Упоминание имени графини произвело на Войцеховского очень сильное впечатление. Когда-то он знал ее лично. Она ухаживала за ним после очередного ранения. Эту кроткую и безмерно добрую женщину Сергей Николаевич буквально боготворил. И вот теперь дорогие ей вещи валяются под ногами, лежат в самом непотребном виде.
Впечатленные увиденным, они поднялись в квартиру Аничкова. Там долго не хотели открывать, но в конце концов вынуждены были уступить настойчивости пришедших.
В комнатах царил полный беспорядок: обои замазаны грязью, мебель поцарапана, диванная обивка надрезана, на кухне чадил кирогаз. И посреди всей этой разрухи – небритый мужик в трусах и растянутой майке:
– Чего надо? Пошли вон!..
Через минуту в том же одеянии: в одних трусах он оказался на улице перед закрытой дверью. Увы, не удалось на этот раз разбогатеть коммунисту.
– Ничего, Сергей Николаевич, дом я быстро приведу в порядок. Еще приглашу вас на новоселье!..
Четверть часа спустя они уже сидели в той же чайной, которую совсем недавно Владимир Петрович выбрал в качестве импровизированного зала ожидания. Войцеховскому нужно было успокоиться – возвращаться на службу во взвинченном состоянии он не мог.
– Откуда взялись эти гнусные хари?
– Они были всегда, есть и всегда будут. Когда-то большевистский вождь, ученостью которого они так гордятся, сделал исключительно важное открытие, которому сам не придал должного значения. Он заметил, что различия между феодальным и рабовладельческим способами эксплуатации заключаются в том, что в первом случае работник сам кормит и себя, и своего хозяина, а во втором – хозяин забирает все, а потом «от щедрот своих» швыряет подачки тому, кто на него работает.
Это замечание принципиально важно, ибо иных вариантов эксплуатации просто не существует, т. к. перед нами – лишь два субъекта взаимодействия и, если исключить абсурдный вариант, при котором работник эксплуатирует своего хозяина, только два возможных типа взаимоотношения между ними. Ничего другого быть не может! Все остальные «-измы» – от Лукавого! Нет никакого капитализма, никакого социализма. Не будет и коммунизма. А будут только рабство и феодализм, чередующиеся друг с другом.
Нынешние рабочие, да и все те, кто работает по найму, ни кто иные, как рабы. Этому учит коммунистическая теория – ведь они не имеют ничего своего, и только получают заработную плату или денежное довольствие.
– Но кто же тогда «не рабы»?
– Повторюсь: те, кто кормит себя сам. Все те, доход которых зависит исключительно от результатов их труда. Они проявляют инициативу, конкурируют друг с другом, а ради этого изобретают что-то новое. Они рискуют, могут потерять все, но при этом мечтают сорвать хороший куш. Согласитесь, это справедливо. Разумеется, чтобы чувствовать себя уверенно, они обзаводятся собственностью, которую стараются использовать максимально эффективно. И если рабы ее отберут, что и происходит теперь повсеместно, то им не остается ничего, как просто ее уничтожить. Собственность не совместима с их рабским статусом, который они так боятся потерять.
– Но почему же боятся? Кому приятно быть рабом?
– Свободным быть трудно. Нужно самостоятельно думать, делать, порой, не простой выбор, рискуя ошибиться. Нужно постоянно быть ответственным перед самим собой. Все это ой как не просто. И от подобной тягости человек старается поскорее избавиться. Рабу в этом отношении во много раз проще: перевали груз ответственности на хозяина и живи, как у Христа за пазухой, не рыпайся, и делай, что тебе говорят.
– Мне кажется немаловажным и тот факт, что раб кормится с рук хозяина и другого источника существования для себя не мыслит. Сколь бы ни была скудна подачка, раб будет бесконечно рад ей. Он не будет ничего для себя требовать, а только вымаливать. Помните, у Некрасова:
У бурмистра Власа бабушка Ненила
Починить избенку лесу попросила.
Отвечал: нет лесу, и не жди – не будет!
«Вот приедет барин – барин нас рассудит,
Барин сам увидит, что плоха избушка,
И велит дать лесу», – думает старушка.
