– Гришенька, этого человека я знаю как достойного и преданного служаку, потому присвою ему сразу чин подпоручика, – сказала она, освобождаясь от объятия Орлова.
– Твоя воля, – зевнул Орлов. – Пошли-ка спать.
– Я еще хочу наградить подпоручика тремя тысячами рублей. Пусть станет похож на дворянина.
– Три тысячи-и? – удивился Орлов. – Нет, он, конечно, парень не промах, и все же… Постой, а не заводишь ты с ним шашни-машни, а? Смотри у меня! И так про тебя ходят слухи, что ты продолжаешь связи с Понятовским.
Понятовский и в самом деле любимый мужчина Екатерины, ее первый любовник после замужества. Но по настоянию Орловых его пришлось бросить и отправить в ссылку королем Польши. И пока приходится довольствоваться лишь редкой перепиской с ним…. Екатерина приподнялась на локоть, искоса посмотрела на Орлова, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. Нет, вроде бы не шутил…
– Ах, Гриша! – вздохнула она. – И почему ты так глупишь? Станислав – он ведь король Польши…
– По твоему велению, – напомнил Орлов.
– Да, по моему велению, – согласилась Екатерина. – А зачем я это сделала? По чьему желанию рассталась с ним навсегда? И вообще, он для меня был лишь утехой от измены мужа. – Тут она вернулась к начатой теме: – Ну, хорошо, Потемкину я дам две тысячи. Деньги ему все же нужны, как-никак дворянских кровей.
Так Григорий Потемкин стал офицером. И после этого Екатерина при каждом удобном случае старалась держать его поблизости.
В середине лета 1763 года уже императрица отправила молодого офицера Потемкина в Швецию с секретным письмом послу России графу Остерману. В нем она наставляла, как наладить дальнейшие отношения с соседним государством. Сразу по возвращении из Швеции Потемкин был произведен в камер-юнкеры, что у Орловых вызвало откровенное недовольство.
– Като, почему ты привечаешь этого нищеброда ко двору? – упрекнул ее Григорий.
– А вы, Орловы, забыли, кем сами были в недалеком прошлом, еще при Петре Первом? – резко оборвала его Екатерина.
Потемкин же к тому времени окончательно втюрился в императрицу и, по-своему воспринимая свой карьерный рост, начал считать, что и она отвечает ему взаимностью. Потому, изрядно осмелев, начал оказывать ей всяческие знаки внимания. Нельзя сказать, что Екатерине это не нравилось. Как-никак, юноше уже исполнилось двадцать четыре, самый сочный возраст для любовных утех. Да и на вид он весьма и весьма…
Кто знает, чем бы завершилась эта игра, но однажды Потемкин неожиданно пропал, и надолго. Его не могли отыскать ни на службе, ни дома в слободе конной гвардии. И лишь через пару месяцев он вдруг нашелся сам, вернулся в царский двор с повязкой на одном глазу. Оказалось, что он его где-то потерял. По двору поползли слухи, что парень подрался сразу с тремя братьями Орловыми, в ходе чего ему и выбили глаз. Потемкин эти слухи и не подтверждал, и не опровергал. А Екатерина почувствовала, что одноглазый «циклоп» не вызывает у нее прежних теплых чувств.
И все же она не отринула его от себя. Ведь преданные смелые люди могут ей пригодиться в любой момент.
* * *
Наконец-то в Грановитой палате собрались все депутаты. Императрица Екатерина Вторая расположилась в передней части зала на специально устроенной возвышенности. В руках она держала золотую державу с крестом и царский скипетр. Одета Екатерина была необычно – в мантию из меха горностая. К похожему на трон креслу был приставлен стол с изогнутыми ножками, а на нем лежала весьма объемная книга «Наказа». Рядом с императрицей, на две ступеньки ниже, стоял князь Голицын. Так и не дождавшись, пока утихомирятся долго рассаживающиеся депутаты, он начал говорить:
– Уважаемые господа! С божьей помощью приступим к доверенной нам важнейшей работе во благо нашего великого Отечества. Если все завершится успешно, вы все, претворив в жизнь нашу благословенную мечту, сможете заработать благодарность будущих потомков. Не токмо граждане России, все народы, проживающие под животворящим солнцем и опекаемые Ярилом, ждут от вас добрый пример…
Тут красноречивого Голицына прервала Екатерина, вставила свое слово:
– Россия – великая, единая, неделимая держава! – воскликнула она, от волнения сильно сжав в руках символы царской власти. – Россия – европейское государство, граждане России – европейцы. Самые знатные и выдающиеся дела нашего народа всегда имели огромное значение для Европы. А наши связи с Азией – это суть случайные дела. В то же время Российская империя на Востоке имеет обширнейшие территории, потому и в Азии нет державы сильнее России… Однако ж как бы ни была велика, богата страна наша, она может стать по-настоящему мощной, богатой, лишь живя по законам. Уважаемые господа, вы – цвет народа российского. Если вы примете «Наказ», впредь мы станем жить именно таким образом. Когда этот свод законов, – тут она положила изящную ладошку на обложку толстенной книги, – войдет в силу, русский народ станет самым счастливым народом на земле. И пусть обережет нас Господь от иного!
