В его воспалённом мозгу бурлящей лавой кипел только один вопрос: «Что предвещает проведение, послав столь недвусмысленный чёрный знак?» Когда, наконец, у него заболели виски от тщетных попыток сразу найти на него ответ, Пьеро обернулся и увидел, что викарий, присутствовавший при освящении договора, с молитвами обходит комнату, разбрызгивая по её углам благовонный освящённый елей. Остатки осколков разбитого бокала уже были убраны, а сире Труффо успокаивал контадину Катарину, гладя её ладонью по голове и приговаривая утешительные слова. Фермеры с грустными лицами, сидя за столом, неохотно пили вино.

Пьеро да Винчи подошёл к Катарине – ему хотелось тоже успокоить её – но она, подняв на него глаза, отшатнулась от него, как от страшного призрака, закрыла ладонями лицо и убежала прочь… Он остался в полной растерянности, затаив дыхание и скорбно глядя вслед убежавшей девушке. Фермеры, священник и хозяин харчевни посмотрели на него с сочувствием.

–– Может быть, пройдёт время, и всё образуется, – тихо вздохнул сире Труффо, уже зная, что произошло в комнате до его появления. – Не теряйте надежды, сире Пьеро. Она девушка хорошая… – и, возведя взгляд к потолку, закончил тяжёлым вздохом: – И да поможет вам Бог!

Он, пожилой и весьма богатый миланец, бежавший от франко-швейцарских наёмников, захвативших северную итальянскую провинцию Ломбардия и город Милан, обосновался в селе Анкиано. Купил себе дом, несколько виноградников и устроил в башне Кампо делла Торрача распивочную, приносившую ему немалый доход от купцов и рыбаков, следовавших на ярмарку в город Сан-Миньято из окрестностей озера Фучеккио и с берега Адриатического моря. Прожигали свои небольшие деньги в его «Боттильерии» и пограничные воины-доганьеры. Будучи вдовцом и бездетным – его жена и дети погибли в огне горевшего дома при штурме французами Милана – сире Труффо Белькони взял на работу в харчевню служанкой бедную девушку-сироту, очень полюбил её за кротость и послушание и относился к контадине Катарине как к собственной дочери. Он очень желал, чтобы она удачно вышла замуж, и всячески ей покровительствовал. В силу своего преклонного возраста он не мог надеяться на то, что ему посчастливится увидеть удачное замужество контадины Катарины и, зная, что из-за её бедности богатые поклонники могут позариться лишь только на её девичью прелесть, сам старался подобрать ей достойную пару. Увидев, с каким переживанием Пьеро да Винчи смотрит на девушку, сире Труффо понял, что вот наконец-таки подвернулся тот самый подходящий случай, когда в Катарину влюбился порядочный молодой человек. И в самом деле, сире Пьеро дель Вакка да Винчи был порядочным человеком из потомственного и весьма зажиточного рода нотариусов да Винчи из Флоренции. Их родовое поместье Винчи находилось всего-то в трёх милях от села Анкиано, и сире Труффо мог надеяться на то, что если контадина Катарина выйдет замуж за сире Пьеро, то он и она смогут регулярно друг друга навещать, и он безбоязненно передаст ей в наследство своё состояние.

–– Будьте мужественны, сире Пьеро, – опять тихо молвил сире Труффо с тяжёлым вздохом. – Я могу лишь предположить, что Господь любит вас и Катарину, раз посылает вам предупреждение этим чёрным знамением о предстоящей беде… Соберите свою волю в железный кулак и приготовьтесь к борьбе, – он помолчал и затем добавил уже более уверенно: – Страшно тогда, когда нет такого предупреждения – тогда беда приходит неожиданно, а вы сейчас знаете о ней и поэтому приготовьтесь к её отражению… Будьте мужественны! И да пошлёт вам Бог крепость духа, мудрость и удачу!

–– Крепость духа, мудрость и удачу! – повторили фермеры, подняв бокалы с вином, выражая абсолютное единство и поддержку Труффо Бельконе и Пьеро да Винчи.

–– Благослови его, Господи! – брызнул викарий елеем на голову нотариуса.