– И любовь в доброго царя – все оттуда же: «царь хорош, но только не ведает о чаяниях народа». Стоит подать ему челобитную, и он все исправит самым чудесным образом.
– Действительно, так могут рассуждать только рабы. Свободному же человеку не до этих бредней. Ему нужно соображать, «крутиться», предпринимать что-то, пока он не добьется желаемого для себя результата.
– Именно на создании очереди из тех, кто стоит с протянутой рукой и построена вся общественная модель рабского общества, которое сейчас модно называть «социальным». Социализм, к построению которого призывают большевики – венец такой конструкции. Социализм и свобода органически не совместимы, они не могут существовать друг с другом. Нужно выбирать или одно, или другое… Увы, мы, россияне, похоже, делаем выбор в пользу рабства. Не все конечно, а только городское большинство, которое и так находится в рабском состоянии. Припомните мои слова: большевики еще расправятся с крестьянством, которое, по мнению их теоретика, является оплотом феодализма, самостоятельно кормящим и себя, и своего хозяина, а значит, являющимся непримиримым врагом рабства и его порождения – социализма.
– Да, большевики не случайно провозгласили диктатуру пролетариата, которому «нечего терять, кроме своих цепей». И если бы они не чувствовали себя рабами, то не твердили бы свою бесконечную мантру: «Рабы – не мы, мы – не рабы»!
– Рабы – особая категория. Им нечего ждать, а прилагать дополнительные усилия – непозволительная роскошь. Они живут сегодняшним днем, а завтра для них никогда не наступит. «Все забрать, да и поделить», – вот идеал их программы.
Но кто такие «хозяева»? Это те, кто берет на себя бремя принятия решений за других, от чего спешат избавиться рабы. Буржуям рабы не нужны. Они живут в другом мире. Им нужны те, кто будет кормить и себя, и их, то есть люди свободные, рискующие, принимающие самостоятельные решения. Капиталисты не нуждаются в слепом подчинении толпы, они тоже не хотят возлагать на себя заботы по принятию решений. Жаждут этого одни комиссары. Вот они и являются новыми хозяевами, новыми рабовладельцами. Куда до них прежним «властителям жизни». Власть денег – ничто в сравнении со властью власти.
– Пока благосостояние общества растет, рабы чувствуют себя спокойно. Но когда в результате каких-то обстоятельств экономическое развитие замедляется (заметьте: только замедляется) и благополучие рабов оказывается под угрозой, они выходят на улицы. Всякая революция – есть восстание рабов! И не надо впадать в манию величия, смакуя знаменитую фразу: «Русский бунт – бессмысленный и беспощадный». Таковым является любая революция в любой стране мира43.
Первый бал
Екатеринбург, июль 1918 г.
Последнее июльское воскресенье 1918 года выдалось по-настоящему жарким. Накануне ночью прохладе не удалось заявить свои права, и поэтому даже утром было душно. На небе – ни облачка. Сама природа ласкала людей, освобождавшихся от оцепенения предыдущих месяцев.
В городском саду играл духовой оркестр. По аллеям прохаживались дамы в нарядных платьях, сопровождаемые галантными кавалерами. Семейства чинно шествовали по мостовым, время от времени раскланиваясь со знакомыми. Казалось, весь город вышел навстречу теплу и свету. Никто не хотел оставаться в одиночестве в такой день всеобщего благоденствия. Жизнь снова возвращалась в свою колею.
Нынче вечером должен был состояться бал, который общественность города давала в честь своих освободителей…
Таких масштабных торжеств в Екатеринбурге давно не случалось. А так хотелось организовать все наилучшим образом! Существенным образом усложняло подготовку то обстоятельство, что рестораны и кофейни уходящими большевиками были разграблены подчистую, а имеющийся запас продуктов оказывался весьма ограниченным. И поэтому был брошен клич, чтобы каждый поделился тем, чем богат. Стол собирали всем миром. И никто из тех, кто составлял городскую элиту, не остался в стороне. Впрочем, инициатива поддерживалась самым решительным образом: если кто-то захочет, то он сможет у себя дома принять знакомых офицеров, открыв свои двери для всех желающих.
