А Медведеву не до чинов. Рядовой ли он или фельдфебель – он знает свое место. Вернее, знает как вести себя с солдатами. А как в будуаре царицы? Тут он все еще проявляет робость.
– Ты совсем не такой, как другие мужики, – заметила однажды Екатерина. – Со мной обращаешься весьма осторожно. Однако ж свое мужское дело делаешь отменно. Это мне сильно нравится.
Само собой, среди придворных ходили весьма подробные разговоры о странных отношениях императрицы с мужчинами. Кое-что доходило и до ушей фельдфебеля Медведева. Поговаривали, к примеру, что граф Григорий Орлов в минуты сильного озлобления мог даже поднять руку на Екатерину. Потому, дескать, она стала остывать к нему, решила приблизить к себе «Циклопа». Неужто и Потемкин со временем обнаглеет и станет вести себя по-Орловски? Правда, «Циклопа» во дворце что-то давно не видно. Поговаривали, что он готовится к отъезду на турецкую войну… Самому Сентиеру в последнее время приходилось ходить в караул через день, и каждый раз стоять на посту в ночные смены. Но он не жаловался, ни разу не просил командиров, чтобы дали ему хотя бы лишний день отдыха.
Потемкин появился во дворце в субботу. Незадолго до этого здесь случилось неприятное происшествие, потому он не осмелился даже приблизиться к будуару императрицы.
Екатерина с первых месяцев пребывания в России полюбила русскую баню. Полюбила так, что не пропускала ни одной субботы, чтобы не попариться вволю. Причем, парилась она так неистово, что не выдержали бы самые заядлые мужики-парильщики, будь они, как в Германии, вместе с нею. На этот раз тоже Лобанов, как обычно, натопил баньку так, что обычному человеку в парильне просто нечего было делать. Екатерина, по обыкновению, пошла в баню с графиней Парашкой Брюс. Из женщин она только ей доверяла полностью, делилась с ней самыми сокровенными женскими секретами. Обычно они проводили в баньке чуть ли не треть дня. А в этот раз не прошло, наверное, и часа, как резко растворилась дверь предбанника, и оттуда в одном нижнем белье выбежала банщица, обслуживающая дам.
– Эй, кто тут поблизости! Немедленно вызовите лекаря! – крикнула она во весь голос. – Немедленно! Там государыня потеряла сознание!
Через несколько минут прибежали сразу трое медиков: личный лейб-медик императрицы Роджерсон, лейб-хирург Кельхин и дежурный гоф-медик. Они скопос буквально ворвались в баню. Парашка с банщицей уже уложили Екатерину на диван в комнате отдыха, прикрыв ее простыней с цветами. Растерянная графиня, обернувшая себя полотенцем лишь до пупка, находилась рядом, но не знала, что делать, и металась в бессмысленных движениях. Когда прибежали лейб-медики, она с облегчением уступила им место и отошла в сторону. Так же поступила и банщица, которая из-за прилипшего к мокрому телу нижнего белья казалась совершенно голой.
Старший лейб-медик шотландец Роджерсон первым делом прослушал сердце императрицы. Оказалось, оно билось еле-еле. Да и дыхания почти не было заметно. Какое там дыхание, императрица не могла даже глаза открыть. Лейб-медики принялись делать ей искусственное дыхание, но никаких изменений не ощущалось.
– Пропали! – растерялся Роджерсон и начал теребить бакенбарды, раздумывая, что предпринять дальше. – Кажется, Ея Величество отходит.
– Что-о?! Как это – отходит?! – послышался в этот момент могучий голос Екатерины. – Иван Самойлович, ты что, захотел меня на тот свет отправить?
Лейб-медика будто паралич схватил. Он какое-то время стоял ни живой, ни мертвый, судорожно открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Наконец, пришел в себя и облегченно воскликнул:
– О майн гот! Наша любимая из любимейших мутер жива! – И суетливо начала обхаживать Екатерину, приговаривая: – Разве можно так париться, до сумасшествия! И вообще, говорил же я, и не раз, что русская баня – она не для истинных европейцев.
– Роджерсон, что ты лопочешь? – рассердилась Екатерина. – Я разве не настоящая русская царица? А ты сам не настоящий русский лекарь? Или тебя называть, как раньше, Иоганном Джоном? Лучше подай-ка мне руку, помоги подняться.
