––

* Священное воинство – так в то время назывался особый отдел Инквизиции, набиравший в свои отряды детей от семи до четырнадцати лет. Они наделялись особыми проходными грамотами – буллами, позволявшими им беспрепятственно входить в любые дома и организации для поиска, так называемых одержимых дьяволом людей; в их обязанности также входили подслушивание и шпионаж за людьми, объявленными еретиками и бежавшими от суда Инквизиции.

я не раз слышала, как поселяне поговаривали о том, что Священное Воинство давно мечтает возвести её на костёр… Я боюсь за неё!

У Пьеро непроизвольно вырвался свист.

–– Любимый, давай сойдём с горы и наведаемся в деревню Форнелло, – жалобно попросила Катарина, прикоснувшись своими нежными губками к губам Пьеро. – Я хочу знать, в порядке ли тётушка Туцци…

–– С удовольствием! – с готовностью воина ответил Пьеро и, поднявшись с земли, выпрямился во весь свой высоченный рост; затем он нежно подхватил Катарину и с лёгкостью, словно в его руках был цветок, поднял её и поставил на ноги. – Я к твоим услугам, любимая!

Прижавшись друг к другу и осторожно ступая по едва различимой в темноте тропинке, они не спеша стали спускаться с горы. Огни факельного шествия тем временем удалились от деревни Форнелло на приличное расстояние, и когда Пьеро и Катарина миновали её окраину, то в ней было тихо, как в церковной обители. Кроме некоторых собак, встретивших их в подворотнях хриплым лаем, на улицах деревни никого не было. Дойдя до массивного каменного дома, выстроенного из громоздких валунов жёлтого альпийского бута, находившегося в центре селения, Катарина постучала в ворота прикованной к ним конской подковой. В маленькое оконце в воротах сразу же выглянула совиная голова с горящими глазами, которая, явившись для Пьеро полной неожиданностью, – он предполагал увидеть в оконце человеческое лицо – внезапно ухнула, заставив его отпрыгнуть от ворот на добрых три шага. Катарина от души рассмеялась.

–– Всё в порядке! Тётушка дома! – зазвенел переливчатой трелью её голосок. – Сейчас она откроет!

–– Что это? – оторопев от изумления, пальцем указал Пьеро на сову.

–– Это её сторож! Да ты не бойся, она не настоящая – это игрушка!.. Тётушка Туцци сделала её для забавы.

Через минуту вместо совы в оконце появилось женское пухлое лицо в ночном чепчике. Она угрюмо глянула на ночных визитёров, но, узнав Катарину, сразу повеселела.

–– Ах, это ты, моя берлингоццо*! – выкрикнула она от радости, и за калиткой

ворот заскрежетал тяжёлый засов.

–– Я, тётушка! – простодушно улыбнулась в ответ Катарина.

Массивная дубовая калитка распахнулась, и из неё появилась невысокая, но дородная женщина в длинной полотняной, серого цвета, ночной рубахе. На её правой руке, прицепленная ремешком, болталась внушительного размера деревянная дубина. Увидев её, Пьеро невольно съёжился, а Катарина бросилась в объятия приёмной матери.

–– А я-то думаю: кого ещё принесло в этакую темень?! – грудным голосом прогудела тётушка Туцци, обнимая и целуя Катарину. – Шляются тут всякие по ночам… Незадолго до тебя, берлингоццо, здесь какой-то чёртов легион факельным шествием проходил… Чего ищут и кого – непонятно, внятного слова я от них так и не добилась, но дубасили они в ворота так, что моя сова уже не

*Берлингоццо – сладкое пирожное.

ухает, а как будто икает со страху!.. Я ненароком сейчас подумала, что это снова они, и так сладко размечталась – думаю, огрею по башке какого-нибудь легионера, чтобы и ему икалось… – потрясла она дубиной. – Вышла, а тут – глянь – ты, моя берлингоццо!.. Как я соскучилась по тебе, моя ненаглядная бабочка! – замерла она, обняв Катарину; её взгляд упал на Пьеро, и, отстранившись от девушки, она указала на парня. – А это кто с тобой?.. Неужто твой телохранитель?

–– Любимый! – кротко ответила Катарина.

–– Ну да, это я и имела в виду, – покладисто согласилась приёмная мать.

Она подошла вплотную к Пьеро, оценивающе осмотрела его с головы до ног и, заглянув в глаза, потрясла дубиной.

