– Рейтар, сюда никого не пускать! – строго приказал он Сентиеру перед тем как скрыться за широкой дверью.

Прошло, наверное, около часа. За это время к этой двери приблизились лишь две фрейлины, но, узнав, что вход воспрещен, тут же удалились, что-то шепча друг другу на ухо и тихонько похихикивая. И тут вдруг, откуда ни возьмись, в зал ожидания вошел граф Орлов и прямиком направился к будуару императрицы. Сентиер поспешно встал перед дверью, преградив ему путь. Но крепкий граф будто и не заметил караульного, небрежно прикрикнув: «Пшол!», левой рукой отодвинул его и вихрем ворвался в таинственную дверь. Не прошло и минуты, как за нею поднялся невообразимый шум. Двое мужчин и одна женщина общались так неистово громко, что, казалось, дрожали даже стены огромного дворца. Прошло еще несколько минут и из будуара таким же вихрем, как только что вошедший граф Орлов, выскочил весь покрасневший камергер Потемкин. А за дверью теперь продолжали ругаться граф Орлов с императрицей Екатериной. Это препирательство тоже длилось недолго, царица выгнала и графа. Даже дверь сама растворила. Затворяя ее, она мельком взглянула на Сентиера. Наверняка просто так, попутно, но от этого взгляда парень почувствовал себя так, будто ему на голову вылили ушат студеной воды. Царица, хоть и женщина, все же царица и есть.

– Дура¸ я тебе этого никогда не прощу! – послышался тем временем из вестибюля голос Орлова.

Тут же звякнул звонок внутренних дверей, затем с грохотом захлопнулись наружные. Видно, граф был обозлен не на шутку.

После этого прошло несколько часов. Сентиер успел смениться и вновь заступить на пост. Пришел Лобанов, взялся за свое привычное дело. Дворец начинали отапливать при первых же признаках наступающих холодов. Да и осень тут весьма капризная: сыро, туман такой, что с десяти шагов не видно, и так несколько дней подряд. В затопленных Лобановым голландках, обнимая друг друга, привычным бормотанием заговорили языки пламени. Вскоре истопник остановился перед одной из них, чуть приоткрыв дверцу топки, устроил себе теплое местечко, и, расстелив прямо на пол скатерку, выложил на нее свою нехитрую снедь.

– Рейтар, подь сюды, подзакуси со мной, – пригласил он Сентиера. Видно, из-за сложного произношения он его по имени называл редко.

– Нельзя мне. Я на посту, – напомнил Сентиер.

– Да ладно, здесь не на улице, никто и не заметит…

Может, Лобанов и уговорил бы Сентиера потрапезничать вместе, да тут неожиданно дверь будуара императрицы широко распахнулась и вышла сама Екатерина, остановившись, метнула взгляд в сторону мужчин.

– Рейтар, поди-ка ко мне, – коротко приказала она и тут же скрылась за все еще открытой дверью. Сентиер растерянно посмотрел на Лобанова. Тот тут же молча собрал свой поздний ужин и тихо смылся куда-то. Что делать Сентиеру – государыню ослушаться нельзя. Он несмело шагнул внутрь, тихо притворив за собою дверь, и оказался в большой комнате. Там никого не было. В глаза бросался, прежде всего, огромный письменный стол. На нем лежала стопка пергаментной бумаги, стояли надраенная до блеска золотая посудинка с емкостью для чернил и кубок, тоже золотой, из которого торчали наточенные гусиные перья. К столу приставлен большой мягкий стул из красного дерева с разукрашенной замысловатой резьбой спинкой, а перед столом, вдоль стены, стоял диван из такого же красного дерева и с такой же резьбой. Рядом значительную ее часть занимали полки. На них Сентиер не заметил ни одного пустого места, все сплошь были заставлены самыми разнообразными книгами.

– Эй, рейтар! Ты где? – послышался вскоре откуда-то из глубины требовательный голос государыни.

Похоже, она находилась в следующей комнате, дверь которой оставалась приоткрытой. И все же Сентиер сначала постучался, затем, не смея полностью растворить дверь, протиснулся в комнату бочком. Так оказался, наконец, в будуаре императрицы и встал, как вкопанный, обомлев от увиденного. Оказывается, государыня, похоже, уже собиралась почивать и лежала на широченной постели. Она была в одном халате, который был почти распахнут, а из-под атласа выпукло выделялись довольно-таки массивные груди, верхняя часть которых открыта так, что, даже увидев их лишь краешком глаз и тут же отведя взгляд, Сентиер все равно почувствовал, как к щекам приливает кровь.

