Недалеко от остановки продавали арбузы и помидоры. Я был удивлен: оказывается, во время сборов я был изолирован от внешнего мира, даже не знал, что уже арбузы появились и цены на них упали до десяти копеек за килограмм. Узнав это, я сразу же изменил свой план относительно покупок. Лучше я возьму буханку серого хлеба, небольшой арбуз и двести грамм сыра – обожаю есть арбуз с сыром и хлебом. От рубля у меня останется двадцать копеек, а на них завтра куплю хлеб – и все… Но прежде чем что-либо купить, я должен был зайти в банк, который находился через дорогу, рядом с баиловской поликлиникой, где бесплатно обслуживали не только местное население, но и квартирантов, в том числе и меня.
В банке у меня счетов и вкладов не было. А туда надо было зайти, чтобы проверить две лотереи, которые были у меня в кармане, – все лето я их таскал с собой. Их тиражи состоялись месяц назад. В то время я был на сборах, а выход из военного городка, где мы жили, запрещался, поэтому не было возможности своевременно их проверить. Такая возможность только что появилась, а я уже собирался переходить дорогу и зайти в банк. В тот критический момент у меня была и какая-то иллюзорная надежда: может быть, эти лотереи что-нибудь выиграли. На лотереях что-нибудь выигрывать. Скажу прямо, практически это невозможно было. Я в этом убедился на своем личном опыте.
Каждая союзная республика выпускала свою лотерею. В Азербайджане же была своя лотерея; тиражи проходили каждый месяц, одна лотерея стоила тридцать копеек. Каждый месяц я покупал по три лотереи – хотел выиграть машину, и обязательно «Волгу», которая стоила сорок одну тысячу рублей. Выиграв машину, я хотел изменить свой статус и стать обеспеченным студентом. А как правило, ничего не выигрывал. Ну что за безобразие, когда же наконец выиграю я свою машину? Недолго думая я нашел выход: если возьму больше лотерей, тогда непременно выиграю. В следующий раз, потратив половину своей стипендии, я купил шестьдесят билетов и стал с нетерпением ждать день розыгрыша. Наконец-то, вот и розыгрыш. Но вот беда: за исключением двух лотерей, которые выиграли по рублю каждая, остальные ничего не выиграли. После этого краха я убедился в том, что с помощью лотереи богатым не станешь, даже нельзя стать обеспеченным студентом. Я уже перестал покупать лотерейные билеты, а спустя некоторое время увидел, что в газетных киосках и на многолюдных остановках автобусов наряду с местными лотереями продают какие-то другие лотереи: это были лотереи ДОСААФ, их выпускала Москва, и каждый билет стоил пятьдесят копеек. Их тиражи проходили не каждый месяц, а примерно ежеквартально; там машин не было, но разыгрывалась дорогая мебель, ковры, картины, телевизоры… Я решил, что надо попробовать; ведь выиграв какую-то дорогую вещь, я смог бы значительно улучшить свое материальное положение. Поэтому, заплатив один рубль, я купил два билета. Правда, при первой попытке ничего не выиграл, но один из билетов принес один рубль, полностью покрыв все мои расходы, а это в какой-то степени меня даже обнадежило. При первой же возможности я их покупал, но не более двух, и все. А в последний раз – это было в середине июня – опять купил два билета. Их тиражи состоялись месяц назад. Но я был на сборах, и не было возможности вовремя проверить лотереи. Целый месяц я находился в состоянии неопределенности и точно не знал, выиграл или нет. Именно это и дало пищу моей и так живой фантазии, а там нужда уже подготовила хорошую почву. В течение месяца в моей голове вертелся вопрос: может быть, моя лотерея что-нибудь выиграла. Сперва это была слабая надежда. Но, как ни странно, с каждым днем она укреплялась, приобретала черты реальности и становилась все сильней, со временем изменилась и ее формулировка: шаткое «может быть» отпало, на его месте появилось самоуверенное «наверное»: наверное, моя лотерея что-нибудь выиграла.
Наблюдая свое психологическое состояние, я пришел к выводу, что в условиях полной безнадежности я занимаюсь самообманом.
