Сам Сентиер, конечно, и помыслить не мог, что сказочно богатый и влиятельный граф, один из властителей страны считал его своим соперником и строил в отношении него коварные планы. В карауле он больше вспоминал свою родную деревню Эбесь. Впрочем, там он, случается, бывает даже во сне. То, поднявшись на опоясывающую ее с северо-востока возвышенность, с любовью обозревает простирающуюся внизу в форме серпа деревню, то выкорчевывает деревья, пытаясь расширить свое поле. Еще часто спускается к роднику, что прямо в центре Главной улицы, чтобы напоить коня, а после и сам наклоняется к желобу и глотками пьет живительную влагу, от которой ломит зубы. А однажды Сентиер вспомнил игрище. Помнится, это случилось в Питрав, говоря по-русски – Петров день. Игрище традиционно происходит на лужайке между Эбесем и соседней деревней Хумри Ишек. И участвует в нем молодежь обоих селений. В тот раз на игрище он приметил несказанную красавицу из этой соседней деревни. И потерял душевный покой. Только, оказалось, напрасно. Прошло совсем немного времени, и осенью, после уборки урожая, в Хумри Ишеке прогремела свадьба. Приглянувшуюся Сентиеру красавицу родители выдали замуж за сына состоятельного и уважаемого человека из другого соседнего села Хурамал… И когда годом позже наступил черед выделить из Эбеся одного рекрута, Сентиер сам напросился в армию. Его, сироту, провожала вся деревня. Все желали ему добра, здоровья, счастливого возвращения через двадцать пять лет. И благодарили. Ведь ежегодно из каждых трехсот мужчин надо было отправить одного парня в армию. И неизвестно, кому бы на этот раз выпала тяжелая солдатская доля. А так ни одному родителю не пришлось переживать за своего отпрыска…
Жизнь солдата от него не зависит нисколечко, вся его судьба – в руках командиров. Еще недавно Сентиер служил в пехоте, и вдруг стал казаком. А теперь он рейтар лейб-гвардии. В основном охраняет задние ворота царского дворца. Остальное время почти полностью проходит в муштре.
Лейб-гвардии Преображенский полк располагался на окраине Санкт-Петербурга. Единственно приятное для глаз здесь – Охтинская слобода на противоположном берегу Невы. Но и там глинобитные дома стояли, словно прибитые к земле. Их невозможно даже сравнивать с улицей офицерских домов в гарнизоне. Она здесь просторная, по ночам освещается фонарями. А рейтарские казармы, окруженные гауптвахтой, церковью и госпиталем, кажутся такими же пришибленными, как и избы Охтинской слободы. В самом центре гарнизона – штабная палата и цейхгауз, ближе к Неве – полковые кузницы и мастерские. Оттуда целыми днями слышен перезвон молотков, иногда кажется, будто они в чем-то соревнуются между собой. Недалеко от кузниц и мастерских есть излюбленное место рейтаров. Там, рядом с прачечной, понастроено несколько помостов для полоскания белья. По воскресеньям свободные от наряда рейтары любили посидеть здесь с удочкой. А рыбы в реке – лови, не хочу! Иногда на крючки попадались даже довольно-таки крупные и жирные лососи. В такие дни скудную солдатскую пищу разнообразила замечательная уха.
Сентиер не большой охотник до рыбалки, потому, когда разрешает виц-вахмистр, выходит в город. Его особенно удивляет проспект, который тянется вдоль Невы. Кого только там не увидишь! И во что только не одеты люди! Не то, что жители чувашских городов, даже москвичи его столько не поражали.
Иногда, сопровождая в составе эскадрона кортеж императрицы, Сентиер попадает в такие дивные места, о каковых не мог бы мечтать даже во сне. Екатерина Вторая особенно часто выезжает в Ориенбаум. Там у нее есть свой сад, и она самолично до дотошности проверяет его содержание. Там же, в Китайском дворце, перед императрицей и ее свитой часто выступают лицедеи. Вельможи называют эти выступления спектаклями, а лицедеев – артистами. Однажды, находясь на посту у заднего входа в зал, Сентиер тоже краешком глаза посмотрел один такой спектакль. И в какой-то момент даже забыл, где и зачем он находится. Удивительно же, эти артисты ведут себя так естественно, будто и не играют вовсе, а живут на сцене… Опомнился Сентиер лишь тогда, когда подошедший сзади вахмистр довольно-таки чувствительно дал ему по шее ребром увесистой ладони.
