— Да-да, я вас ждал, присаживайтесь напротив стола. Увы, для вас лишь один стул так как вы… весьма редкое исключение из правил.

В пространстве стоял маленький письменный столик с кучей письменных принадлежностей и несколькими стопками бумаг. Грузный мужчина посмотрел на новоприбывших сквозь залапанные очки.

— Да, господа, вам сюда.

Около стола стояло два стула. Была ещё один цилиндр. И всё. Фриджеку было весьма сложно хоть немного описать то, чего не было. Он, она, и этот мужик. Они находились там, где был только стол, стулья и цилиндр. И пустота. Безграничная. Точнее, с нижней границей — он стоял на полу. И сейчас ему хотелось подпрыгнуть, что бы узнать, есть ли у этого пространства потолок. Из чисто практических соображений он отказался от этой весьма непристойной идеи. Он же уже не ребёнок.

— Присаживайтесь, — терпеливо повторил мужик, продолжив читать бумаги.

Рыжеволосая тотчас расположилась напротив немногословного собеседника.

— Так, так, так… Увидеть океан… Ну, возможно. Так. Деньги. Пунктик. Почему бы и нет, — он аккуратно отложил одну из бумаг на стол и принялся читать другую. — Грудь побольше. Да, в принципе. У волос корни посильнее. Ну, посмотрим. Так-так-так. Рисовать. Мольберт краски. У-у, дорого. М-м-м. Можно.

Новоприбывшие непонимающе сверлили мужика взглядом.

— Готово. Ваша капсула готова. Дальше всё зависит от вас.

— Что нам делать.

— В капсулу, не задерживайте очередь, — и он жестами указал на цилиндр. — Да, она для одного. Но вы поместитесь. Не задерживайте очередь.

— Вы — бог? — предположил Фриджек.

— Никто. В капсулу. Живо.

Фриджек повиновался. Сильно потеснив рыжую красавицу к стенке, ему всё же удалось влезть в это неудобное приспособление. Дверь за ним предательски закрылась, ещё сильнее сдавив их тела.

— Знаешь, я хочу извиниться.

— Фри, сейчас на время, — нахмурилась рыжеволосая. Капсула загудела.

— Я правда хочу узнать только одно…

— Не удобно…

— Как тебя зовут?

Капсулу затрясло.

— Пусть это будет секретом для всех вас, — и она мягко улыбнулась.

— Но я тут один! — возразил он…

Яркая вспышка света. В глазах темнеет… и…

***

— У вас девочка, госпожа Вайолетта, — тихо прошептала повитуха.

В маленькой комнатке зародилась жизнь. Этой девочке суждено было стать одним из тех безымянных художников эпохи Возрождения, чьими картинами городились бы венецианцы спустя тысячелетия.

Эрнесто фон Лёлленкай гордо держал дитя. Он был счастлив. Его первенцем стало милейшее создание мира, прекрасные чувства наполняли его сердце.

Повитуха, раскланявшись, покинула светлую комнатушку огромного дома великой семьи Венеции, оставив госпожу Вайолетту наедине с мужем.

Девочка открыла глаза. Эрнесто удивился. На него уставились два глаза, левый — нежно-голубой, словно небо, а правый — ярко-красного отлива, будто запёкшаяся кровь. Эрнесто молча передал дитя матери.

«Она прекрасна!» — всё, что вырвалось из груди Вайолетты. Эрнесто наблюдал за счастливой улыбкой жены, и, поблагодарив за ребёнка, вышел из комнаты.

«Два разных глаза — две души», — думал он. Она была его ragazza con due vite, единственная и прекрасная дочь, коя вскоре превратится в настоящую красавицу. Девочку назвали Илэрией. Эрнесто мечтал, чтобы Илэрия была счастлива, чтобы Господь уберёг обе её души…