Постой, этого рейтара тоже надо бы поощрить, подумала Екатерина в какой-то момент. Негоже царице иметь отношения с рядовым солдатом. Сегодня же этого… Вот еще, Екатерина не смогла даже вспомнить имя рейтара… А фамилия его – Медведев. Ее невозможно забыть. Особенно после этой ночи. Ну да ладно, имя узнают. Главное, рейтару Медведеву следует немедленно присвоить чин сержанта. Пусть радуется человек. Да и жалованье у него вырастет, станет хоть лучше питаться.
Решив этот пустяковый, в общем-то, вопрос, Екатерина взглянула на стоявшие в углу большие часы творения известного немецкого мастера. Они как бы напоминали ей, откуда она родом. А показывали часы уже шесть. Пора умыться, привести себя в порядок и приступить к работе.
Екатерина вошла в туалетную комнату, на минуту остановилась перед висевшим на стене овальным зеркалом. Оттуда на нее всматривалась надменная женщина с чистым светлым лицом, иссиня-черными волосами без единого намека на седину. Только в уголках глаз уже проявились первые морщинки, пока совсем коротенькие и малозаметные. Да и подбородок стал рыхловат. Екатерина знает: на ее животе уже начал накапливаться подкожный жир. Она особенно четко поняла это нынешней ночью, когда, желая полюбоваться мужской мощью рейтара, не раз поднимала голову. Да уж! Как ни крути, ей тридцать девять, не за горами сорокалетний юбилей. А женский век короток, ох, как короток…
Но вот Екатерина выпила две чашки крепкого кофе кряду и, отбросив всякие ненужные мысли, приступила к решению государственных задач.
А время для России наступило архисложное. Самое тревожное, конечно, то, что Османская империя пошла войной на Россию. До Петербурга весть об этом дошла через несколько дней после ее объявления. К тому времени на юге уже начались бои. Не ожидавшие ничего такого русские войска оказались в весьма затруднительном положении. Тем временем турки, обосновывая свою вероломность, предъявляли России все новые и новые обвинения. Будто бы Россия сильно обидела турецкого вассала – крымского хана, разгромив в городе Галта его сказочный дворец. На самом деле Галта хоть и называлась городом, была лишь скромненьким аулом, там не то, что дворцов, вообще больших строений отродясь не было. Разве что сараи для хранения сена. Ну, ладно, пусть бы врали турки, в политике обман дело привычное. А вот новый визирь турок Махир Хамза-паша, близкий человек султана, начал раздувать противостояние совсем уж мерзким образом. Еще до объявления войны он в Истамбуле пригласил на аудиенцию российского посла Обрескова, а вместо беседы подверг его аресту и вместе с советниками поместил в тюрьму Эди-Куль. Алексей Михайлович Обресков для Екатерины Второй был не просто послом, он являлся одним из лучших организаторов дипломатической разведки, которой императрица, как в целом дипломатической работой, руководила сама. Оставшиеся в Стамбуле тайные агенты доносили, что в тюрьме посла держали отдельно в яме, откуда был виден лишь небольшой кусочек неба. Еще они доносили, что до объявления войны России визирь встречался с послами Франции, Австрии, Англии, Швеции. Те, оказывается, от имени своих государств пожелали Хамза-паше и его Дивану – так называли в Османской империи правительство – победу в будущей войне.
А тут еще украинские гайдамаки начали мутить воду. Видно, решили воспользоваться моментом. Они распространяли некий манифест от имени императрицы Екатерины Второй, о котором сама она не ведала ни сном, ни духом. Доставленный в Петербург экземпляр манифеста был отпечатан золотыми буквами на пергаментной бумаге. Как тут не поверишь в его подлинность… Гайдамаки призывали украинцев – ни много, ни мало – восстать против польских панов, разгромить их и создать свое государство. Вот не было печали… С гайдамаками ли сейчас возиться императрице. Что, если бунт правобережной Украины против польской власти перекинется и на левобережье? Тогда Польше будет нанесен непоправимый урон. Стране, которая находится под протекторатом России. Хорошо Екатерина каким-то внутренним чутьем предвидела возможность подобных событий и заранее послала туда с небольшим войском Суворова, присвоив ему чин бригадира. Из его депеш императрица знала, что гайдамаки представляют довольно-таки большую силу, а возглавляет их некий Железняк. Бунтовщики легко заняли города Жаботин и Лисянку… Одним словом, несть числа поводам, по поводу которых императрице приходилось ломать голову.
