– К сожалению, приходится согласиться, что с каждым годом это становится все более справедливо. В погоне за деньгами люди забыли о своей душе, душах своих близких, детей. Посмотрите, что делается с детьми! – воскликнула Вера.

– А что с ним делается? Проблема отцов и детей всегда существовала, и от нее никуда не деться. Дети всегда отрицают то, что делают родители,– попытался возразить он.

– Да я не об этом. Пусть отрицают нас, пусть вступают в спор… но многие ведь ничего не хотят… просто не хотят жить. Вот что страшно. Когда я слышу, как кончают жизнь самоубийством двенадцати-, тринадцатилетние девочки, у меня волосы на голове шевелятся. У меня нет детей – Бог не дал, но я занимаюсь с девочками – художественными гимнастками и люблю их, как собственных. Я не могу представить себе, чтобы мои девчонки, такие красивые, стройные, юные взялись за руки и спрыгнули с крыши высотного дома. Кому это надо? – понизила она голос. – Вы можете ответить?

– Что надо? – переспросил Игорь Сергеевич.

– Чтобы наши дети вот так кончали свою жизнь,– тихо сказала Вера, и Игорю Сергеевичу стало страшновато от ее слов.– По-моему это какая-то целенаправленная акция по уничтожению нашего народа – нашего будущего. Мы, взрослые, должны бить тревогу. Наши дети остались без идеи, они не знают для чего жить… да и мы сами…

– Вот именно… А не хотите прогуляться по берегу.– Игорь Сергеевич решил переменить ставшую уж очень серьезной тему.

Жара спала, и солнце стало заметно клониться к закату. Вера собрала вещи.

– Вы меня подождете, я отнесу сумку в комнату?

– Конечно, я буду ждать вас хоть целую вечность.

Вера усмехнулась и ушла своей грациозной походкой, немного утопая ногами в песке, а Игорь Сергеевич неотрывно смотрел ей вслед. «Вот уж правильно говорят, если бы молодость знала, если бы старость могла,– подумал он.– Если бы я ценил в молодости те отношения, которые дарила мне судьба, может быть и не был бы я сейчас так одинок… И хотя есть дочь и внук – но это другое…»

Неслышно подошла Вера. Она переоделась в светлые бриджи и топ-майку и выглядела совсем юной. «Вот оно обаяние молодости! – подумал Игорь Сергеевич, непроизвольно дотронувшись до бороды.– А действительно не сбрить ли ее?»

Вера вывела его из задумчивости.

– Куда пойдем?

– Пойдемте вдоль берега, а то я уже пятый день здесь, а на море почти не был.

– Хорошо,– быстро согласилась она.

Вера сняла тапочки и пошла по воде, загребая воду по икры,– это она очень любила.

– Давайте ваши тапочки, а то промокнут,– сказал Игорь Сергеевич.

– Да что вы,– попыталась отказаться она.

– Давайте, давайте, смотрите, кажется, волна усиливается.

Вера искоса посмотрела на Игоря Сергеевича и, улыбнувшись, отдала ему тапочки.

– Ну если вы так просите,– сказала она, догадываясь, что творится в его душе.

И действительно, Игорь Сергеевич, не сознавая того, стремился прикоснуться к ней или хотя бы к ее вещам. Он держал в руках эти маленькие, очень аккуратные, спортивные тапочки и, казалось, они хранили энергию ее ног – таких сильных и красивых. Он глядел на ее ноги, следил неотрывно, как она, преодолевая сопротивление воды, грациозно поднимала их над водой. Мокрые, они так восхитительно блестели при заходящем солнце.

– Расскажите что-нибудь о себе,– попросил Игорь Сергеевич.– Кто ваши родители?

– Мои родители – биологи. Они часто ездили в экспедиции, а я оставалась одна дома, так как бабушки и дедушки жили в других городах.

– А как вы увлеклись медициной? – спросил он.