А поездку с царицей в Зимний дворец Сентиер никогда не забудет. На этот раз ему пришлось постоянно быть рядом с ее шлафвагеном. Говоря проще, с самой большой каретой в кортеже, в которой ехала императрица. Хотя впереди колонны скакал всадник, зычным голосом предупреждающий прохожих быть осторожнее, иные зеваки настолько наглеют, что так и норовят подойти поближе к шлафвагену и заглянуть в окошко. Понять их любопытство можно. Только вдруг среди них окажеся злоумышленник. Потому Сентиер бестолковым прохожим не давал даже приблизиться к карете царицы, поворачивая коня туда-сюда, преграждал им путь, а особо непонятливых, нагнувшись, хватал за шиворот и просто отбрасывал в сторону. Работая таким образом в поте лица, он все же краешком глаза и сам посматривал в окошко кареты и заметил, что императрица тоже следит за ним. И Сентиер стал отгонять зевак еще жестче.
Такого удивительного, сказочного строения, как Зимний дворец, Сентиер больше нигде не видел, наверное, и не увидит. Еще когда проезжаешь под аркой на дворцовую площадь, душу охватывает какое-то непонятное чувство – то ли мощи, то ли красоты, а может, и то и другое разом. И оно долго не покидает тебя даже после того, как вновь окажешься за пределами дворца.
Когда кавалькада остановилась на площади, Екатерина подозвала «Циклопа» – так теперь звали Потемкина все – и велела отобрать для внутренней охраны десять самых сильных рейтаров. Особо напомнила, что среди них должен быть и Медведев.
Оказывается, дворец только снаружи казался тихим. На самом деле там жизнь кипела вовсю. Между тем воздвигнутый при Елизавете Петровне дворец внутри еще не был доделан, и Екатерина хотела быстрее завершить все работы. При этом она заставляла многое переделать на свой вкус, для чего пригласила известного французского архитектора Жана Деламота. Сейчас тут трудились не покладая рук многочисленные позолотчики, зеркальщики, паркетчики, штукатуры. Десятки работников обклеивали стены шпалерами, специально доставленными из Европы. Рядом корпели архангельские мастера резьбы по дереву. Екатерина особенно пристально следила за тем, как обустраивается зал под названием аудиенц-камера. Прямо рядом с ним располагалась ее большая опочивальня, в стыке с нею – «Светлый кабинет». Причем акустика в аудиенц-камере была так искусно устроена, что в «Светлом кабинете» было слышно все, что там говорилось, если бы даже люди беседовали шепотом. Для Екатерины это было очень важно, ведь она в этом аудиенц-зале частенько собирала дипломатов.
Главная забота Сентиера – безопасность императрицы. Потому он во дворце не мог рассматривать все подряд. Но по ходу заметил, что здесь весьма высокие окна, потому в аудиенц-зале было очень светло. Этот свет усиливался отражением от натертого до блеска дорогого паркета, так что прямо-таки слепил глаза. Бывает же такое: в помещении светло так же, как и на улице, а может, и ярче.
После поездки в Зимний дворец Сентиера в карауле начали ставить на внутренние посты. Это случилось в самое подходящее время. Наступила осень, а в Петербурге она не такая, как в чувашском крае. Вроде бы и не холодно, но промозгло, часто моросит дождь, постоянно дует пронизывающий ветер. Он нагоняет со стороны Невы влажного воздуха, который, попадая за шиворот, холодной змейкой обволакивает все тело. В такую погоду, постояв на посту у ворот с часок, начинаешь дрожать так, будто на улице рождественские морозы. Теперь же Сентиер в карауле внутри здания, в тепле. Тут он познакомился с истопником Лобановым, который приступает к работе в полночь. Человек он высокий, худощавый, но жилистый и, по всему, весьма сильный. Своими длинными ручищами он прихватывает такую охапку, что обычным людям втроем не унести. Когда поленница уложит в топки печей, Лобанов начинает разжигать их одну за другой. И вскоре во всех коридорах стоит глухая воркотня, доносящаяся из утроб голландок. Как раз к утру весь дворец наполняется приятным теплом. Сентиер и в этом простом, казалось бы, деле познал нечто новое для себя. Оказывается, каждая печь обогревает сразу несколько комнат. Как объяснил Лобанов, от топок туда тянутся воздухопроводы, которые и нагревают кирпичные стены, следовательно, и помещения. Когда все печки затоплены, Лобанов устраивается у зева одной из них, что ближе к входным дверям, и начинает караульному рассказывать всякие новости. Сентиеру на посту разговаривать не положено, но слушать-то можно. Так что он, хоть и плохо знает город, а с помощью Лобановского всегда в курсе событий, происходящих в нем.
