Обещаю достойный конец, я его придумал как только начал писать пролог.

Обещаю всё же оправдать метку “триллер”. :)

Что ж.

Пора.

Терпения и оптимизма,

С любовью, Дрюха Дрон.

— Здесь налево, — зевнул развалившийся на переднем сидении Маус. — Та-ак, ещё чуть дальше… Да газуй ты уже! — хлопнул он Фриджека по спине. — Еле ползём.

— Моя машина, как хочу — так и вожу, — огрызнулся Фриджек.

— Стоп! — заорал Маус, до боли стиснув плечо наёмника, заставив его сморщиться. Бармен, выскочив из джипа и перебежав на ту сторону дороги, постучал в двери какого-то богача. Ведь редко когда в Рильтеге увидишь дом с побелкой наружных стен…

— Вот твой работодатель, а я обратно в бар, — протараторил Маус, подведя к машине толстоватенького мужичка. — Не подсобишь монеткой? — с надеждой спросил он.

— Если только медяком, — процедил Фриджек, пытаясь как можно быстрее отослать назойливого собеседника, что ему, в принципе, удалось.

С минуту толстячок рассматривал наёмника, оценивая, во сколько же ему такое вложение обойдётся.

— Три, не более, — задумчиво проворчал он.

— Мужик, до Дуркуб три дня. А кормить мне его со своего кармана.

— Ну ладно, четыре, — уступил мужичок.

— И монету сверху за неудобства, — нахмурился наёмник.

— С чего вдруг? — удивился тот. — Эт какие неудобства-то должны быть, что бы так цену повысить?

— Вонь, дядь. Три долгих дня без грёбанного душа.

— Такое себе, — пробормотал толстячок, — придумай чё-нить получше.

— Мне его руцями придётся кормить, а у меня как бы одна в отрубе, — фыркнул Фриджек, демонстративно помахав кистью здоровой руки прям перед носом работодателя.

— Ну ладно, четыре пятьдесят, — вновь уступил мужик.

— И пятьдесят на чай, — хлопнул Фриджек по рулю, ясно дав понять, что торг здесь неуместен.

— Скряга, — ухмыльнулся толстячок.

— Богач, — процедил Фриджек. — У вас монет — хоть жопой жуй.

— Но я сам заработал эти деньги… Четыре семьдесят пять.

— И ради каких-то пятидесяти медяков мы тут спорим! Тебе не надоело? — воскликнул наёмник.

— Ммм… Пожалуй, нет.

— Жадность.

— Нерасточительность и экономность. А вот у тебя — жадность, — засмеялся мужичок. — Ладно, четыре и монету сверху. если довезёшь её ровно за три дня и что бы без ушибов и ссадин.

— Довольно выгодная сделка, не находите? — в ответ лицо Фриджека растянулось в улыбке. — И оплата достойная, я берусь.

— Конечно берёшься, — залился мужик диким хохотом, — сам же цену назначил. Ладно, жди тут, — он, вдоволь насмеявшись и смахнув ненароком навернувшуюся слезу, почапал в дом.

Фриджек когда-либо упоминал, что перевозка рабов из одного города в другой — пустяковое дело? Что же, перевозка рабов — пустяковое дело. Особенно когда раб — довольно молодая девушка в кандалах и наморднике: что б болтала поменьше. Так вот, это создание заняла заднее место потёртого боевого джипа небезызвестного наёмника по имени Фри.

Толстяк, вероятно, знал, что до Дуркуб было два дня пути, однако тактично об этом промолчал. Так подумал наёмник. Ибо хрен знает какую скорость может развить его тарахтелка и не собрался ли где он в пути останавливаться.

Зачем ему в Дуркубы? Ради того, что бы выполнить очередное задание? Майн не могла приложить ума, пока на небольшом клочке бумаги, кой-был аккуратно скомкан и забыт в одном из многочисленных карманов джинсового жилета, ей не удалось прочитать четыре слова: Кран, Ящик, Виталя и Сорвиголова. Хотя, сама записка ей не сильно помогла, потому что… Кран? Ящик?

Тут стоило бы отметить, как всё же начался этот новый день. А начался он весьма… необычно. Если считать новым днём время после полуночи, то его весьма поразило то, что человек, который мирно спал на любимом кресле Фриджека, делал это с открытыми глазами. Мародёра не удивил тот факт, что он дома не один, однако это зрелище заставило его на секунду нахмуриться, а, быть может, даже и вздрогнуть. Впрочем, усталость взяла верх, и он тут же заснул.