– Почти случайно. У нас дома была неплохая библиотека: знаете этих старых интеллигентов, которые свободную копейку старались потратить на книги. И маленькой я любила забираться к отцу на коленки и рассматривать картинки в книге, которую он мне читал. Потом я стала читать сама, а отец руководил моим чтением. Однажды он купил альбом с рисунками Леонардо да Винчи. Как сейчас помню, это была цветная книга, как мне тогда казалось, очень большого формата, в ней были рисунки рук, ног, других частей тела, на которых очень четко и рельефно были изображены мышцы. «Что это?» – спросила я удивленно отца. И он объяснил мне, что Леонардо был художником и так он изучал анатомию человеческого тела. «Зачем ему это? Ведь все равно под одеждой не видно»,– удивилась я. «Художник должен очень хорошо знать анатомию человека, ведь в эпоху Возрождения людей часто изображали обнаженными, да и в одежде позы должны быть естественными,– объяснил он мне.– К тому же тогда художники часто были и скульпторами».

Вера замолчала. Она улыбалась, было видно, что она вся в прошлом. Игорь Сергеевич опять залюбовался ею.

– И вот этот альбом запал мне в душу,– наконец продолжила рассказ Вера.– Все свободное время, оставаясь одна, я рассматривала эти картинки, сначала пальцем водила по изображениям мышц, а позже брала кальку и копировала их карандашом. Вот, наверное, тогда я познала и полюбила красоту тренированного тела. Мне хотелось самой иметь такое. Когда родителей не было дома, я надевала гимнастический эластичный купальник и, глядя на себя в зеркальном отражении серванта, делала разные упражнения.

Вера рассмеялась, вспомнив, как она девчонкой крутилась перед сервантом, пытаясь за фужерами, тарелками и прочей посудой разглядеть себя.

– А в шестом классе к нам пришла новая учительница физкультуры – Тамара Федоровна. Ее специализацией была художественная гимнастика, и она организовала для девочек кружок. И, конечно, я записалась в него первой. Особенно мне нравились упражнения с лентой. Я сделала ее себе сама из куска бамбуковой удочки и длинной ярко красной шелковой ленты. Я крутила ленту всевозможными способами, то кругами, то зигзагом, то вверх-вниз, мне нравилось, что она, как змейка, бежит за мной, почти касаясь пола. Главное, она не должна была завязаться узлом. Меня завораживала эта реющая в воздухе лента, которая была послушна мне. Дома я не могла развернуться с лентой, но все равно крутилась как могла перед зеркалом.

Вера перевела дух.

– Я вас не утомила?

– Нет-нет, что вы. Прошу вас, рассказывайте.

– Ну, так вот… Закончив школу, я поступила в институт физкультуры, там познакомилась с будущим мужем, он был легкоатлет. Мы дружили год, а потом решили пожениться. Справили веселую студенческую свадьбу и уехали в свадебное путешествие на море, в Лазаревское. Это недалеко отсюда,– Вера замолчала, на глаза у нее навернулись слезы.– И там он погиб,– тихо произнесла она.

– Как погиб?! – воскликнул Игорь Сергеевич.

– Завтра будет ровно двадцать лет с того страшного дня,– медленно проговорила Вера.– Я помню этот день очень четко, и это не дает мне покоя все эти годы.

Вера долго молчала. Игорь Сергеевич из деликатности не решался что-то сказать.

– Все было так прекрасно! – наконец заговорила Вера.– С утра мы пошли на море, купались, загорали, целовались, накрывшись от любопытных взглядов большой соломенной шляпой. И уже собрались уходить, но было очень жарко, и Андрей решил окунуться на дорожку. Он был очень хороший пловец, любил нырять, глубоко и подолгу. И когда он вынырнул в тот раз… – попал под винт сумасшедшей моторки. Я с берега смотрела за ним, и с ужасом увидела большое красное пятно, быстро расширявшееся на воде. Я так кричала. Народ кругом перепугался. Когда его вытащили, он был мертв.

Вера замолчала, она смотрела перед собой ничего не видящим взглядом. Игорь Сергеевич непроизвольно взял ее за руку.

– Я смутно помню, что было дальше. У меня случился страшный шок. Два дня пролежала в бреду с высокой температурой. Я возвращалась в Москву, везя в багажном отделении гроб с любимым мужем. Год не могла оправиться, кошмары снились каждую ночь. Родители всерьез беспокоились о моем здоровье. Мне пришлось взять академку. А когда через год я появилась в институте, то открыли новый факультет – спортивной медицины, и я перевелась на него. Так я стала спортивным врачом психотерапевтом, освоила спортивный массаж, и теперь езжу со спортсменами на соревнования.– Она помолчала.– Завтра я поеду на то ужасное место, положу на воду венок.