– Фельдфебель, ты, похоже, не русский? – заметил Пугачев после того, как Сентиер назвал свое имя. Тут же спросил: – Случаем, не башкорт? – Сам себе ответил: – Нет, не башкорт. И не калмык…

– Я чуваш, – не заставил хорунжего долго ломать голову Сентиер.

– Вона как. То-то я вижу, что ты не похож на других инородцев. Ну и могуч же ты… Мне с тобой не сравниться, это точно. Все вы такие, чуваши? И как много вас?

– Емелька, не пытай ты его. Тебе лучше я расскажу. Когда мы сопровождали кортеж императрицы, и в Симбирской губернии, и Казанской, Нижегородской тож вдоль дороги сплошь тянулись чувашские деревни, – объяснил Федот вместо Сентиера. – Что до того, здоровы они али как, то чуваши, по-моему, сильно смахивают на нас, казаков.

Тут объявили, что обед готов. В избе за столами мест всем не хватало, потому пришлось есть по очереди. Федот с Пугачевым, пользуясь правами старших, взяли три чашки каши – одна для Сентиера – и ломти хлеба и вышли во двор, устроились на хозяйской телеге. Впрочем, двора в чувашском понимании здесь не было. Его от улицы отделяла лишь плетень высотой до пупка. Три друга молча принялись за кашу. Все-таки обед – дело ответственное. Несмотря на осень, погода здесь, в отличие от чувашского края, все еще была теплая, хотя временами моросил слабый дождик, и кругом было сыро и слякотно.

– И сколько нам еще здесь торчать без толку? – молвил Федот, отставляя в сторону посуду. – Как это все надоело. С этим русским генералом толком ни воевать, ни отдохнуть.

– Так вы же взяли Бендеры. Сказывали, вы там туркам дали жару как следует, – напомнил Сентиер.

– Ну, было такое…

– Ежели бы вместо Панина нами командовал генерал потолковей, мы бы эту крепость взяли с гораздо меньшей кровью, – громко высказался Пугачев.

– Емелька, ты это… потише, пожалуйста, – попросил товарища Федот.

– Ништо-о! Вот царь Петр Третий Федорович заберет власть обратно и наведет тогда порядок, – ответил Пугачев, правда, чуть потише.

Поговорили еще кое о чем, но острых вопросов больше не затрагивали.

– А что, разве Петр Третий жив-здоров? – полюбопытствовал Сентиер через какое-то время.

Пугачев промолчал, вместо него ответил Федот:

– Кто ж его знает. Тут промеж казаков насчет этого разные слухи ходют.

– Ништо-о, – снова громко откликнулся Пугачев. – Придет время, все узнаем правду.

На том неожиданно возникший разговор о прежнем царе завершился. Да и место для этого здесь было явно неподходящее. Вокруг сновали казаки. Одни, как и эта троица, трапезничали прямо во дворе, другие, поев, уходили за сарай облегчиться. Сентиер же не стал задерживаться, попрощался с Федотом и Емелькой и, прихватив своих солдат-охранников, поспешил к штабу, где остался Потемкин.

– Фельдфебель, может, еще встретимся. Война эта, похоже, надолго, – сказал перед прощанием Федот.

К возвращению Сентиера Потемкин уже был на улице, о чем-то оживленно беседовал с генерал-аншефом Паниным и каким-то полковником. Когда подошла личная охрана во главе с фельдфебелем Медведевым, он тотчас распрощался с ними и вскочил на коня, с места пустил его галопом. Показалось, он спешил распрощаться с генералом, стоявшим с кислой миной на лице.

Первые месяцы боев показали, что хотя Россия и предчувствовала войну с Османской империей, но подготовилась к ней неважно. Больше всего давала знать нехватка людей в армии. Потому Екатерине Второй пришлось подвинуть к южным рубежам не только внутренние гарнизоны, но и многие пограничные кордоны. Этим воспользовался разбойничий люд. Воровские банды начали бесчинствовать не только в южных степях, но и во внутренних губерниях. Попытка мужика убить Потемкина, наверняка, одно из таких проявлений. Ладно, с ним тогда был бдительный фельдфебель Медведев и спас его от неминуемой гибели. А он ведь хотел его по приезду на фронт засунуть в самое пекло, какое только здесь может быть. Потому как прекрасно понимал, что Екатерина заботится об этом фельдфебеле не просто так. По правде, когда изредка видит моющегося Медведева, Потемкина и сейчас охватывает ревность. Черт возьми, фельдфебель действительно настоящий богатырь! Здоровьем и силой Господь Потемкина тоже не обидел. Только ему все одно не сравняться с этим Медведем.