Сбросив мешавую передвигаться свободно простыню, она вся голая приподнялась, присела на диван, затем вдохнула полную грудь воздуха и встала.
– Ну-ка, вылейте на меня шайку воды, – не обращаясь ни к кому конкретно, приказала она.
Все поспешили выполнить ее приказ, потому на голову императрицы вылили сразу несколько шаек студеной воды.
– Ы-у-фррр! – довольно воскликнула Екатерина, стряхивая с себя воду, как гусыня. Тут же обратилась к графине: – Парашка, пошли, еще разок попаримся.
Женщины опять нырнули в жар парильни. Роджерсон осуждающе помотал головой, но промолчал, подталкивая коллег в спину, вместе с ними тихо вышел во двор.
Уже через час, еще не успев как следует высушить волосы, Екатерина начала собираться на Дворцовую площадь. Там выстраивались полки, которые отправлялись на турецкую войну.
– Ваше Величество, я вам не советую выходить на улицу! – предупредил Роджерсон, на всякий случай сопровождавший царицу. – После такой бани вам надобно бязательно отдохнуть, прийти в себя. Да и волосы у вас еще мокрые, так недолго и простуду схватить.
– Ничего! – безмятежно махнула рукой Екатерина, напяливая поверх волос белый парик. – Мои воины идут на защиту чести своей родины и ее царицы. Ужель я даже попрощаться с ними не могу? Еще, Роджерсон, ты одно запомни: я сейчас никакая не женщина. Я для солдат – императрица. К слову сказать, и для тебя, Роджерсон.
Через четверть часа она накинула на плечи соболиную шубу, руки сунула в муфту из песца и прямо с открытой головой поспешила к уже выстроившимся полкам.
– Мои славные солдаты! Отправляя вас на ратные дела во имя государства нашего, я, прежде всего, желаю вам всем вернуться живыми и здоровыми! – громко сказала она. – И все же помните одно: вам надлежит воевать за Отечество, не жалея живота своего. А страна наша весьма велика и богата, потому в мире несть числа нашим завистникам. Так что, мы станем разбазаривать все то, что завоевали наши предки? Нет, родные мои, не то, что отдать кому-то хоть малюсенький клочок земли, мы обязаны и дальше расширять наши территории. И на севере, и на юге нам надобно выйти к морским берегам. Россия – держава первого ранга, потому нам нужны морские пути для связей со всем миром. Эту войну начали не мы, но в ней мы должны не просто победить, а передвинуть границы державы до Черного моря. Солдаты, замечательные сыны России! Возвращайтесь с викториею. Ваши подвиги Россия не забудет!
Екатерина хотела еще что-то сказать, но почувствовала, что голова начала мерзнуть, да и все ее тело уже начало дрожать от холода, и прекратила речь. Оркестр грянул походный марш. Екатерина не стала дожидаться, пока пройдут полки, поспешила во дворец, в тепло лобановских печей. Там она подошла к окну, прислонилась широким лбом к стеклу и так простояла, пока последняя шеренга замыкающего полка не покинула дворцовую площадь. В какой-то момент она почувствовала, что сзади к ней кто-то подошел, снял с ее плеч шубу. Оказывается, это Потемкин.
– Матушка, по твоему изволению наступил черед и моей отправки на войну, – сказал он.
– Это правда, – вздохнула Екатерина. – Но… ты отправишься в путь завтра. А сегодня… я попрощаюсь с тобой.
Прощались они всю ночь. Утром, когда оба, изможденные и опустошенные, откинулись друг от друга и лежали на спине, через какое-то время Потемкин тихо, но жестко попросил:
– Матушка, у тебя на страже всегда стоит азиат-фельдфебель. Я хочу забрать его с собой. Иначе я не буду чувствовать себя спокойно.
Екатерина его беспокойство поняла правильно. То, что фельдфебеля Медведева не будет рядом, для нее, конечно, значительная потеря. Но он, азиат или не азиат, нужен лишь для одного дела. Потемкин же, – это Екатерина уже поняла, – человек, способный работать на государственном уровне. Императрице такие люди сейчас ой как нужны.
– Что ж, забирай своего азиата, – спокойно согласилась Екатерина. – Пусть он оградит тебя от опасностей. Мне кажется, фельдфебель – человек не только сильный, а и храбрый. Но…