–– Я принял вас, сире Антонио, только потому, что мы оба с вами в какой-то мере разбойники и нуждаемся друг в друге, – продолжал граф уже с напускной насмешливостью. – Вы действительно когда-то оказали мне неоценимую услугу и вправе рассчитывать на ответную помощь, только говорить о ней надо прямо и без намёков… Я слушаю! – устало вздохнул он. – Выкладывайте: зачем вы ко мне пожаловали?
Глотнув вина и придя в себя, сире Антонио перевёл дух и успокоился. Теперь, размышляя о своём визите в этот замок, мысль о запугивании графа показалась ему и абсурдной, и смешной. Глядя на то, как Арвицца постукивает остриём шпаги по носку своего остроносого турецкого тапочка, сире Антонио вдруг осознал, что был на волоске от смерти. Запихнув от волнения в рот ещё ломтик ветчины и запив его вином, он поперхнулся и закашлялся.
–– Ваша Светлость! – застучал он ладонью себе в грудь, помогая ударами справиться с кашлем. – Мне действительно требуется от вас безделица, как бы это нелепо не выглядело с моих слов… Мой сын Пьеро решил жениться и…
–– …и вы приехали просить меня, чтобы я стал шафером на его свадьбе!.. Действительно, нелепая безделица!..
–– Боже упаси!.. – выпалил сире Антонио и тут же спохватился, увидев, как глаза графа выдались вперёд. – То есть я совсем не то хотел сказать, – опять разволновался он. – Я приехал просить вас, чтобы вы, благодаря своим связям и влиянию в некоторых кругах, помогли мне предотвратить эту свадьбу!..
–– Ах, вот как?!..
––Да!
–– А я так наивно размечтался, – развёл граф руками, изобразив на лице чуть ли не детскую обиду и, выпятив вперёд нижнюю губу, лилейно пробубнил. – От предвкушения быть свадебным шафером почувствовал в себе даже некоторую непорочность Пречистой Девы… – у сире Антонио от этих слов кусок ветчины застрял в горле, и он, перестав дышать, побагровел и уже не закашлялся, а закряхтел.
Не обращая на него внимания, граф невозмутимо продолжал.
–– А каким образом, позвольте узнать, я могу предотвратить свадьбу вашего сына?!
–– Мой сын с кортежем Святых приставов следует из Флоренции в Венецию по поручению Священной Канцелярии вести переговоры с командованием Османской флотилии о выдаче преступников, убивших священника!.. – оправляясь от волнения, стал развивать свою мысль сире Антонио. – И я бы очень хотел, чтобы эти переговоры обошлись без него, равно как и его свадьба!..
–– То есть?
–– То есть, по дороге в Венецию на кортеж Святых приставов, например, напал бы отряд контрабандистов или морских пиратов. И они, отбив моего сына от Священной стражи, спрятали бы его у себя ровно настолько, насколько это понадобится мне для разрешения всех тонкостей по окончательному предотвращению свадьбы и разрыву отношений между моим сыном и той юной особой, на которой он решил жениться!.. Вот и всё!
–– И всё?!
–– Да!
Граф откинулся на спинку кресла и о чём-то задумался. Сире Антонио не торопил его с ответом, занявшись полноценным утолением аппетита предложенными ему угощениями. Терпкое болонское вино приятно обжигало его изнутри, и, смакуя дурманящий напиток, он не сводил взгляда с сонливых глаз Паоло Арвицца. Наконец граф дёрнулся и посмотрел на жующего нотариуса.
–– Не хотелось бы мне, чтобы у меня был такой отец, как вы!.. – вымученно вздохнул он.
–– Каждый заботится о своём потомстве с вынужденными представлениями о том, как жить дальше… – бесстрастно парировал сире Антонио. – Мой предок, основатель рода Винчи, Гвидо ди сире Микеле да Винчи, ещё больше ста лет назад, в 1339 году, составил свод правил для своего фамильного родового потомства, охраняющих его от разорения и нищеты по сей день!.. Его два основных девиза – это умеренность и холодный расчёт, приводящие к процветанию!.. И мы, потомки Гвидо да Винчи, благодарны ему за ту предусмотрительность, которая сделала нас материально обеспеченными! И я ни при каких обстоятельствах не изменю своду установленных правил, созданных моим предком, – так поступали все в роду да Винчи!