Только посылать человека, спасшего тебя от верной смерти, в пекло с пожеланием – чего скрывать – гибели – это все же не по-человечески. Потому Потемкин все еще держал Сентиера при себе. Да так и надежнее. Нет, Потемкин смерти не боится, за жизнь цепляться любой ценой не станет и душу дьяволу не продаст. Только какой толк от гибели, коли ты не успеешь принести пользу Отечеству и дорогим тебе людям.

А жизнь шла своим чередом. Война с Османской империей все расширялась. Стало ясно, что с существующей армией России врага не одолеть. И Екатерина Вторая объявила в стране всеобщую мобилизацию. Если прежде забривали в солдаты одного из трехсот мужчин призывного возраста, теперь уже рекрутировали двоих. Вскоре в армию Румянцева пригнали много новобранцев. Самых здоровых из них направили в полк охраны ставки. Постоянно бывая в месте расположения штаба армии вместе с Потемкиным, Сентиер заметил, что среди новобранцев немало инородцев. Однажды он пошел в кухню обедать и снаружи палатки услышал чувашскую речь. В душе сразу что-то приятно екнуло, по всему телу пробежала теплая волна. Ох, как, оказывается, Сентиер истосковался по родной речи! Он оставил обед и быстро вышел из палатки, завернул в сторону, откуда был слышен разговор. Земляки, оказывается, находились совсем рядом. Похоже, им приказали заготовить дрова, и они устанавливали козлы.

– Этот хворост – разве это дрова, – сказал один из них товарищу по-чувашски.

– Да уж, – согласился тот. – У нас такой хворост даже не собирают. Для топки используют лишь березовые и дубовые дрова.

– С другой стороны, в этих краях кроме хвороста, видно, и собирать-то нечего. Помнишь, мы по пути сюда остановились на ночлег в какой-то казацкой станице. Так там не было даже хвороста. Печь топили засохшими коровьими лепешками. У них это кизяк называется. Удивительно, какая разная жизнь в России!..

– Значит, вам эти дрова не нравятся? – вмешался в разговор Сентиер, желая поближе познакомиться с чувашами.

Солдаты повернулись к нему, увидев перед собой фельдфебеля, да еще лейб-гвардии, вытянулись во фрунт.

– Коспотин хвельтьхвепель, мы это… просто так, – пробормотал, наконец, солдат ростом поменьше, но на вид крепче другого. Заметив перед собой старшего по чину, он даже не заметил, что фельдфебель общался с ним на родном языке. А его товарищ молчал. Возможно, он вовсе не понимал по-русски, стоял, хлопая глазами и глядя в рот своему товарищу.

– Да держите вы себя более свободно, я не ваш непосредственный начальник, – успокоил Сентиер солдат, продолжая говорить по-чувашски. – А подошел к вам, услышав родную речь.

– Так… коспотин хвельхвепель, ты тоже чуваш что ли? – несказанно удивился солдат поменьше уже на родном языке.

– Разве не видно? Кто бы еще тут с вами так общался? – улыбнулся Сентиер.

– Ну да, – теперь уже заговорил и второй новобранец. – Только мы до сих пор не видели, чтобы наши земляки были унтер-офицерами.

– Ну, теперь скажите, кто вы, ребята и откуда?

– Я – Лукьян Салтак, по-бумажному – Лукоян Солдатов. Из Чебоксарского уезда Казанской губернии, – представился тот, что ниже ростом.

– А я – Мишша Некей, Михаил Негей, – назвался другой. – Наша деревня входит в Козьмодемьянский уезд. Хотя с Лукьяном мы почти соседи.

– Чуваши нашего призыва в основном из Казанской губернии, – объяснил Лукоян. – Есть еще ребята из Ядринского, Чистопольского и других уездов. Они расположены далековато от нас, потому точных названий всех мы не знаем. Господин фельдфебель, осмелюсь спросить, сам ты откуда родом?

– Я из Цивильского уезда, из деревни Эбесь, что входит в Хурамалскую волость, – охотно сообщил Сентиер. – Я гляжу, вы из крещеных чувашей?