– Рейтар, быстренько разденься и иди ко мне, – нетерпеливо приказала Екатерина. Видя нерешительность Сентиера, прикрикнула: – Ну!

Дальше все происходило, как во сне. Сначала Сентиер чуть не опозорился. И то сказать, какой-то темный чуваш в этом дворце, среди сказочного блеска и сама государыня-императрица… Но Екатерина, похоже, поняла его состояние и сама чисто по-бабьи помогла ему прийти в себя. Сентиер и после этого, хоть и смог приступить к мужским обязанностям, а возился долго, может, полчаса, а может и более, потому ждал, что Екатерина обругает его и, не дай бог, еще и накажет. Но та не то что возмутиться, даже похвалила рейтара. Постепенно Сентиер осмелел и с каждым подходом к государыне вел себя все решительнее. Чего уж теперь, или пан, или пропал! Под конец он так разошелся, что заставил императрицу охать и ахать вплоть до самого утра. Перед рассветом Екатерина даже поговорила с ним, расспросила о чувашах, поинтересовалась, все ли чувашские мужчины такие могучие.

– Ты, рейтар, не переживай и не думай чего плохого, – сказала она перед расставанием. – Я женщина вдовая. А близость с мужчиной мне нужна по необходимости. Ежели этого не происходит, я начинаю плохо соображать. Уж такой меня уродил Господь. А в эти дни мне приходится особенно напрягать мозги и принимать важнейшие государственные решения. Ты хоть ведаешь, что на юге на Россию опять напала Османская империя? И повод-то нашли смехотворный. Оказывается, отряд дружественных нам украинцев, преследуя гайдамаков, неожиданно для самого себя оказался у турецкого города Балта. Ну, заметив оплошность, тут же повернул обратно. Однако султан Османской империи Мустафа Третий раздул этот случай, как муху до размеров слона, и объявил нам войну, о чем мне сообщили буквально вчера. Сам понимаешь, в такой ситуации моя голова должна работать особенно четко. Потому и нужна мне мужская сила… – Императрица какое-то мгновение что-то подумала про себя и добавила: – А он, глупый, все чем-то недоволен. Ему бы размышлять, как положено государственному мужу, а он дает волю своей мужицкой ревности.

Сентиер, конечно, не мог знать, что эти слова относились вовсе не к графу Орлову, а к камергеру Потемкину. Не только какой-то рейтар из караула, даже приближенные императрицы все еще продолжали считать, что ее фаворитом является граф Орлов. Даже то, что государыня недавно одарила одноглазого Потемкина новым чином, позволяющим ему появляться в царском дворце в любое время, посчитали лишь ее временной блажью. Впрочем, Сентиер не мог в рассуждениях заходить столь далеко. Не его, рейтара, это дело. Потому он ничего не стал уточнять у императрицы, быстренько облачился в свой мундир и, стараясь быть незаметным, тихо вернулся на свой пост. И то, поди пойми, как надо держать себя в подобных случаях. Она же царица, самодержец всея Руси! Коль захочет, может извиваться под тобой, как змея, а коль вдруг окажется не в настроении, может тут же приказать отрубить тебе голову.

5

Несмотря на бессонную бурную ночь, Екатерина встала, как обычно, с утра пораньше. Удивительно, удовлетворение истомной сладостью, которую она получила от случайной близости с рейтаром, придала ей столько вдохновения, что она чувствовала себя свежо, словно беспробудно проспала целые сутки. Да уж, есть в этом рейтаре какая-то необъяснимая особенность мужской силы. И вообще он даже с виду необычный человек. На русских не похож, однако и азиатом его не назовешь. К мужскому делу приступает медленно. Видно, все же стесняется царицы. А потом постепенно возбуждается-возбуждается и начинает действовать так, что, кажется, из женского нежного тела вот-вот полетят искорки. А когда выстрелит, наконец, всю накопившуюся в нем энергию, резко обессиливает и становится, как и в начале, совершенно скромным мужиком. Может, это оттого, что он совершенно чист душой, а может, просто из-за страха кары за своеволие. Ах, знал бы он: сильному мужчине, вытворяющему с ней такое, вовсе не следует бояться Екатерины. До сих пор она не обидела ни одного любовника, с кем имела близость, расставалась с ними лишь с благодарностью. Простых офицеров произвела в дворян и подарила им имения, а дворянам доставались разные чины и почетные должности, да и вознаграждения тоже.