–– Да-а!.. Нотариальный делопроизводитель сидит у вас в крови! – не удержался граф Арвицца от ироничной усмешки. – С ним вы рождаетесь и с ним вы умираете!.. Я уверен, что высокие божественные чувства, с их великой силой любви, когда им доводится встретить вас, цепенеют от встречи с вашим каменным сердцем!.. Впрочем, – отмахнулся граф, – для меня это лучше, ибо в отличие от человека чуткого, познавшего любовь, вы, сире Антонио, с вашей умеренностью и холодным расчётом более предсказуемы, а значит, и безопасны, несмотря на вашу похотливую натуру к запугиванию и интрижкам!.. Сколько вы, опираясь на вашу родовую врождённую умеренность и холодный расчёт, планируете заплатить за то, чтобы вашего сына на некоторое время упрятали от дневного света и посторонних глаз?.. Учтите, что при этом, возможно, придётся лишить жизней нескольких Святых приставов, имеющих авторитет весьма бесстрашных стражей, не способных сдаваться без боя! А так же примите во внимание, что и количество моих людей эти отчаянные вояки могут изрядно проредить…
–– Мною всё учтено, – со свойственной сире Антонио холодной лаконичностью ответил он. – У моего сына с собой имеется десять тысяч сирийских дукатов… Все они ваши!
У графа Арвицца лицо исказилось в недоумении.
–– А вы гораздо страшнее и непредсказуемы, чем я думал! – скрипя голосом, натужно прохрипел он. – И даже в этом случае вы не поступаетесь своей расчётливостью: прежде, чем завладеть десятью тысячами, я должен напасть на вашего сына и захватить его; при этом никто не даёт вам гарантии, что жизнь вашего сына останется неприкосновенной!
–– Что делать? – пожал плечами сире Антонио. – Для того чтобы привить моим сыновьям приверженность к своду родовых правил, составленных более ста лет назад нашим мудрым предком, я вынужден рисковать даже их собственными жизнями…
–– Странно видеть перед собой человека, душа и разум которого состоят из бухгалтерских векселей придворного казначея… Вы страшный человек, сире Антонио!
–– Не больше, чем вы, ваша Светлость, для своих головорезов с большой дороги! – с усмешкой резюмировал в ответ флорентийский нотариус.
Подняв бокалы, они со звоном ударились ими и залпом выпили их содержимое: кроваво-красное вино задуманного преступления! Негласный договор, на который так надеялся сире Антонио, был заключён. Оговорив с графом ещё некоторые детали содержания сына Пьеро у контрабандистов, он, не дожидаясь утра, попрощался с ним и покинул его замок…
**** **** ****
Кортеж Святых приставов во главе с Пьеро да Винчи, не доезжая города Болоньи, настиг флорентийский почтовый поезд, состоящий из трёх почтовых карет и полусотни королевских кондотьеров*, охранявших его от посягательств разбойников. Рядом с ними шли простые люди: торговцы, рыбаки, древоделы и те, кто просто путешествовал из города в город, чтобы навестить свою родню. Ради безопасности кортежа сире Пьеро тоже примкнул к почтовому поезду, полагая, что в случае нападения на них бандитов королевские кондотьеры непременно придут им на помощь; в свою очередь, он намеревался вступиться в защиту королевской почты, если участи нападения подвергнутся её почтовые дилижансы. Миновав Болонью и город Феррару, почтовый поезд и кортеж Святых приставов остановились на правом берегу реки По, на границе провинций –
* Кондотьеры – наёмники.
Романьи и Венеции у так называемых пограничных ворот – моста через реку По. На его концах как с одной, так и с другой стороны стояли пограничные заставы доганьеров, ютились гостиные и постоялые дворы для путников. Пройдя надлежащую в таких случаях пограничную проверку, оба кортежа: и почтовый, и приставов – заспешили к старинному каменному мосту, чтобы побыстрее перебраться на левый берег реки. Время близилось к вечеру, и они торопились устроиться на ночлег. Никому из кортежа приставов и почтальонов не хотелось ночевать в открытой местности, чтобы не навлечь на себя нападение разбойников, во множестве обитавших в этих краях. Кондотьерам королевского почтового поезда устроиться в гостином дворе удалось без труда: для них отводились заранее заготовленные места. А вот для кортежа Святых приставов свободных мест в гостином дворе не оказалось. Все комнаты, по выражению хозяина, к его большому удивлению, были заняты рыбаками с побережья Адриатики, которых в эту пору обычно бывает немного. Пришлось Пьеро и Святым приставам обустроиться на ночлег в постоялом дворе в ста шагах от гостиного и довольствоваться отсутствием удобств, затхлым запахом прелого сена и навоза, и матерной бранью пьяных путников, споривших о женских прелестях и политических дрязгах провинциальных верховных правителей.
