Орлов краешком глаза посмотрел на здоровяка, быстро оценил его.

– Ваше Величество, государыня-императрица! – сказал затем. Так он обращался к Екатерине лишь в самые возбужденные моменты. – Тебе же вестимо, в твою охрану мы берем только людей из лейб-гвардии. А этот инородец – он даже не казак. Мы его включили-то в отряд лишь на время твоего путешествия по Волге. И вообще…

– Так переведи его в лейб-гвардию! – слегка зевнув, равнодушно предложила Екатерина.

– Как же так… – попытался возразить граф. – Като, мне это совсем не нравится.

Но императрица вдруг резко прервала его:

– Сказано – значит, сказано! Смелый он человек, вспомни, как защищал своих сородичей. Совсем незнакомых, кстати. Теперь поди, поторопи Чернышева, чтобы обслугу быстрее покормил, и тронемся в путь. Сам… пересядешь в мою карету. А фрейлины пусть в твоей поедут. Истосковалась я…

Вскоре удивительный караван выехал из села и взял курс на Москву. Вслед ему долго еще лаяли ошалевшие собаки да кудахтали испуганные куры, в клубах густой пыли едва сумевшие увернуться от наезда колес.

3

Екатерина Вторая торопилась в Москву не столько из-за болезни сына, сколько по совершенно иной причине. Пока путешествовала по Волге, она убедилась, что послы разных стран, наконец, вроде бы поверили в любовь русского народа к своей императрице, и это ее полностью удовлетворило. И еще в пути голову начали сверлить мысли по поводу другого не менее важного дела. Екатерина намеревалась этим же летом принять «Наказ» – как полагала, документ огромной важности для государства и его будущего. Она внесла туда все задуманные положения, и теперь «Наказ» должна была принять Уложенная комиссия, депутаты которой тоже вносили свои предложения, полученные в ходе выборов. Депутатов было ни много, ни мало 652 человека, так что прийти к общему мнению им будет весьма непросто. А кое-какие предложения от народа в «Наказ» придется включить, без этого никак. Вот над таким важным документом работала сейчас императрица. Он ведь тоже нужен не только ее империи, он еще должен убедить просвещенную Европу, что Россия входит в число самых передовых стран.

К прибытию императрицы в Москву депутаты Уложенной комиссии начали уже собираться. От других сановных людей они отличались нагрудной золотой медалью с портретом Екатерины II и надписью «Блаженство всех и каждого».

Накануне открытия собрания Уложенной комиссии Екатерина трудилась всю ночь, даже не выходя из опочивальни. Утром она пригласила к себе старшего пристава при комиссии Григория Потемкина и приняла его прямо в своих покоях.

Депутаты – люди разные, часто непредсказуемые. В спорах они сгоряча могут перейти и на кулачные доказательства. Уж таковы нравы у этих русских. Потому императрица приказала старшему приставу для поддержания порядка в зале подобрать самых здоровых гренадеров.

– Видишь, как приходится трудиться, – как бы пожаловалась она Потемкину. – Люди думают, что вокруг царицы – одни пьянки да гулянки. Если бы женщины знали, каково мне приходится, вряд ли кто из них согласилась бы оказаться на моем месте. Вот и нынче я всю ночь не сомкнула глаз. Однако выпью сейчас крепкого кофе и снова примусь за работу… Тебе не предлагаю. Однажды я подала кофе Петру Панину, так его через полчаса лейб-медики еле откачали. Может, тогда он подумал, что я хотела его отравить…

Пока рассказывала, Екатерина сама налила в турку немного воды, насыпала туда сразу фунт кофе, вскипятила и налила в чашечку, даже не дав немного остыть, начала отхлебывать крепкий напиток.

– Тебе я, дружок, хочу поручить еще и особое задание, – отставив пустую чашщечку, сказала она, с интересом разглядывая молодого человека. – В лейб-гвардии Преображенский полк недавно перевели одного инородца. Чувашенина, кажется. Он еще участвовал в моей поездке по Волге. Как звать – не помню, ну так найдешь, такого человека там более, полагаю, нет. Так вот, зачисли его в число своих приставов. Показалось мне, что чуваш этот – недюжинной силы человек. И никого не боится. Тебе как раз такие молодцы нужны. Иначе другой, хоть и силен будет, а не посмеет попридержать барина в нужный момент.