Разобравшись с кое-какими делами, Екатерина приказала созвать Военную коллегию. Сама прибыла в Царское село минута в минуту к назначенному времени, потому поднялась на второй этаж, на ходу сбрасывая с себя платок и шубу. Следовавший за ней неотступно страж сержант лейб-гвардии Медведев легко подхватил их и передал идущим чуть сзади людям свиты.
…Сентиера оставили на посту у входа в зал, где проходило совещание Военной коллегии, и ему было слышно почти все, что там говорилось.
– Турки и французы растревожили мирно спавую кошку. Никого не трогавшую. Никому не угрожавшую. Растревожили нагло, бесцеремонно. Эта кошка – Россия. Токмо ежели сильно раззадорить и разозлить, даже мирная кошка любого исцарапает так, что следы от ран останутся на всю жизнь. А ведь Россия – не простая кошка, она – тигр! Мы так и поступим и совершим таковые действия, чтобы недруги наши запомнили их на все гисторическое будущее! – твердо произнесла Екатерина Вторая. – Видит Бог, я нисколько не виновата в том, что вынуждена пойти на это. Чего мы только не делали, на что только не шли, чтобы не раздражать турок, вплоть до заключения с ними невыгодных нашей державе соглашений. И все же война пришла на нашу землю. Что ж, такова, видимо, воля божья, она подвергает нас суровым испытаниям, и мы выдержим их достойно…
И тут же императрица строго приказала канцлеру Панину:
– Никита Иванович, немедля организуй Государственный Совет из самых достойных людей. Мне, женщине, не пристало руководить военными операциями в одиночку, да и не шибко сильна я в сем деле.
Панин первым делом предложил включить в Государственный Совет фаворита императрицы Григория Орлова. В душе тайный советник граф Панин не симпатизирует ни одному из братьев Орловых, при первой возможности старается ставить их на место. «Но ежели Гришку не предложить в Совет, Екатерина обозлится на меня на всю жизнь. И так она уже не только со мной, но и с братом моим Петром держит себя холодно. Хорошо, брат генерал, а в государстве то и дело вспыхивают бунты. Петр стал настоящим мастаком по их подавлению, так что Екатерина пока без него никак не сможет обойтись», – подумал Панин про себя.
Для Государственного Совета освободили небольшой каминный зал прямо рядом с будуаром императрицы. Екатерина решила не транжирить драгоценное время на поездки в город и обратно, решила большей частью находиться в Царском селе. И вот уже четвертого октября Госсовет собрался в этом зале на свое первое заседание. На посту возле входа в него вновь оказался Сентиер. В сверкающем от новизны мундире сержанта лейб-гвардии Преображенского полка. И все же… Если бы он хоть кому-то проболтался, что однажды побывал в будуаре императрицы, его точно сочли бы за отъявленного лгуна.
Открывая заседание Государственного Совета, Екатерина произнесла непривычно короткую речь.
– Уважаемые господа, лучшие сыны Отечества! Нам, русским, придется воевать с Отоманской Портой. Меня беспокоят три момента. Первый – как нам воевать, как вести эту войну? Второй – где готовить главные баталии? Третий – пока мы воюем с турками, как нам охранять другие рубежи?
Удивительно, обычно любящие подолгу рассуждать по всякому поводу вельможи на этот раз все вопросы решили быстро. Посчитали, что воевать следует только наступательно, оборона к победе не приведет. Наметили начать сражение от Днестра, предотвратив вступление турок в Подолию. И еще одно важное решение – окружить Крым со стороны моря. Но тут была загвоздка: для осады полуострова требовался весьма солидный флот. Потому решили вновь запустить на полную мощность верфи на Дону и в Воронеже. Затем военные мужи наметили, где расположить войска. В ходе этого обсуждения Екатерина сидела молча, пытаясь понять логику генералов. И вдруг услышала громкий выкрик Григория Орлова:
