Мы вместе фантазировали на тему нашего будущего, откладывали деньги, и он постоянно говорил мне: «милая, у нас всё обязательно получится!» Я даже не сомневалась в этом, а оказалось, это он так подбадривал не меня, а себя.

Слово "мышь" похоже на слово "ложь". Ложь такая же жалкая, серая и пыльная. Она вызывает ровно такое же отвращение, поэтому они и похожи. И что я слышу? Я слышу слабое попискивание, вижу мышиный затравленный взгляд, и сразу понимаю, что Дима лжет.

– Сперматозоиды есть, но их мало, и они почти неподвижные.

В тот момент, когда он это сказал, я почувствовала, будто с одной стороны с моей души свалился камень: это не я дефектная, это он! А с другой стороны, мне на спину будто водрузили тот чемодан, с которым я обычно летала в отпуск, нет, даже тот же чемодан, только нагруженный вином на обратной дороге из Греции. Отныне и до самого конца я каждый день ощущала на плечах эту тяжесть. Эта тяжесть была пониманием того, что проблема всё-таки есть. Она материальна, эта проблема, и у неё есть название.

Ноги и голова одновременно стали ватными, крутилась только одна мысль: «разве это возможно?». Реальность настолько не соответствовала ожиданиям, была настолько угрожающа, что мозг просто с ней не справлялся.

– Нет, этого просто не может быть. Это, наверное, какая-то ошибка. Может быть, что-то с реактивами не то. Нужно будет обязательно пересдать!

– Реактивами, – не глядя на меня, повторил он будто в пустоту с какой-то тихой не то надеждой, не то грустью, или, мне показалось, даже разочарованием.

– Ну, конечно, – вспылила я, – всегда нужно думать в первую очередь о хорошем! Да, и потом, врачи всегда говорят «надо пересдать», если что-то не так. Это же их первая реакция – пересдайте!

Он медленно выдохнул, потом набрал в грудь побольше воздуха, но голос все равно был сдавленным, каким-то глухим, будто не его:

– Конечно же, я пересдам…

Мне показалось, он хотел добавить что-то еще.

– Но?

– Ксюш, похоже это наследственное.

Я уже успела включить чайник, и потому последние слова он сказал мне в спину. Даже не в лицо, он сказал мне это в спину!

Я обернулась. Голос у него был нехороший, грустный, таким тоном сообщают дурные вести типа «нам надо расстаться». Да и вид оказался не лучше: сутулые плечи, опущенная голова, как у провинившейся собаки.

– Что?

– Я предполагал, что такое может быть. Астенозооспермия – во как это называется.

– Что? – я не верила своим ушам.

– Понимаешь, это наследственное.

Я отказывалась слышать то, что слышала, и сама чувствовала себя полной дурой, потому что кроме этого «что» больше ничего сказать не получалось.

Как это возможно? Я сходила с ума весь этот год, а он молчал??? Знал и молчал? Хорошо, не знал, но предполагал и ничего не делал! На что он надеялся, на то, что пронесёт? Что это за детский лепет, что за бред?!

В первую секунду хотелось его просто убить. Я таскаюсь по врачам, схожу с ума, ношу постоянно в сумке тесты на овуляцию, пью и писаю из-за этого по часам, а он мне не сказал… Он всё это время знал и не сказал!

– Прости меня. Я не говорил тебе раньше, потому что надеялся, что мне повезло так же как Олегу. Понимаешь, это какое-то семейное проклятие: так было у деда, у отца, и вот теперь у меня. Есть какой-то ген, он передаётся по наследству, и сперматозоиды становятся медленными. То есть, не становятся, я не знаю, как сказать. Этот ген вроде как что-то там нарушает, предрасположенность создаёт – во. И если вдруг что – медленные сперматозоиды. Я не знаю, в чём дело: я не курю, спиртным не злоупотребляю, в баню редко хожу, но вот стрессы, может быть…

Я слушала, и не верила. Он настолько хорошо разбирается в этом во всём: курение, баня, стрессы. Он знал. Знал об этом, думал, изучал материал, и ничего мне не сказал, не предупредил…

– Так и у деда было – они очень хотели второго ребёнка, но бабушка так и не забеременела. У родителей тоже долгое время не получалось, но они к бабке какой-то ездили, после этого мама забеременела Олегом, вот теперь и у меня такая же петрушка…

– Подожди, почему Олегом? – не поняла я.