Засим, он был весьма неприятно удивлён, что заместо утренней сигаретки в одном из внутренних карманов его любимой жилетки его ждал утренний леденец. Он их с детства не покупал. И пускай леденец тотчас отправился в рот, Фриджек всё же ринулся на поиски. Он хотел подыметь. Однако в любом месте, где потенциально могла лежать сигарета, пусть недокуренная или скомканная, он находил леденцы. Они были повсюду. Карамельные, вишнёвые, малиновые, цитрусовые, на палочке, мятные таблетки. Везде были леденцы. Тотчас мародёр спустился к машине. Но и там, где обычно в запасе он хранил одну-две пачки, Фриджек нашёл лишь горстку монпансье.

Проклиная всех святых, он поднялся наверх и, решив, что подыметь ему не больно-то и хочется, принял душ. А выглядело это так: сев голышом на корточки в своём медном тазе, он начинал черпаком лить на себя воду из бочки. Затем он мылил голову, подмышки, пах, и снова сливал на себя воду, после повторял это действо ещё два раза. Потом он вытирался, и переливал всю воду из таза в водоочистительный аппарат, ждал, пока он очистит всю воду, и сливал её обратно в бочку. Далее он проверял фильтры и, если надо, промывал их мыльным раствором.

Затем зародилась идея. Идея, одно из тысячи его желаний, которые были у него в глубине души, но не могли даже подать звука. Он ринулся к своей копилке — туда, куда отправлялось всё золото, небольшой коробок в специальном сейфе в комнате для барахла. Он пересчитал золотые. Затем взвыл. Его коробок содержал всего 28 золотом, что было на пять золотых меньше, чем вчера. Он не помнил, куда успел их вытратить, однако, подумав про леденцы, напичканных тут и там, он смирился. Далее он отметил, что в бочке осталось порядка восьмидесяти литров воды, быть может даже чуть больше. Затем ему удалось найти в куче барахла сначала краник, а потом и крышку для той самой бочки, плотно закрыть её, и попытался поволочь к машине. Пара порогов было пустяковым препятствием, по сравнению с лестницей, бочёнок то и дело норовил сломать хребет наёмника, кой-изо всех сил плечом подпирал его снизу, скатывая его всё дальше и дальше. Двум маленьким девочкам, появившимся как раз во время нелёгкого труда Фриджека, посчастливилось увидеть, как лицо одного из известнейших наёмников Рильтега побагровело, а из прикусанной губы просачивались капли крови. Впрочем, спуск прошёл довольно хорошо, если не считать того, что бочка, скатившись, придавила правую ногу невнимательного наёмника, который, вскрикнув от неожиданности, тотчас пнул бочку здоровой ногой, попутно выбив себе пару пальцев. После этого досадного инцидента, он пару минут просидел на ступенях, разглядывая чумазые ноги дневных обывательниц ступеней, затем, отойдя от боли и вернув фаланги на их законные места, поместил бочку в багажник. Он бы ещё долго возился с ней, если бы не заставил торгаша из барахолки на первом этаже помочь с этим нелёгким подъёмом. Бочка идеально подошла вместительному багажнику старенького джипа, это заметил Фри ещё тогда, когда кроме этой тарахтелки, той бочки из нержавеющей стали, револьвера и его любимого жилета, у Фриджека ничего не было. На этом джипе катался его отец, потом Старик, а сейчас и он сам, наёмник и мародёр. Затем, при помощи пары цепей, так же сохранившимся со времён отца негодяя, он её закрепил.

После он свалил деньги из коробка в небольшой тряпичный мешочек, куда обычно складывал серебро и редкие медяки, и, туго его завязав, закинул в бардачок, затем, поразмыслив, сгрёб и запхал в багажник так же и все леденцы, которые смог отыскать. Удивительно, что и маленьким девочкам, то и дело сбегающим со ступеней на раскалённый песок, перепала целая горстка монпансье. И пускай, они боялись Фриджека, однако сегодня он был какой-то другой. Будто и не Фриджек вовсе. Не было недовольного лица, не было ворчания под нос, не было устрашающего кашля нетерпения, коим он обычно их одаривал.