–– Смотри: обидишь мою берлингоццо, убью!.. – по-мужски пробасила она. – А если убить не удастся – вижу я, что ты щёголь из тех чиновников, что прислуживают в нотариальном бюро канцелярии Святейшей Инквизиции – я на тебя порчу нашлю! Ты у меня высохнешь, почернеешь и, став как скорпионий хвост, скрючишься и начнёшь пожирать себя проклятиями до тех пор, пока не издохнешь…

–– Ну что вы, тётушка Туцци, – торопливо перебил её Пьеро. – Я люблю Катарину!

–– И правильно делаешь!.. Мои слова и после моей смерти будут проклятием для того, кто обидит мою дочь!.. Помни об этом! – опять потрясла она дубиной и, смягчившись, кивнула на ворота: – Ладно, заходите в дом, намёрзлись, наверное… Вон, какой трамонтано* дует с гор, – поёжилась она. – Я для вас сейчас вина подогрею!.. Ну, смелее двигай ногами! Катарина, веди своего ненаглядного в дом, а то он, по-видимому, от страха совсем закостенел и забыл, как надо ногами двигать… Да, а зовут-то тебя как, красавец?! – спохватилась приёмная мать.

–– Пьеро!

–– Камень, значит, – процедила она сквозь зубы. – Ну что ж, поживём – увидим, какой ты камень…

–– Ты на неё не сердись, – шепнула Катарина на ухо Пьеро. – Она добрая, просто она меня очень любит…

–– Я тоже! – улыбнулся ей Пьеро.– Только она ошиблась, «камень» – это имя Пётр, а не Пьеро…

–– О чём вы там шепчетесь, голуби?!

–– Сова у вас на воротах замечательная! – на ходу соврал Пьеро, остановившись у калитки.

Сова и в самом деле была любопытной, но сделана весьма просто: внутри неё был установлен масляный светильник в стеклянной колбе, зажигавшийся кремнием от ударов подковы по калитке; от подковы к кремнию шёл металлический шток. Глаза совы были сделаны из осколков цветного венецианского стекла, поэтому, когда внутри неё зажигался светильник, то они переливались разноцветными огнями. Ухала сова кожаным мехом наподобие кузнечного, когда открывалось оконце калитки; к створкам окна была прикреплена нить, которая при натяжении сжимала кожаный мех, резко выдувая из него воздух.

*Трамонтано – северный ветер.

-– Муж мой, мир его праху, сделал эту игрушку!.. Он у меня мастер на все руки был! Люди со всей округи приходят, смотрят на неё, а потом у себя таких же мастерят… Одна беда, – сокрушённо покачав головой, тяжело вздохнула женщина, – неизвестная болезнь его рано в могилу отправила и не дала нам возможности детьми обзавестись… Ну, да я всё равно не обижена, сирот беру себе в дом, а они мне как дети становятся.

–– Благословит вас Бог за вашу доброту! – тихо сказал Пьеро.

–– Спасибо! – сердобольно вздохнула тётушка Туцци.

Они зашли в дом. Он был большим, двухэтажным, но более похожим на крепость, чем на ведьмин балаган. Внутри всё чисто прибрано и опрятно. На первом этаже в огромной гостиной жарко горел камин. Хозяйка немедленно усадила гостей на кожаный диван напротив камина и укутала их в тёплые пледы. Приклонив друг к другу головы, Пьеро и Катарина мечтательно стали смотреть на огонь. Им было очень уютно в этой гостиной, обставленной чучелами, скульптурами, вырезанными из дерева диковинных птиц, зверей и каких-то невообразимых чудовищ. Они чувствовали себя так, словно находились в сказочном дворце доброй волшебницы.

–– Что это? – указал Пьеро на деревянные изваяния невиданных животных и невообразимых чудовищ.

–– Сны, – просто ответила Катарина.

–– Сны?!

–– Да! Тётушка Туцци, когда гадает на человека, то сначала смотрит, какая скульптура кого привлекает, и по ней сразу распознаёт судьбу того, кто к ней пришёл… Она утверждает, что в каждом человеке сидит свой зверь – повелитель снов, который, в отличие от его хозяина, абсолютно лишён лицемерия и лжи и говорит только правду. Люди бессознательно смотрят на ту скульптуру, которая их больше всего пугает, – она-то и является их правдивым обличителем!