– Анька же от первого брака, я ведь говорил.

Я молчала. Он мне не сказал, а я не спросила. Семейное проклятие. Откуда я могла знать? Хорошо, родителей заговорила бабка. Олега пронесло. Что же он думал, что бабка вылечила отца и ему ничего не передастся? Думал, что раз у Олега всё хорошо, то и у него тоже? А разве не надо о таких вещах говорить до свадьбы?

Ну, хорошо, раз ты за справедливость, что же ты тогда не сказала, что у тебя по папиной линии и бабка, и дед от онкологии умерли, не дожив до шестидесяти? – язвительно заметил внутренний голос. Если ты вся такая честная, что же ты его не предупредила до свадьбы, что ты к гинекологу раз в год таскаешься, потому что у бабки был рак яичников, и ты теперь боишься до чёртиков?

Он боялся сказать, а я боялась вообще заводить разговор на эту тему. Я полгода бегала на УЗИ и высчитывала овуляцию, но ничего не говорила Диме об этом. Мне было страшно, что я не могу забеременеть, потому что у меня от бабушки передалась склонность к образованию кист в яичниках, которые могут переродиться в злокачественную опухоль. Мне было страшно, но я не отправила его на спермограмму, даже не подумала, что дело может быть не во мне. Я почувствовала себя полной дурой.

– Понятно, – сказала я, хотя было абсолютно непонятно, что теперь с этим делать.

– Послушай, я понимаю, что дело во мне. Если ты решишь, что… Ну, если ты решишь уйти, я тебя пойму.

Я дернулась, будто меня кто-то ужалил. Такая мысль не приходила мне в голову. Наверное, мой взгляд был очень красноречив, потому что Дима тут же заторопился извиниться.

– Нет, ты не подумай ничего такого, пожалуйста, просто я понимаю, что ты хочешь ребёнка, а я… я не могу тебе дать того, что должен. Но я очень не хотел бы тебя потерять и я надеюсь, что ты меня не бросишь.

– Не брошу, – я подошла, обняла его и зарыдала.

* * *

Владислав Аркадьевич сегодня был, как мне показалось, не в настроении, той доверительной атмосферы, как в первые сеансы уже не было, а было почему-то какое-то раздражение, неосязаемо витавшее в воздухе. Он дважды уже меня перебивал, и от этого я сбивалась с мысли и забывала, о чём хотела сказать.

– Значит, вас это не расстроило?

– Немного расстроило, наверное, – я не понимала, зачем мы мусолим вчерашний разговор вместо того, чтобы говорить на действительно важные темы.

– Так наверное или всё-таки расстроило?

– Я не знаю.

Он тяжело вздохнул, и я поняла, что сейчас будет лекция. Одну такую я уже выслушала в прошлый раз на тему мужских функций, которые я якобы на себя беру. По его мнению, все женщины, испытывающие проблемы с беременностью страдают от отсутствия идентичности с собственной матерью. Ну, может быть, не все, но большинство. И вот это отрицание «своей женской роли и своих женских функций», отождествление себя с отцом, и приводят к бесплодию. Это было лейтмотивом двух наших последних встреч, но в этот раз я ошиблась.

– Понимаете ли, Ксюша, вы не даёте себе чувствовать. Вы вообще очень часто употребляете глагол «думать» там, где уместнее было бы сказать «чувствовать». Я несколько раз вам задал вопрос, и вы так и не смогли на него чётко ответить. Вы хотите ребёнка, но у вас с мужем не получается. Вы сдаёте анализы, записываетесь на приём к психоаналитику, а потом выясняется, что у вашего мужа есть проблема, из-за которой у вашей пары не получается зачать. Вполне естественно в такой ситуации разозлиться, ведь ваш супруг мог бы сказать об этом раньше, или расстроиться, так как это означает, что вам обоим, скорее всего, придётся обращаться за медицинской помощью.

– Так я и разозлилась сначала, а потом расстроилась.

– Воот! А до этого вы не могли сформулировать свои чувства, Вы отвечали уклончиво: наверное, я расстроилась, но это не точно.

– И что мне делать? – теперь уже я чувствовала раздражение.