Тут с хоров грянул духовой оркестр, по залу разнеслась торжественная музыка, вызывая мурашки в душе и теле. Могучая мелодия заставила депутатов безо всякого приказа встать на ноги и вытянуться во фрунт… Так началось собрание Уложенной комиссии, которому должно было стать великим и определяющим всю дальнейшую судьбу России. Станет ли?
В самом начале депутаты избирали маршала, которому предстояло вести собрание. Братья Орловы набрали голосов больше всех. Однако это пришлось не по нраву боярам. Они чуть не схватились с братьями за грудки, ладно приставы одноглазого Потемкина вовремя разняли разъяренных депутатов. Впрочем, братья не стали настаивать на маршальстве, его жезл добровольно передали одному генералу, которого не было даже в списке для голосования.
Помолившись Господу, начали чтение «Наказа». Продлилось это занятие ни много, ни мало четыре дня. И с каждым днем усиливалась хвала Екатерине Второй за ее замечательный труд. Некоторые депутаты даже предложили в честь умнейшей из умнейших, величайшей из величайших императрицы установить в Москве или Санкт-Петербурге Триумфальную арку или золотой памятник.
– Господа, не сходите с ума! – остудила их Екатерина. – Памятники ставят после смерти человека. И то не сразу, а по прошествии тридцати – сорока лет, не менее. Лишь к тому времени не станет тех, кто лично знал этого человека, а последующие поколения оценят его по трудам его, а не по хвалебным высказываниям друзей и приближенных.
Находились и те, кому «Наказ» был явно не по душе. И так уже на земле русской исчезают наши исконные традиции, ворчали они промеж собой. Если бы наши деды и прадеды с того света вдруг узрели, в какой распущенности живет нынешняя власть, они бы в гробу перевернулись. Разве могли они представить, как становятся фаворитами и куртизанками вчерашние нищие, шарившие в поисках пропитания по помойным ямам. Наши предки не тратили времени на всякие поездки по европам, не пьянствовали всякими виноградными винами, потому и достигали почтенного возраста, многие жили сто и более лет… Подобные ворчанья, конечно же, доходили и до ушей Екатерины. Потому она лучше других понимала, что великое собрание вряд ли пройдет без сучка и задоринки.
Конфликт разгорелся на пятый день, когда депутаты начали выдвигать для включения в свод законов свои предложения. А предложения эти зачастую оказывались совершенно противоречащими «Наказу» императрицы. К тому времени сама Екатерина Вторая уже не участвовала в работе собрания, но, не жалея времени, пристально следила за происходящим в зале из соседней комнаты через потайной глазок в стене. А с уходом императрицы некоторые депутаты, похоже, вообще стали забывать о предложенных ею европеизированных законах. Вместо них чуть ли не каждый силился включить в «Наказ» что-то свое. Споры разгорались в основном между представителями разных сословий. Каждый из них откровенно завидовал другим, видя у них одни лишь преимущества. Дворяне не хотели мириться с доходами промышленников, потому хотели бы прибрать рукам фабрики и заводы. Фабриканты и заводчики требовали для себя права и льготы дворян, иначе, дескать, невозможно развивать промышленность. А барыши купцов не давали покоя и дворянам, и промышленникам. Сходились все в одном: и тем, и этим, и другим требовалось больше бесправных работников, которых можно было бы заставить трудиться по своему усмотрению… Отстаивая в перебранках свои законопроекты, казалось бы, вполне респектабельные депутаты распалялись так, что матерились похлеще иного уличного сапожника. Поначалу маршал даже пытался штрафовать их за непотребные ругательства, да куда там, что для богатых какие-то десятки рублей…