– Понял, Ваше Величество, – согласно кивнул головой Потемкин.

– И помни, если на собрании депутаты вдруг схватятся, немедленно разнимите их, чтобы не допустить драки, – уже более строго напомнила Екатерина. – Им дай только послабление, они тут же начнут доказывать свое не силой закона, а мощью кулаков.

– Понял, Ваше Величество, – опять наклонил голову Потемкин.

– Ну, раз так, иди, – указала императрица ладошкой старшему приставу в сторону двери. – Постой, – остановила тут же, – ты Григорию Григорьевичу о моем приказе не докладывай. Показалось мне, он не очень-то предрасположен к инородцам.

– Не должно быть такого, – усомнился Потемкин. – Я никогда не слышал, что Орловы недолюбливают чувашей. Говорят, в окрестностях их симбирских имений немало деревень этих инородцев, многие подрабатывают у них.

– Так или не так – ты молчи, – прервала его Екатерина, и тут же начала отхлебывать еще не остывший кофе из второй чашечки.

Потемкин глубоко поклонился и, пятясь задом, скрылся за дверью.

«А ведь гренадер этот ничего себе, – почему-то подумалось Екатерине. – Но слишком уж молод. К тому же если Гришка узнает, что им интересуется царица, парню несдобровать. Уж слишком по-мужицки ревнив граф…»

Почему-то вспомнились начальные годы в России. Петр к привезенной из Пруссии молодой жене Софии с первых дней относился с прохладцей, открыто сожительствовал с какой-то Лизанькой Воронцовой. Только София-Екатерина не стала этого долго терпеть, тоже понаставила мужу рогов, перепробовав нескольких мужчин, и остановилась на Григории Орлове. К тому же Орловы, как она узнала, – род весьма многочисленный и сильный. Когда умерла государыня Елизавета, ее сын Петр просидел на троне немного, и убрали его именно стараниями Орловых, с помощью которых и стала Екатерина императрицей. Потому приходилось их слушаться. Пока.

А этот Потемкин, пожалуй, ничем не уступает Гришке Орлову. Притом, он моложе. Да еще этот чувашский медведь… Нет, нет, сейчас не над этим надо думать, есть дела поважнее …

* * *

Екатерина и сама не осознавала, почему начала приближать к себе молодого Потемкина. Впрочем, она об этом и не задумывалась, все получалось как бы само собой. Еще до занятия ею царского престола к ней однажды в Ораниенбаум привели группу студентов Московского университета. Как бы показать ей будущее государства российского. Среди них оказался и бедный дворянин Григорий Потемкин. После той встречи он почему-то бросил учебу и остался в Петербурге. Видно, как многим молодым людям, ему не терпелось сделать в столице карьеру. Однако у юноши с этим не ладилось, и он от отчаяния поступил на военную службу. Екатерина увидела его в военной форме на похоронах свекрови Елизаветы Петровны. Бравый юноша тогда стоял около гроба в карауле. Поскольку дворец охранялся лейб-гвардии Преображенским полком, Екатерина знала, что Орловы подбирали туда самых надежных людей. Потому она попросила мужа Петра Третьего повысить ефрейт-капрала Потемкина, как дворянина, в звании, присвоив ему чин виц-вахмистра. Тогда Петр только-только занял царский трон и находился в благодушном расположении… Так Потемкин начал свою военную карьеру. Малый он был сообразительный и сразу скумекал, кому обязан своим успехом. А Екатерине этот юноша почему-то приглянулся. Правда, Потемкин тогда был слишком юн, и она никаких фривольных мыслей в отношении него не имела. И все же… Следующий раз Екатерина его увидела, когда выводила собачку гулять на Мойку. Чтобы ее не заметили придворные, она вышла из дворца через кухню. А там как раз сидел новоявленный виц-вахмистр, за обе щеки уплетал остатки еды от обеда дворцовых вельмож. Тогда Екатерина поняла, насколько беден этот юноша. И нашла-таки еще одну возможность, чтобы помочь ему. По ее просьбе Потемкина назначили адъютантом дяди императора принца Голштинского. Позже, когда Петра свергли с престола, Григорий Орлов подал Екатерине список особо отличившихся в этом деле гвардейцев. Среди них значился и Потемкин с пометкой, что за проявленную доблесть сей гвардеец достоин звания корнета.