«Это, конечно, плохо, – подумал я. – Плохо и то, что я начал поддаваться самообману, практически уже в него верю. Человек сознательно обманывает себя, – думал я, – и сам начинает верить в свой же обман, чтобы у него была – пусть и нереальная, даже иллюзорная – какая-то маленькая надежда. Абсолютная безнадежность губительна, она разрушает человека преждевременно. Инстинкт самосохранения же борется с этим и, поступая по-своему, начинает действовать на сознание, заставляет человека заблуждаться, верить в какие-то нереальные, с научной точки зрения совершенно необоснованные идеи, чтобы как-то оберегать его».
Примерно так оценив ситуацию, я постарался избавиться от иллюзорной и вместе с тем навязчивой идеи. Надо было освободиться от самообмана и на все смотреть трезво.
«Лотерея – всего лишь игра, – подумал я. – Безусловно, там есть и доля вероятности выигрыша; это и есть показатель добросовестности организаторов. Если организаторы совсем бессовестны, тогда доля вероятности выигрыша равняется нулю. А я считал, что обязательно выиграю».
Это испугало меня. Я решил, что это результат психологического напряжения; безнадежность и беспомощность сломали меня, я стал мыслить не как образованный человек – все же я уже был студентом пятого курса университета, – то есть научно обоснованно и трезво. Если манипулировать терминологией диалектического материализма, который мы, студенты всех вузов социалистической державы, хорошо изучали, – а я каким-то непонятным образом проявил даже особое пристрастие и эту науку освоил лучше всех своих сокурсников, и в обоих семестрах по диалектическому, даже по историческому материализму экзамены сдавал на отлично, – я стал мыслить как идеалист, по-моему, даже хуже: я стал мыслить как отсталый, безграмотный и суеверный человек. Этот вывод испугал меня. Я считал, что в моем сознании идет процесс деградации.
За время учебы минимум два-три раза в году у меня были серьезные трудности, связанные с деньгами. При этом я старался ни у кого деньги не занимать, а проблему решать, как говорится, за счет своих внутренних ресурсов. В запасе у меня были мои ценные книги. Фундамент моей личной библиотеки, в которой теперь сотни очень хороших книг, заложен давно – в годы студенчества. Произведения классиков мировой литературы, книги разных серий – «Классики и современники», «Мастера современной прозы» и т. п. – я начал собирать тогда, когда еще был студентом. При переходе с одной квартиры в другую моим основным грузом были книги в картонных ящиках. А когда было очень трудно с деньгами, я с горьким сожалением бывал вынужден взять несколько хороших книг и пойти в книжный магазин «Букинист», который находился возле кинотеатра «Низами». Там же, говоря: «У нас такие книги есть», часть книг не принимали. А другую часть принимали с большим одолжением и по очень низкой цене, в лучшем случае за полцены. Приходилось соглашаться и на это, чтобы выручить хотя бы три рубля и не умереть с голода. Но на этот раз три рубля, вырученные в «Букинисте», ничего не значили. Мне нужно было минимум пятнадцать рублей, и то если стипендию дадут десятого сентября. Можно было надеяться и на хозяина квартиры, который мог бы одолжить мне эти деньги. Еще какая-то иллюзорная надежда была и на лотерею – не знаю почему, но это предположение выглядело более реально. В моей голове засела идея: наверное, моя лотерея что-нибудь выиграла…
Никогда в жизни я не был так одинок и беспомощен, и никогда в жизни я так не верил в какую-то призрачную идею. После страшного кораблекрушения Робинзон Крузо попал на необитаемый остров. А как только пришел в себя, он понял, что на этом острове, кроме него, никого нет, не на что надеяться и нечего ждать какую-то помощь, – это было ужасно: ужас одиночества и беспомощности. Я тоже испытывал ужасы одиночества. Но в отличие от Робинзона Крузо я попал не на остров, а на полуостров, и вокруг меня было очень много людей. А вот надеяться на них или ждать какую-то помощь было бессмысленно. Это тоже ужасно. Вот в такой ситуации каким-то непонятным образом я надеялся, что моя лотерея что-нибудь выиграет.
