослепляющей вспышки закипающего бешенства.

А ведь он практически ничего не испытывал почти все предыдущие часы добровольного забвения, отключив большую часть эмоций с помощью утренней дозы алкоголя и каких-то транквилизаторов (как раз, принял с самого утра, чтобы избавиться от похмелья и болезненной ломоты в костях). И, хвала всем святым, впервые многие эпизоды из прошедшего дня выпали из памяти под чистую, не успев зацепиться и обосноваться там хотя бы размытыми картинками. Он даже сейчас не верил, что это реальность и меньше часа назад они покинули поместье Спарксов на свадебном лимузине, а затем сменили салон представительского авто на борт частного самолета Мэндэллов. Всего получасовой полет до восточного побережья, и вот они уже в заранее забронированном номере этого гребаного отеля, якобы ожидают утренней посадки на какой-то там круизный мегалайнер (то ли Queen Elizabeth, то ли Queen Mary 2), который должен стать отправной точкой в их свадебном путешествии.

Вот именно… Должен был… Ведь он ни разу на принимал участия в планировании данного мероприятия, включая прошедшее венчание, свадьбу и предстоящую семейную жизнь с Реджи. Ему откровенно было по херу. Разве можно всерьёз воспринимать весь этот показательный фарс и особенно Реджину Спаркс, от которой его тошнило уже бог весть знает сколько лет? Или она на самом деле уверовала, что это по-настоящему? Достаточно расписаться в свидетельстве о браке и всё сразу же измениться под стать её наивным представлениям об идеальном замужестве? Какая-то роспись в каком-то бумажном бланке обязана перекроить до основания его сущность и всю его жизнь? Это не шутка? И он должен что-то к этому испытывать? Некий благоговейный трепет и исцеляющее просветление? Да он и половины не помнит из того, как здесь очутился и почему теперь смотрит на полуголую Реджи налитыми кровью пьяными глазами, пытаясь определиться – не сон ли это.

"Почему ты до сих пор сидишь в темноте? Может включить свет?" – ещё и выжимает из себя улыбку скромной девственницы. Его точно сейчас стошнит… и гарантированно вырвет, если она приблизиться к нему хотя бы на несколько шагов. Он не хочет слышать этот треклятый запах луковой шелухи!

"Не стоит! Мне прекрасно бьет по глазам твоим нижним бельем. Оно что, с неоновой подсветкой?" – это сарказм, Реджи! Натянуто хихикать не обязательно. Он и не думал шутить, как и вызывать в ней приступа идиотского веселья.

"Не думаю, это же белый. Он отражает свет, а не поглощает…" – "Я понял, физику в спецшколе ты учила. Что дальше? Неужели предложишь мне снять его с себя? Или это не обязательно? Данный ритуал соблазнения направлен лишь на то, чтобы запустить во мне какие-то особенные механизмы осмысления с нужным восприятием происходящего? Дай угадаю… Ты начнешь танцевать для меня стриптиз, я тут же заведусь и, о боже!, захочу тебя трахнуть? Даже в таком состоянии – упитый и обдолбанный, потому что во мне уже не осталось никакого намека на здравый рассудок?" – пришлось даже подпереть голову пальцами свободной руки показательным жестом, чтобы она наглядно увидела, как ему сложно сконцентрировать свой расплывающийся взгляд на её зажатой у дверей ванной комнаты фигурке. – "Реджи, вот честно… ты действительно этого хочешь? Хочешь, чтобы я отодрал тебя как какую-то прожжённую бл*дь? Извини меня, конечно (хотя мне откровенно на это насрать!), но с чего ты решила, что у меня встанет на тебя? Откуда такая… непосредственность и убеждение о силе первой брачной ночи? Тебе было мало наших с тобой не совсем удачных экспериментов? И разве не в самый последний раз я так и не сумел кончить? Что же должно измениться сейчас? С чего ты взяла, что что-то вообще изменилось?"