Пьеро да Винчи молча склонил голову в знак благодарности, так же молча рассчитался с сире Труффо за заказанный обед и комнату и, так и не произнеся ни слова, подавленный, покинул харчевню…

С той поры уже прошёл месяц. Уйдя из гостиницы «Боттильерии», Пьеро не вернулся во Флоренцию, а остался в родовом имении предков, селе Винчи, в доме своего отца Антонио да Винчи. Отца в это время в имении не было. Он был во Флоренции по делам своей нотариальной конторы, и чтобы он не волновался, Пьеро отправил ему письмо, в котором объяснил свою задержку в Анкиано желанием остаться на соколиную охоту и поохотиться в долине Ньеволе у подножия горы Монте-Альбано на прилетевших с юга птиц. Втайне же Пьеро надеялся, что во Флоренцию он вернётся с невестой, тем самым обрадовав пожилого отца такой неожиданной и радостной новостью. За месяц, прошедший с того злополучного момента «чёрного знамения», ничего, что могло быть или походить на беду, не произошло, разве что Катарина по-прежнему чуждалась его, когда он время от времени заходил в «Боттильерию». Правда, её хозяин, сире Труффо, однажды встретившись с нотариусом на улице, намекнул Пьеро, что ему удалось убедить девушку в том, в чём он теми же словами убеждал и его месяц назад.

–– Выслушав меня, она верит, что Господь её любит, послав предупреждение о несчастье, – с отеческой теплотой поведал он молодому человеку, сгоравшему от любви и ловившему каждый взгляд девушки, как лучик света в непроглядной тьме, когда ему доводилось посещать «Боттильерию». – И сейчас она молится Пречистой деве Марии и святой Катерине, прося у неё защиты, чтобы она помогла справиться ей с надвигающейся бедой… Вы должны помочь ей, сире Пьеро!

–– Как?!.. Что я могу сделать?! – удивился молодой нотариус.

–– Дело в том, что она думает, что чёрный ворон – это вы! – с горькой усмешкой ответил сире Труффо. – Ведь, вылетев с чёрным облаком из камина, чёрная птица села на осколки вашего разбитого бокала…

–– Ах, вон оно что!..

–– Да-а!.. И вы должны убедить её в том, что вы и севший на осколки чёрный ворон – не одно и то же…

–– Но как?!.. Я даже не могу к ней подойти! Она, увидев меня, сразу же убегает…

–– Думаю, что со дня на день она перестанет вас избегать, – загадочно улыбнулся Труффо Белькони и, приблизившись к уху Пьеро, шёпотом добавил: – Она ведь тоже неравнодушна к вам… Будьте чуточку понаходчивей!

Эти две последние фразы, тихо произнесённые хозяином харчевни, громким эхом отдались в голове Пьеро да Винчи. Повторяя их про себя, он решил больше не тянуть ни дня. Попрощавшись с сире Труффо, он торопливо направился в «Боттильерию».

«…Её глаза… Её карие глаза выжигают мне сердце, как будто молят меня о чём-то! – думал он про себя, быстро шагая к харчевне, не чувствуя под собою ног. – Ну да!.. Сире Труффо прав: она ведь желает от меня услышать объяснение о том, что я никакой не чёрный ворон и не представляю для неё беды!.. Сегодня же…сейчас же… немедленно я расскажу ей, что меня незачем бояться!.. И как ей такое могло взбрести в голову, что я чёрный ворон?! Уму непостижимо!..» – негодование вдруг развеселило его, и он вслух добавил:

–– Обязательно сегодня признаюсь ей в любви!

И он шёл, окрылённый, уже в полной уверенности в том, что ему будет сопутствовать успех. По пути он свернул к цветочнику и купил у него букетик очень редких бело-голубых роз – явление, встречающееся только на склонах горы Монте-Альбано и больше нигде в мире. Цветы излучали чудесный аромат, и цветочник заметил, что их нежно белый цвет как нельзя лучше сочетается со снежно-белым журавлиным пером на берете сире Пьеро.

–– Для вашей возлюбленной вы будете неотразимы! – как бы невзначай проронил он, приветливо улыбнувшись.

Пьеро зарделся ярким румянцем от смущения, поняв, что его радостное настроение, как бессовестный предатель, выдаёт в нём влюблённого воздыхателя. Но такое замечание ещё больше подняло в нём настроение и укрепило дух уверенности в том, что удача непременно улыбнётся ему алыми губками контадины Катарины.

Расплатившись с цветочником, он вновь заспешил в «Боттильерию». Не доходя нескольких шагов до башни Кампо делла Торрача, в которой находилась харчевня, Пьеро столкнулся с подвыпившими фермерами Джорджо Миаланни и Каприо Дитеста. Обнявшись друг за дружку, они шли и хохотали над историей, рассказанной им викарием Буффалло о красивой, непорочной ведьме, соблазнившей восемь истуканов, превратившихся из каменных в восковые… Увидев перед собой нотариуса, они вмиг прервали смех и озадаченно уставились на Пьеро. В их, на мгновенье протрезвевших глазах, появились озабоченность и переживание. Обойдясь без приветствия, они панибратски обступили Пьеро с двух сторон, и, понизив голос, почти одновременно заговорили: